Дайан прокусил сам себе губу, пытаясь справиться с криком во время очередного оргазма.

И Джон, привлечённый новой кровью на его теле, едва успел вылизать ему рот, прежде чем укус затянулся.

***

Джеральд Хейг, лорд-канцлер Верховного суда Великобритании был гораздо моложе, чем его определил Дайан Сойер. Выглядел он, и это лорд-канцлер признавал совершенно спокойно, в самом деле неважно. Долгая борьба с меланомой истощила его курсами химиотерапии и двумя подающими лживые надежды ремиссиями. Ему было едва сорок восемь. А человек Джеральд Хейг уже умирал. По прогнозам лорду-канцлеру оставалось два месяца на момент вечера, когда он вышел прогулять своего рыжего пекинеса в тёмном ноябрьском вечере. И в этой самой темени ему ослепительно улыбнулась удача. В лице идущей навстречу мисс Полли Мёрдок.

«Доброй ночи, лорд-канцлер, — сказала Полли Мёрдок, держа руки в глубоких карманах тёплого пальто, — какой… отвратительный у вас пёс».

Джеральд это знал, но всё равно осмотрел собаку, чтобы уж наверняка.

«Это верно, но он остался мне в приданое от Джоанн. К тому же, моё родимое пятно, что убивает меня, куда как отвратительнее, нежели Бутончик с его смещённым прикусом».

«Бутончик, — хмыкнула Полли Мёрдок, — ваша покойная жена была шутницей».

Джеральд поджал губы и спросил о том, что волновало его больше, чем всё ещё живой Бутончик и почившая Джоанн.

«Сир рассмотрел мою просьбу? Вы здесь поэтому, Полли?»

«Да, — Полли вынула худые кисти рук из карманов, сцепила пальцы. — Вы полезны сюзерену, ему будет неудобно вас терять. Новый человек может оказаться не таким комфортным…»

«Вы обратите меня?»

«Именно я, лорд-канцлер».

Джеральд сам не понял, насколько громко прозвучало облегчение в его голосе.

«Прошу прощения за то, что получите мало удовольствия от моей крови. Все эти курсы лечения, что я перенёс… Полагаю, на вкус она как яд».

«Верно полагаете. Кровь онкологических больных — это последнее, что мне хотелось бы пить. Но думайте не об этом».

Джеральд последовал совету мисс Мёрдок. О своих ядовитой крови и болезни он и думать забыл. Потому что открывшиеся перспективы обещали ему бесконечность. Смерть убрала свои когтистые лапы. И вот за одно это лорд-канцлер готов был покрывать Питера Бауэра, работая в интересах сюзерена сначала в Палате лордов, потом в Верховном суде.

«Бесконечность», — с ностальгией вспомнил Джеральд Хейг, глядя на лорда Джона Сойера, который занимал в его кабинете кресло напротив.

Джон Сойер проявлял определённые темперамент и стиль. Откинувшись на спинку кресла, разведя колени и чуть сместив носок правого оксфорда дальше и вперёд, Джон расслабленно опирался локтями в подлокотники. Тёмно-серая английская тройка сидела на нём, словно вторая кожа. И выглядел сейчас Сойер вовсе не как тот, кого взяли в оборот, шантажируя семьёй и её благополучием, а как тот, кто снизошёл и просто идёт навстречу.

Глядя в прозрачные, словно лёд, с пугающе тёмными зрачками глаза Сойера, лорд-канцлер думал о бесконечности, которая парадоксально саму себя дискредитировала. «Золотая гордость» похоронила под своими руинами полсотни вампиров и людей. Необратимо. И Джон Сойер признавал то, что он был инициатором действия, организатором и исполнителем. Сойер лишил жизни вампиров, тем самым эту бесконечность оборвав.

Джеральд Хейг понимал, что Питер Бауэр был тем ещё дерьмом, в последнее время забывшим даже о расхожих приличиях. И, стоило быть честными, мальчишка Сойера и пикантная патология, что тот в себе нёс, стали последней каплей, переполнившей насколько чаш: терпения Сойера и преступлений Бауэра.

Но Джон Сойер не ограничился фигуральной терапией. Он, словно хирург, вырезал саркому, что росла в «Золотой гордости», чем остановил работу трафиков, которые координировала челядь сюзерена.

Джеральд Хейг, едва вспомнив, сколько денег он терял за последние несколько месяцев, не получая прибылей в связи с остановкой оборота той же марихуаны, снова поморщился. Наркотрафик и условно легальная проституция хорошо работали, принося верхушке муниципалитета деньги.

А самым плохим было то, что лорд Сойер был абсолютно честным и принципиальным. Этакий, как давным-давно заметила мисс Аддамс, непогрешимый балованный кусок дерьма, если говорить о таких понятиях как «долг» и «совесть личности». С мисс Викторией Аддамс лорд-канцлер знаком не был, но что за вампир Сойер, — тоже видел. Работа с таким обещала обернуться той ещё головной болью. Кстати говоря, убийства никоим образом не входили в понятийный криминальный перечень лорда Джона Сойера. Равновесие расчёта строилось на шатком взаимопоручительстве: Джон Сойер остаётся жив и свободен, за что берёт на себя полномочия сюзерена и справляется с реанимацией циркулирования теневых денежных оборотов. Иными словами лорд Джон Сойер соглашался работать на судебно-правовую и административную системы.

Джеральд Хейг не тешил себя иллюзией того, будто бы Сойер не понимает, чего от него ждут. Весь вид его говорил, что он понимает.

— Милорд, — сказал Джеральд, — суд полагает, что ваша неприязнь к предыдущему сюзерену частично опиралась на неприятие вами его образа правления, занятий и стиля жизни.

— Суд верно полагает, — подтвердил Джон.

— В таком случае вам придётся пересмотреть своё отношение ко многим моментам. Надеюсь, что полномочия и привилегии сюзерена компенсируют вам этические… эм… нюансы.

— Нет, не компенсируют. Вы знаете, что меня мало трогают привилегии и полномочия сюзерена. Прежнее моё положение и моя прежняя жизнь меня абсолютно устраивали. Мне нравилось.

Лорд-канцлер едва дрогнул губами.

— Хорошие малыши у вас получились.

— Что же, в объективности вам не откажешь, лорд-канцлер.

— Рад, что мы договорились.

***

— Тебе знакомо выражение «частная жизнь»? — спросил Дайан, отходя от колыбели, в которой оставил Элизу и вынул Ригана, чтобы накормить.

Существа следила за ним чёрными глазёнками.

— Нет.

— Хорошо. Может быть «личная жизнь»? — намекнул Дайан.

— Слушай, ну, конунги постоянно что-то такое произносили… Первые лет двадцать, — качнула лапой Ялу. — Точно произносили, но потом перестали.

Брук задумчиво посмотрел на беспардонного прихвостня. Похоже, что очень скоро ему грозило начать понимать, почему сегодня вечером Никки Милднайт, провожая его с Колледж-Лейн, произнёс:

«О Дайан, ты разрешил Ялу помочь тебе с детьми?»

Брук посмотрел на топчущуюся чуть поодаль Ялу с детской сумкой наперевес, которая, задрав башку, пялилась в набиравшееся дождём небо.

«Да, пока Джон не вернётся из Городской ратуши. На пару часов».

Никки улыбнулся ему едва ли не как ребёнку.

«Ты такой доверчивый. Я люблю тебя».

Теперь Дайан начал кое-что подозревать.

Стоило впустить Ялу в дом, как та, бросив сумку на пол, двинула к холодильнику, отжала дверь, запрокинув круглую голову, оглядела полки с верхней вниз.

«Вы серьёзно?»

«Что не так?» — спросил Дайан, становясь рядом.

«Он полупустой».

«Джон — вампир, а мне хватает. К тому же, всегда можно заказать…»

«Не говори ерунды, птенчик мой. Ты кормишь детей, тебе надо есть за троих. Сейчас я тебе покажу, что такое настоящая домашняя еда», — пообещала Ялу, захлопнув дверцу.

«Это вот что, ты только что включила режим демона-дуэньи?» — поймал инсайт Брук, отступая.

Ялу сделала ему лапой «кыш-кыш-кыш» и сволокла с крючка фартук.

Дайан решил бросить ситуацию на самотёк и отнёс двойню в детскую. Там некоторое время разглядывал Элизу и Ригана, поглаживая маленькие руки и ступни.

Риган фыркнул и скорчил мордочку.

«Что, тоже считаешь, что я доверчивый и совершил ошибку?»

Оба замерли на отце глазами.

«Да, похоже, что совершил», — сам себя расстроил Дайан. Проверил ладонью надетые на детей подгузники на вес.

Вполне себе сносно.

«Я скоро вернусь», — пообещал он, склонившись к Ригану и касаясь губами розового детского рта.