— Моя госпожа.

Уилл весело фыркнул носом, не размыкая губ, следом сказал:

— Что ты там делал?

Смерть повёл бровями, не до конца понимая.

— У борделя на Сауз-Президент-Стрит. Фрэдди…

Танатос утробно выдохнул, усмиряя раздражение, и непроизвольно сжал кулаки.

Уилл терпеливо смотрел за тем, как смерть борется с сожалением и исполнительностью. Исполнительность перед волей Гадеса и Персефоны победила сожаление о том, что купидон не полощется, как страстно хотелось Танатосу, во Флегетоне. Наконец смерть ответил:

— Вообще-то, меня никто не должен был видеть у борделя: ни бог, ни человек, ни исчадие. Я был очень осторожен.

— Выходит, что не совсем, потому что Фрэдди тебя видела. И не раз. Ты что, и в самом деле влюблён в солнце?

— Нет, — с неким сожалением качнул головою Танатос, — ночь и мрак породили меня с металлическим сердцем. Я не могу чувствовать, а тем более любовь. Просто Гелиос красивая. Красивее всего, что можно вообразить.

— То есть она для тебя «не мрак» и ты находишь это красивым? — уточнил Уилл.

— Да, — согласился Танатос.

— А ты бы… хотел уметь чувствовать?

— Нельзя родиться дважды. Со мною это уже случилось, и я рождён с сердцем из…

— …металла, я помню, — нетерпеливо качнулся от забора Уилл и снова подтянулся ближе. А потом, абсолютно сам не разбираясь до конца, что это на него нашло, вытянул голую руку и ухватил смерть за шею, над ключицей, стараясь вцепиться выпущенными когтями в не защищённую бронёю кожу. Потянул рывком к себе.

Танатос, опешивший донельзя и помнящий, что Персефона Уилла Грэма неприкосновенна, не посмел хоть как-то пресечь странный её порыв. Качнулся навстречу и понял, что та, прижавшись ртом, разжала губами уже его губы и выдохнула. Вдох её врезался смерти в нёбо, мгновенно проскользнул в горло и когтисто свернулся у металлической сердцевины, выжидая и затаясь.

Уилл выпустил и смерть, и забор, отходя.

Танатос, освободившись, тут же пропал.

Ухватив сам себя за ухо и растерев то пальцами, Уилл пришёл к мысли, что стоит просто подождать.

А Ганнибал и в самом деле был там, где Уилл предполагал его найти. Поэтому он подошёл к нему со спины, обнял по груди и за талию, чувствуя под ладонями шёлковый кашемир домашнего тонкого пуловера, прижался и удовлетворённо выдохнул. От вчерашнего настроения не осталось и следа.

— Привет, — сказал Уилл, прижимаясь губами к лопатке Ганнибала. — Я так голоден, что могу грызть камни.

— Очень гиперболизированно, — откликнулся Ганнибал, за запястье стаскивая Уилла под глаза. — Мир?

— Я подумал, что он нам необходим. И решил начать с себя. Потому что тот, кто первым идёт навстречу, всегда мудрее.

Ганнибал отвернулся и облизнулся в улыбке:

— Какая очаровательная женская черта: сдаться, но при этом самоутвердиться. Ты же не дал мне шанса пойти навстречу первым.

— А ты хотел?

Ганнибал сделал движение головой и глазами вверх и за спину, намекая на накрытую к завтраку кухонную стойку.

Уилл выглянул из-за его плеча и снова вернулся:

— Эклеры.

— Да.

— С масляным кремом.

— Да.

— Ты грязно играешь.

— Только когда на карту поставлено всё.

Уилл, как совсем недавно, хмыкнул смешком, выбрался из рук и уселся, ставя всю тарелку с пирожными только перед собою. От него не укрылось, как Ганнибал обсматривал его лицо, но есть хотелось сильнее, чем договариваться о допустимом. Поэтому Уилл ел, а Ганнибал на него смотрел.

— Я хотел пригласить тебя любоваться Флегетоном. Водопад представляет собою захватывающее зрелище.

— Пикник? — уточнил Уилл, стараясь пить из чашки так, чтобы сёрпать, но негромко, хотя эклеры мешали.

— Если угодно.

— Когда?

— Я закончу приём рано, до четырёх часов. Сегодня?

— Хорошо, — согласился Уилл и всё же сёрпнул. Громко.

========== 12 ==========

Он успел разобраться с матрицами к тому времени, как смартфон ожил и показал неопределившийся номер.

— Да? — спросил Уилл.

— Эй, детка, что сейчас было…

— Фрэдди, — понял Уилл. Значит, свой номер он ей всё же успел оставить, хотя такого не помнил.

— Конечно это я. Кто ещё тебе может звонить? Или ты завёл дружка на стороне?

— Что сейчас было? — улыбнулся Уилл.

— Ну, не сейчас, а около полудня. Но оторваться я смогла только теперь и сразу же позвонила тебе. Короче, это ваше смертоносное недружелюбное мудло…

— Его зовут Танатос.

— Этот ваш Танатос двинулся.

— Фрэдди, — Уилл встал и пошёл к окну, выглянул на улицу.

— Я серьёзно тебе говорю. Заявился в бордель, где работает Гелиос, и сжёг её постоянного клиента.

Уилл не смог ответить, потому что даже забыл, как дышать. Когда вспомнил, выдавил:

— Как сжёг?

— Как там у вас водится, полагаю: синим пламенем преисподней. Хотя склоняюсь к тому, что это всё же были спички и газолин. Бедный доктор Чилтон, как он пылал. Всё равно что твой олимпийский факел.

— Доктор Фрэдерик Чилтон? — не поверил Уилл.

— Да, ты же должен его знать. Они с твоим папочкой коллеги.

— Ганнибал мне не папочка, — развернулся от окна Уилл и дошёл обратно до стола, принявшись собирать тетради и карандаши.

Фрэдерика, захваченная впечатлениями, спорить не стала, а продолжила:

— У тебя есть предположения, что дало Танатосу в голову?

«Чувство ревности», — сказал сам себе Уилл, но вслух не признался.

— Ты молчишь, — притаилась Фрэдерика на том конце трубки. — Ты молчишь, значит, ты знаешь, в чём дело.

— Я не знаю, — закатил глаза Уилл.

— Я это слышу, — оборвала его купидон.

— Слышишь, как я закатываю глаза на расстоянии?

— Ничего сложного. Говори мне.

— Я, похоже, вырастил ему живое сердце, — нехотя и опасаясь, признался Уилл.

— Ты шутишь, — притихла Фрэдерика.

— Я не уверен.

— Что значит ты «вырастил ему сердце»? Слой за слоем как на чёртовом принтере в лаборатории?

— Нет. Своим намерением.

— Детка, но зачем?

— Я подумал, он должен испытать это: чувства и всё, что с теми связано. Чувствовать — это здорово.

— Уилл, это юношеский максимализм, а ты дал маху. Нет, это невероятно, что ты так можешь. Типа твоя Персефона и её божественная способность наделять импульсом жизни что только ей в голову взбредёт. Но, послушай, я же ещё не закончила. Не всё тебе рассказала.

— Что ещё? И, вообще, ты сама что делала на Сауз-Президент-Стрит? — подобрался Уилл.

Фрэдерика барашково примолкла.

— Фрэдди, — настаивал Уилл.

— Ох, ну я просто кое о чём умолчала. Короче, это бывают не только кошки и старые девы. Иногда…

— Фрэдди, — пристыдил её Уилл, снова доходя до окна и снова осматривая улицу.

Фрэдерика заклокотала в выдохе, но пошла на уступку.

— Чаще чем иногда. Я заставляю клиентов влюбляться в шлюх. Это… Весело?

— Это подло.

— Ну пусть так. Уилл, вернёмся к нашим баранам. Не только доктор Чилтон пострадал. Вместе с ним к хуям сгорел весь бордель. Три пожарные машины, три бригады из десяти пожарных, четыре объятых пламенем этажа, — медленно произносила Фрэдерика, стараясь оставаться точной. — Боюсь, что когда твой папочка узнает…

— Он мне не папочка, — раздражённо ответил Уилл, развернувшись в очередной раз, и увидел Ганнибала, что, похоже, уже некоторое время стоял в дверях и слушал его разговор с купидоном. — Фрэдди, мне пора.

Он положил трубку и убрал смартфон в джинсы.

— Полагаю, ты уже догадываешься, о чём я хочу тебя спросить? — сказал Ганнибал.

***

Флегетон был рекой мрачного царства. Так он звался. Но от реки в том были всего лишь определение и поточность. Он вилял в русле, низвергался водопадом и далее вился на тёмном плато, словно южноамериканская Амазонка. Низкие берега расплывались в горячем дрожащем воздухе, а плеск волн был не чем иным, как треском кострового пламени, что в масштабах бесконечных речных миль и водопада превращался в гул лесного пожара.