По выражению папиного лица я догадалась, что папа понял, о чем я говорила.

– Мы с твоей мамой очень хотим, чтобы ты была счастлива, – сказал он.

Ну и ну. Я уже привыкла к тому, что мама постоянно меня опекает, а теперь еще и папа?

– Вот в чем дело, пап, – сказала я. – Вы не можете переживать вдвоем, потому что это уже совсем перебор. Вспомни, когда на крыше скапливается слишком много снега, тебе приходится лезть наверх, чтобы почистить ее. Так уж вышло, что мама очень беспокойная, потому что по-другому она не умеет. Значит, тебе, наоборот, нужно быть спокойным человеком, который не переживает по любому поводу.

– Я попробую, – сказал он. – Можно теперь я закончу свой рассказ?

Я пожала плечами и он продолжил.

– Однажды по пути из школы домой я встретился со Стиви Притчетом, он шел навстречу мне. По выражению его лица было понятно, что ему не терпелось сказать что-то очень обидное. Но вместо того, чтобы как обычно развернуться или перейти на другую сторону дороги, я залез в карман и достал оттуда пакетик «Ригли».

– Что такое «Ригли»? – спросила я.

– Что-то типа жвачки.

– Почему она называется «Ригли»?

– Это неважно, – сказал он. – Короче, у меня осталась всего одна жвачка в упаковке. Я протянул ее Стиви и спросил, не хочет ли он. Он довольно удивился, но жвачку взял, поблагодарил меня и пошел дальше.

– Дай-ка угадаю. После этого ты и Стиви Притчетт стали лучшими друзьями?

– Может и не лучшими, но мы точно подружились, – сказал он.

– А где он сейчас? – спросила я.

– Не знаю точно. Его семья уехала из города после школьного выпускного, и мы потеряли связь друг с другом.

– Вот будет смешно, если Стиви Притчетт стал стоматологом! – сказала я.

– А? – папа наклонил голову.

– Ну он же говорил, что у тебя кривые зубы, – объяснила я. – Понял?

Не успел он ответить, как я почувствовала жесткий рывок, и кончик моей удочки опустился так низко, что я подумала, что она вот-вот сломается. Я знала, что нужно делать. Я вытянула руки и потянула удочку вверх и в сторону, чтобы вытащить крючок из воды.

– Умница, Рори! – закричал папа, доставая сачок. – Теперь мягко и медленно наматывай. Кажется, тебе попалась крупная рыбка!

Рыба уверенно боролась, но я не торопилась и ждала, когда она устанет, чтобы ее было легче опустить в сачок. Когда она была уже достаточно близко, папа наклонился за борт лодки и подхватил ее.

– Что это? – спросила я, морща нос от этой отвратительной коричневой штуки, что барахталась и вертелась в сачке.

– Сом, – ответил мне папа. – Думаю, килограмма на два потянет, а может даже на три.

Бяка был в таком восторге, что чуть было не опрокинул нас, пытаясь добраться до рыбы, чтобы понюхать ее.

– Что это за толстые штуки, что торчат у нее из морды? – спросила я.

– Усы, – ответил папа. – Не бойся. Это плавники, но их лучше не трогать. Они очень острые, особенно тот, что прямо за его головой.

– Как ты понял, что это он, а не она? – спросила я. – Из-за усов?

– Нет, у всех сомов есть усы. Только у самцов голова больше, а тело у них узкое.

К несчастью, сом проглотил крючок, поэтому папе пришлось вытаскивать его плоскогубцами. Я не знала, что рыба умеет разговаривать. Он громко возражал, издавая какой-то ужасный отрывистый звук, пока папа доставал из него крючок. Потом он выбросил рыбу обратно в воду. К тому моменту Бяка был так взволнован, что я думала, он прыгнет за рыбой в воду.

– Успокойся, парень, – сказала я, взяв его за ошейник и оттаскивая его от края лодки. – Ты что, забыл, что ты больше не щенок?

Мы не знали точно, сколько было лет Бяке. Ему уже точно должно было быть девять лет, потому что когда мы взяли его, мне было три. Это было накануне Рождества. Мой папа уже собирался уезжать с полицейской станции, как какой-то человек привел бродягу. Он сказал, что нашел его на Трассе 52. У собаки не было ошейника и медальона с информацией о владельце, и так как в приюте для животных на Рок Хилл никто не поднимал трубку, мой папа решил, что ничего другого не остается, кроме как забрать собаку домой.

– Бяка! – произнесла я, увидев эту собаку.

Моя мама опешила.

– Рой, ты это слышал? – закричала она. – Она почти сказала собака'. Аврора, скажи собака. Скажи собака.

– Бяка! – снова повторила я.

Многие дети в возрасте трех лет говорили уже целыми предложениями, но я всему училась медленнее остальных.

– Бяка! Бяка! Бяка! – кричала я, а моя мама радостно хлопала в ладоши.

Имя привязалось, и никто не вызвался поменять его. Бяка стал официальным членом семьи Франклинов. Ему не разрешалось спать на мебели, поэтому он спал на тряпичном коврике на кухне. Когда мои родители ложились спать, я часто прокрадывалась из своей комнаты, чтобы полежать с ним за компанию. Утром моя мама заходила на кухню, а мы с Бякой крепко спали на коврике в обнимку, свернувшись калачиком.

Я понятия не имела, чем занимался Бяка весь день, пока я была в школе, но он всегда ждал меня возле двери, когда я приходила домой. Жаль, что нельзя было приводить его с собой в школу. Ему бы понравилась столовая. Люди там всегда роняют что-то на пол. Кроме того, он бы составлял мне компанию. Бяка всегда понимал меня, а я его. Он не волновался, достаточно ли у меня друзей и никогда не докучал мне, что я не нанесла солнцезащитный крем. А я не ругалась на него за то, что он катался в чем-то липком или чуть не перевернул нашу лодку, пока мы рыбачили.

Ужасный старый сом – единственное, что мы поймали тем утром в озере Барлетт, но мне было все равно. Мне было радостно просто потому, что рядом со мной был Бяка и я могла провести немного времени наедине с папой. Обычно он уходил на работу, когда я еще спала, а приходил, когда я уже спала. Мне было легко общаться с ним, и нам нравилось смешить друг друга. Когда мы закончили рыбачить, мы затащили лодку на берег и заправили весла внутрь, прямо как моя мама заправляет внутрь кончики крыльев индейки, чтобы они не пересохли во время запекания. Папа бросил якорь – старая банка кофе «Максвелл Хаус», наполненная цементом – прямо на землю и накрыл лодку выцветшим синим брезентом.

– Он лежит неровно, – сказала я, показывая пальцем на уголок брезента, что висел немного дальше от края лодки, чем остальные.

– Достаточно? – спросил папа, подтянув его.

Я кивнула и стукнула по кончику моего носа один, два, три раза.

– Пап, если я задам тебе вопрос, ты обещаешь дать на него честный ответ? – сказала я, когда мы загружали всякие штуки в кузов пикапа. – Это была мамина идея рассказать мне историю про Стиви Притчета?

Папа повесил голову.

– Возможно, – сказал он застенчиво.

– Я так и знала!

– Она переживала, что ты можешь расстроиться, когда узнаешь, что Линдси не позвала тебя на вечеринку.

– Но она позвала, – ответила я.

– Я знаю. Может, в следующий раз ты пойдешь. Самый простой способ, чтобы подружиться – вести себя как друг.

– Как ты и Стиви Притчетт? – сказала я.

– Как я и Стиви Притчетт, – согласился он.

– Давай как-нибудь повторим, малышка? – сказал папа несколько минут спустя, как мы залезли обратно в пикап.

– Хорошо, – сказала я. – Вместе с Бякой, так ведь? Ты должен признать, он был хорошим мальчиком. Правда, Бякочка?

Я потрепала его по его гладкой черной морде, а он закрыл глаза от удовольствия. Те, кто говорят, что собаки не умеют улыбаться, не знают, о чем они говорят.

По пути домой мы включили радио на полную громкость и подпевали так громко, как только могли. Мы придумывали смешные слова к песням, которые мы не знали. Бяка лежал на сиденье между нами и мирно посапывал.

Я до одури любила эту собаку. Он был моим лучшим другом. Я даже не могла представить, каким бы был мир, если бы его не было рядом.

Утром понедельника Линдси Тоффл, вальсируя, зашла в класс. У нее на руке был серебряный браслет с подвесками, который подарила ей ее бабушка на день рождения. Он был куплен в каком-то модном ювелирном магазине в Нью-Йорке, и Линдси не переставая хвасталась, как дорого он должен был стоить.