– Через три месяца зимняя. Поедем? Коур и Бёрре обещают достать бесплатные пригласительные. И Улав там точно будет, – стараясь отвлечься от боли, быстро заговорил Эйнар.

– Поедем. Всё равно в универе каникулы будут. Можно домик снять и с Бёрре на лыжах погонять, он хвастал, что раньше с трамплина прыгал.

– Ага, – Эйн кивнул и шмыгнул носом.

Дождь то мелко накрапывал, то поливал их холодным душем, и на скалистых подъёмах журчали стекающие вниз ручейки. Ларс зябко подёрнул плечами и притянул к себе омегу. Тот всегда был горячий, и с ним было тепло. А ещё он сладко пах клубникой. Спелыми крупными ягодами, которые очень хотелось надкусить. На Эйна из-за этого запаха многие заглядывались, и фигура у него была отличная – высокий, стройный, с сухими мышцами, он на раз мог увлечь любого. Но Эйнар носил метку своего истинного и надеялся, что тот очнётся. Только в течки позволял себе расслабиться и договаривался с кем-нибудь на секс без обязательств. Желающих помочь было много, но он выбирал тех, в ком был уверен, кто точно не будет потом рассчитывать на что-то большее.

От клубничного запаха и тепла омеги тут же потянуло в сон. Ларс бы с радостью завернул их сейчас в тёплый непромокаемый плед и завалился спать. Но Эйн вскоре стал подмерзать и заставил ехать назад. Спуск показался ещё сложнее, и Ларс сам чуть не навернулся на каком-то камне. К подножью они спустились только к трём ночи, не меньше половины участников ещё крутилось на горе, но остальные, зарядившись положительной энергией после гонки, отправились к Магнару Йенсену.

Ларс чувствовал себя уставшим, но, распрощавшись с другом, помчался на вечеринку, не обращая внимания на тяжесть в мышцах и не думая, что завтра с утра надо будет идти на учёбу. Влюблённость отключала мозги и нередко толкала на глупости, но Ларс никогда этого не замечал, не успевал обдумать свои поступки и мотивы, просто делал как на духу, а потом расплачивался за ошибки. Брат ему часто говорил, что кто ничего не делает, тот не ошибается, но порой Ларсу казалось, что он промахивается, даже если сидит неподвижно с опущенными руками.

Дом у Магнара располагался всё на той же Е6, только значительно ближе к городу. На огромной парковке рядом с трёхэтажным особняком расположились три десятка мотоциклов, и Ларс оставил свой рядом с узнаваемыми машинками Коура и Бёрре. Музыка из дома была слышна ещё на трассе, хорошо, что располагался он удалённо, и никто из местных не мог пожаловаться на шум.

Дом Магнару достался от папы – тот был успешным пластическим хирургом, занимался косметологией, но в сорок пять умер от передозировки, после того, как его бросил очередной любовник. Магнару тогда было около двадцати, и он, получив в наследство и имущество, и компанию, стал кутить и транжирить честно заработанные родителем деньги. Очнулся через пару лет, когда за попытку трахнуть какого-то малолетнего омегу чуть не попал в тюрьму. Взялся за ум и открыл несколько пабов для байкеров, а также большой магазин, где можно было купить и хорошую машинку, и запчасти для неё. Дело оказалось прибыльным, да и Магнар, достаточно общительный, заводила и кутила, привлекал к себе внимание.

Ларс Магнара не любил. Было что-то в его слащавой улыбке подлое, ненастоящее, вызывающее брезгливое отвращение. Да и годы пьянок и веселья сделали его фигуру огромной, неповоротливой; лицо – обвисшим, руки липкими и толстыми. На своём дорогущем чоппере он смотрелся настоящим байкером из прошлого века. Не хватало только бороды до колен и шлема с рогами.

– Добрался? Пива? – к Ларсу подошли двое ребят из его университета и вручили объёмную кружку. – Слышал, Кристофер взял первое место? Хонда выплатила ему сто штук, он почти на всё накупил выпивки для вечеринки!

Ребята продолжали сплетничать и смеяться, Ларс сделал пару глотков и, извинившись, двинулся в сторону дома. Хотелось стянуть с себя пропахшую грязью куртку и сапоги, но в доме все ходили в уличной одежде, так что, только оказавшись в помещении, Ларс понял, почему студенты предпочитают стоять на улице – всё пропахло влажной одеждой, потом и сексом. Магнар и его компания никогда нравственностью не отличались, так что наверняка в доме тусовалась пара шлюх.

Знакомых было до неприличия много, Ларс только и успевал, что улыбался и пожимал руки подходящим товарищам – кому-то действительно был рад, а с остальными придерживался нейтралитета и не хотел портить отношения. В шумной толпе так и не смог отыскать Улава и стал спрашивать о нём. Выпившие байкеры и студенты указывали ему-то в одну то в другую сторону, пока Ларс не забрёл на второй этаж и кто-то указал ему на мансарду.

Ещё не заходя в последнюю комнату рядом с крышей и отрытым балконом, Ларс понял, что идти туда не хочет. Весь коридор пропах сексом и сладким яблочным сиропом. От него начало крутить желудок, и разнообразная выпивка попросилась наружу. Но он зачем-то заставил себя подойти и нажать на ручку двери. К ещё большему огорчению, она поддалась и бесшумно приоткрылась.

Картинка была омерзительной, но Ларс успел увидеть и Улава и обоих Торсенов, таранящих его тело с двух сторон. Ларс даже двери закрывать не стал, развернулся и в оглоушенном состоянии вернулся к веселящимся. Хотелось напиться, чтобы смыть с себя прилипчивый запах и увиденное. А ещё вычеркнуть из сердца эту ненормальную болезненную влюблённость, что мучила его третий год. Неправильное сердце, неподчиняющееся, бесконтрольное, требовало вернуться туда на второй этаж, порвать Торсенов голыми руками и забрать омегу себе. Ларс даже не сомневался, что справится, что сил и навыков хватит, чтобы завалить двух достаточно массивных братьев. Но вместо того чтобы действовать, он взял бутылку чего-то крепкого и засел на диван между двумя болтливыми омегами.

Через полчаса мысли стали напоминать подсохшее желе. В голове застыла безмолвная картинка и твёрдая уверенность, что Улав – очередная шлюха, как и все омеги. Поутру все эти мысли, несомненно, выветрятся, но сейчас сердце ныло, а кровь в венах смешалась с алкоголем.

– Эй, Ларс, – кто-то вывел его из транса, и он неуверенно поднял затуманенный взгляд, – где твой дружок Эйнар?

Напротив него стоял хозяин дома, и пьян он был не меньше, чем все его гости.

– Уехал, – неопределённо махнул рукой Ларс.

– Динамит меня, заноза, – хохотнул Магнар, а Ларс неприятно поморщился, вспоминая, что и лучший друг тоже омега и такая же шлюха, как и все.

– В течку к нему подходи. Он никому в течку не отказывает, – буркнул он и попытался принять ровное положение на диване. Магнар куда-то исчез, как и омеги, что подпирали его с обеих сторон, зато взгляд зацепился за крутящегося напротив Улава. Он смеялся, запрокидывая голову, и прижимался бедром к Кристоферу, а тот сжимал ему ягодицы и время от времени наклонялся к мягким, пошло приоткрытым губам.

Ларс дотянулся рукой до стоящей рядом бутылки и хлебнул из горла. Поднялся, пошатываясь, вышел во двор и направился к своему байку. Хотелось убраться отсюда поскорее, выдавить из себя мерзкое чувство своей неполноценности и отвращение к человеку, к которому так бездумно прикипело сердце. Ненависть к себе разъедала, как водка желудок, тянуло проблеваться и орать благим матом. И Ларс, не сдерживаясь, оставил выпитое в ближайших кустах, а потом, натянув шлем и выкручивая газ, орал, срывая глотку.

Если есть что-то непростительное на свете, так это неумение прощать.

Страхи царя Соломона. Эмиль Ажар

Можно ли простить измену самому близкому и дорогому человеку? Можно ли понять её, принять и жить с этим, как с должным?

Эйнар сидел рядом с неподвижным телом и заставлял себя смотреть на его осунувшееся посеревшее лицо. Сверре казался мёртвым. Высохшим трупом на белых больничных простынях, и лишь мерное попискивание приборов напоминало Эйнару, что нет, его истинный ещё жив. Ещё немного, но жив…