Брук видел, как Сэндхилл вывели за ними с парковки клиники «рэнжровер вог».

«Кстати, о пижонских автомобилях. Это что, точно такой, как в гараже Джереми Кларксона*?» — попытался разглядеть в боковое зеркало, а потом в зеркало заднего обзора внедорожник миледи Дайан.

«Да. Я хотел такой, но Валери и Сесиль ушло меня обошли», — кивнул Сойер.

«Мне бы понравился», — вздохнул Дайан.

«Я знаю», — как обычно откликнулся Джон.

Дайан беспомощно хмыкнул.

«Чего ты вообще не можешь знать?»

«Всё могу», — заявил Сойер, оборачиваясь. И едва улыбнулся, давая понять, что осознаёт всю патетику своих слов.

«Всё», — кивнул Дайан, отворачиваясь к дороге.

«Дома поговорим», — поставил точку Джон.

Припарковавшись у «Голубого пальто» и заняв половину тротуара, Джон сказал:

— Попрощайся с детьми здесь. Там что-то с Котом. Боюсь, их заберут, как только зайдёшь в дом.

— Это мои дети. Я могу передумать и не отдавать их, — возмутился Дайан, шире раскрывая глаза.

— Кстати, они и мои, — так же раскрыл глаза Джон, — но я думал, у тебя несколько иные планы на ближайшее время?

Дайан почувствовал себя загнанным в угол, тем более что Джон смотрел, не отводя прозрачных холодных глаз. Брук попытался сглотнуть как можно незаметнее и потребовал:

— Подай мне корзину.

Джон вытянул руку и медленно вынул переносную корзину с Элизой и Риганом.

Те не спали, а таращились на Дайана точно такими же прозрачными глазами, какими только что смотрел Джон.

— Это, вообще, правда, что их выносил я? Ни одной моей черты. Их словно подбросили мне в родильном, — нахмурился он.

— Давай попробуем ещё раз, — пожал плечом Сойер, — или ещё раз. Во всяком случае, пока не родится черноглазый…

— Джон, ещё слово, — и я за себя не отвечаю, — прошипел Дайан.

Джон коротко облизнулся и положил ладонь на маленькую Элизу. Та пошевелилась всем телом под рукой отца, скосила глаза и едва-едва улыбнулась, открыв мелкие зубы.

Джон расплылся в ответной улыбке и пальцем погладил маленький розовый нос.

Элиза, потеряв интерес, отвернулась.

Дайан, неожиданно расслабившийся, наблюдая за мужем и дочерью, тоже провёл пальцем по щеке Элизы. Она мгновенно среагировала и заискала его тепла, пытаясь поймать губами горячий палец.

— Она что, собирается меня укусить? — опешил Дайан.

Джон пожал плечом:

— Ничего странного. Ты горячий и сладкий. Я вот тоже хочу. Всегда.

Мысль о том, что придётся держать ухо востро со своими собственными детьми, едва не вышибла из пределов логики и разумного.

А что там с Котом, — стало ясно с порога.

С утробным и рокочущим «у-ру-ру», не размыкая пасти, тот закрутился вокруг корзины, оттирая и Джона, и Дайана.

— Эй, они, похоже, голодны, — попытался напомнить Брук.

Тут же подвалила Ялу, зажав в лохматых подмышках по бутылочке с розовой смесью. Увидев сжатые губы Дайана и претензию в его взоре, существа закатила глаза:

— Стерилизованные, не беспокойся.

— Чья в них кровь? — не сдавался тот.

— Моя. Ещё раз — не беспокойся, — Элек появился со стороны кухни, спуская рукав клетчатой рубашки.

— Видишь, твоих детей выкормят лучшие люди королевства, — Ялу присунулась и обняла Дайана лапой под коленом.

Дайан подавил приступ родительской ревности, провожая взглядом Кота, уносящего в зубах корзину с его детьми, и Ялу, косолапо ковыляющую следом.

Только теперь зашли ведьмы.

— Пришлось отвезти Балицки домой. Привет, милый, — Валери приткнулась к мужу, подняв лицо.

Элек несколько скупо поцеловал её в макушку.

Дайан понял, что ничего ещё не решено. Тем более что после такого отеческого поцелуя Валери и Сесиль переглянулись злобными рысьими взглядами.

— Ну, завтра увидимся, — всплеснула когтистыми лапками Сесиль. — Спасибо за доверие, милорды.

Джон почти вынес Дайана в руках из дома на Колледж-Лейн.

***

Дайан снова пил кровь Джона, что позволило ему окончательно распоясаться. Он лежал на кровати лицом вниз, опираясь на колени и подняв зад вверх. Обеими ладонями сжимал себе ягодицы и разводил их шире. Мысль о том, что Джон в любую секунду, прекратив смотреть, может приблизиться и коснуться его там, сводила судорогой весь пах и живот, заставляла поджиматься пальцы на ногах. Как бы Сойер ни притронулся к нему, вообще как угодно, это могло закончиться одинаково: просьбой Дайана тут же его выебать.

Джон медлил, столкнувшись с некими взаимоисключающими понятиями, удерживающими его на месте и заставляющими в оцепенении разглядывать бесстыжую картинку, которую являл собою Дайан. Нежность и жестокость кружили в нём друг вокруг друга, каждая заявляя о себе. Но такое было и прежде, с самого начала. Дайан, будучи человеком, был физически слабее. И Джон буквально видел, как хрупкая жизнь Дайана висит на волоске ежедневно в его руках. Знание этого высвобождало императив защитника, которым Джон Сойер жил последние месяцы. И который, он знал, вот прямо теперь никуда им обоим не уткнулся. И в этой чёртовой нежности, словно вирус, поселилось благоговение перед тем, что Дайан произвёл на свет его детей, чем отхватил себе в сознании Сойера едва ли не кусок флёра святости. Но ведь, определённо, святости в Дайане не прибавилось. Потому что тот, теряя терпение, томно прогнулся и сам заскользнул в себя двумя пальцами на длину первых фаланг. Всё, что угодно, но святость выглядела не так.

Как только муж принялся трахать себя пальцами, Джон разобрался, к чему следовало прислушаться. Удерживаемая на поводке долгие дни жажда во всех смыслах сорвалась с привязи, заставив Джона выпустить прозвеневшие клыки, дойти до кровати и там подтащить Дайана к себе, ухватив под бёдра.

Джон прижался лицом тому между ягодиц, вылизывая и проталкивая язык так глубоко, что заставил его, задыхаясь, глухо кричать в одеяло. Джон знал, что царапает его зубами, как знал и то, что Дайану это нравится. Сойер спустил руку и забрал в ладонь напряжённые яички мужа, выпустил, тут же прошёлся по мокрому члену.

Дайан понял, что колени больше ему не служат, потому что те начали разъезжаться, укладывая его ничком. Рот заливала слюна. Ещё и поэтому он не мог поднять головы, потому как серьёзно опасался, что изо рта польётся ручьём. Язык Джона пропал, зато появились его пальцы. Дайан не успел сосчитать — сколько, потому что те скользко и очень глубоко вкрутились, заставив его сжаться, словно провоцируя погружение. Но Дайан чувствовал, как подушечкой большого Джон оглаживает ему кожу от мошонки до раскрытого прохода. А потом пальцы словно попытались сойтись вместе. И те, что были внутри, и тот, что ласкал его снаружи. Оргазм выкрутил его с такой безжалостностью, что полились слёзы.

Джон перевернул Дайана на спину, и тот почувствовал, что улёгся на пятно своей же спермы.

— Джон, ты вёл себя как ублюдок в последнее время, — быстро выдохнул он.

— Я вёл себя как заботливый ублюдок, — сужено повёл глазами Сойер.

— Не иначе как потому что вы прирождённый мудак, лорд Джон Сойер.

Дайан откинул подбородок выше и чуть повернул голову, открываясь в шее.

— Дайан, я могу и теперь вести себя как… мудак, — предупредил Джон.

— Очень на то надеюсь, — Дайан сглотнул, — только, прошу, нахуй слово «заботливый». Давай просто ублюдка и мудака.

Блядский боже, как же он скучал вот по этому. По режущей боли в шее и ключицах, которая, казалось, вынимает из него целые куски. По этой беспрекословной ярости, что разворачивалась в его теле и едва ли не потрошила его задницу. По этим поцелуям, в которых немели губы, не в силах произносить даже простые слова. По крови, заливающей рот, и которую приходилось просто проглатывать, чтобы не задохнуться.

Дайан снова послушно возбудился от дублирующих проникновений и трёпки. И когда Джон выпустил его шею, чтобы, откинувшись, свести Дайану ноги и вздёрнуть те щиколотками вместе вверх, тот дотянулся до своего члена. Одной рукой вцепился в бельё, чтобы как можно крепче удерживаться на месте, не желая пропустить ни капли той мощности, с которой трахал его Джон. Второй принялся надрачивать себе, не сводя взгляда с пальцев на своих лодыжках. Картинка была провокационной.