Элек взглянул на обложку.

— «Колыбель для кошки», — ответил он мрачно и бросил книгу в устоявшую вертикально корзину с журналами.

Ещё секунд десять все молча пялились друг на друга. И этого хватило, чтобы понять: драка закончена, но очевидцы никуда не собираются. Зрелище свершилось, теперь хотели хлеба.

Сесиль и Валери переглянулись, подёргали носами, вероятно, что не одобряя кавардак. Тут же обе сымитировали когтистый, забирающий пальцами в кулак жест, и Дайан почувствовал вибрацию в воздухе. Запахло средством для уборки и свежим пиленым деревом.

— Присаживайтесь, раз никто не собирается уходить, — пригласила Сесиль, раскованным жестом обводя совершенно первозданную лиловую гостиную. Словно и не было побоища и портовой ругани.

— Водки? Крови? Газировки? Кому, милорды и миледи, чего? — буднично поинтересовался Кот. И, не дожидаясь ответа, вышел в бар.

Элек не стал садиться. Он ушёл к окну и грыз там ноготь. Догрызть не успел, потому как новая волна гнева развернула его от созерцания Колледж-Лейн:

— Как ты могла?

Валери надолго прикрыла тёмные веки, потом хлопнула ресницами и ответила:

— Ты злишься на меня.

На секунду показалось, что Милднайта хватит удар там же, в шёлковых китайских занавесях, так его взбесил барашковый тон жены.

— Да, мать твою, это очевидно!

— Элек, ты обещал, — вскинула когтистую лапку Сесиль.

— А ты… ты молчи, иначе тебя ради, Сесси, я стану клятвопреступником, — прорычал Элек, скребя рукою воздух.

Кот появился около и всунул ему в пальцы шот с водкой.

— Ох ты ж, блядь, спасибо, — иронично поблагодарил Элек, но выпил сразу.

Дайан уже устроился снова привалясь к мужу и покрутившись, чтобы удобнее уложить круглый живот.

Кот оделил его газировкой.

Сойер предлагаемую кровь не взял.

— Слушай, я тебя приглашала присоединиться, — напомнила Валери.

— А я отказался. И, если ты ничего не напутала, запретил тебе, — тоже напомнил Милднайт, наставляя на жену указательный палец.

— Элек, мы хотели тебе рассказать. Честно, — сказал Никки, становясь ближе к обеим миледи.

— А когда? Как долго вы вчетвером кувыркались в одной койке, прежде чем вам в головы пришла такая справедливая мысль?

Дайан быстро посмотрел на Джона. Тот кивнул, не глядя в ответ.

«Боже», — подумал Брук. Картинка, что принялась вырисовываться в его воображении, была горяча. Очень горяча, так что он заставил себя пить холодную газировку, чтобы не кусать губы.

Джон, сузив глаза, тут же обернулся и покачал головой.

Дайан сделал глазами «ты сам знаешь, в чём дело» и снова вернулся вниманием к перебранке.

— Мы хотели, Элек.

— Сесиль, я уже понял: вы все хотели, но рассказала мне Ялу. Ваша паскудная, лживая недособака, которая хотя бы в этот раз сказала правду, — Элек забрал с подноса вторую водку.

Сесиль и Никки в молчании посмотрели друг на друга.

— Сесси, ты сказала, что Ялу не проронит ни звука…

— Так и должно было быть, — прошипела Сесиль, нервно откидываясь на спинку дивана, — но…

— Я выставил Ялу на восемьсот фунтов в холдеме. Она была в бешенстве, — наконец-то подал голос Иво.

«Боже, — ещё раз подумал Дайан, — что, всё-таки и в конце-то концов, с его голосом? Почему он такой…»

Сойер гневно выдохнул, встряхнув мужа для субординации.

Брук снова отхлебнул из стакана.

— О, да. Дело в этом. Иво взбесил Ялу, и всё вышло так… некрасиво, — развела когтистые лапки Валери.

— Чёрт с нею, с Ялу. Вы все трахались вместе за моею спиной. Ты и ты, моя жена и мой брат, — Элек снова заходил пальцами в кулаках, — предали меня.

— Стоп, не надо таких экспрессий, милый, — Валери на всякий случай поискала взглядом Никки за спиною.

— А ты, — Элек обернулся к Иво, — всему виною ты. Пока тебя не было здесь, вот этого шалмана не случалось.

— Логично. Зато было куда как удобнее, да, Элек? С обеими миледи спал только ты, — мягко и расслабленно отзеркалил Кэтспо.

— Туше, блядь, — развёл ладонями Никки и красноречиво посмотрел на брата.

Дайан поймал взглядом обоих Балицки.

Те, удовлетворённо улыбаясь, сделали жест «этого и следовало ожидать».

***

С Колледж-Лейн уходили пешком.

Конец мая удался тёплыми ночами. Днём лили короткие дожди, потом грело солнце, а по ночам становилось тепло и душно. Розовые клумбы добавляли в темени духоты и тяжести своим ароматом. Цветущие гиацинты, нарциссы и примулы обрушивали волны запахов из парков и частных палисадников.

На Виктория-Стрит на заднем дворе цвели миндальные деревья и рос настоящий фиолетовый вереск. И, ну кто бы мог подумать, цвела и вилась по изгороди прорва белого шиповника.

Дайан отказывался брать автомобиль, когда речь заходила о гостях у Сэндхилл. Ему хотелось двигаться и дышать.

«Дайан, — злился Джон, — улицы забиты людьми даже ночью. И транспортом. Как и чем, изволь, тебе дышать?»

«Мёрси. Ветер с Мёрси», — упрямо отвечал тот и шёл пешком.

Сойер, став в некотором роде заложником ситуации, шёл рядом.

А ситуация складывалась следующая: Дайан носил двойню от Сойера. Двух абсолютно здоровых, если верить ультразвуковой диагностике, вампиров. Те же, в свою очередь, созревали куда как быстрее человеческих младенцев, поэтому Остин Келли, акушер из частной клиники Merceycare NHS на улице Выхода Принцессы, что стояла на самой набережной, довольно-таки быстро пришедший в себя после осмотра беременного Дайана Сойера, заявил, что предполагаемые роды наступят куда как раньше, нежели бы то случилось в обычной семье.

Сама по себе беременность протекала гладко, но, учитывая темпы внутриутробного развития своих детей, Джон начал беспокоиться за самочувствие Дайана. А поскольку у лорда Джона Сойера беременность была первым опытом, то беспокоился он в целом обо всём, начав окружать Дайана всеохватывающей заботой уже в частностях. Что есть, что надевать, как двигаться, на каком боку спать — Джон контролировал всё. Чем бесил Дайана до чертей. Джон словно перестал слышать и понимать слова «я в порядке», которыми муж пытался защититься от чрезмерной опеки. И в конце концов случилось закономерное. Однажды тот развёз такой скандал, что Сойер снова ушёл пить в «Каверну». На этот раз уже с обоими Милднайтами и Кэтспо.

После этого Дайан мог вить верёвки из лорда Джона, размахивая «ты же знаешь, что меня нельзя чрезмерно волновать».

Поэтому сегодня возвращались пешком, чтобы Дайан мог дышать и гулять.

К середине весны доктор Келли, идя почти что вслепую и руководствуясь предположительными аналогиями со своими пациентками, после очередного осмотра Дайана попросил Сойера остаться для беседы. И уже в ней, опираясь на форсированные темпы роста двойни и все риски, что те за собою влекли, рекомендовал прекратить заниматься с Дайаном сексом. И пить его, если такое имеет место быть. До рождения детей. И спустя время позже.

Обвинять Джона в трусости и малодушии мало бы кто рискнул. Особенно в тот раз. Особенно, если всё, что увидел доктор Келли в ответ на свои слова — так это кивок и холодное «я понимаю, доктор Келли». Разве что Джон закурил прямо в кабинете акушера сразу после своего согласия с рекомендацией. Доктор Келли тоже попросил себе сигарету. В конце концов беременность Дайана Сойера в его практике тоже была первой.

И вот тут началось самое трудное. То, что безмерно воодушевляло Джона и радовало прежде — страстность Дайана и его готовность завсегда потрахаться, — теперь стало едва ли не тяготить. Дайан продолжал ласкаться и напрашиваться на быть хорошо отодранным, как оно обычно и получалось. Но Сойер держался отстранённо.

Сам же Брук, вдруг столкнувшись с внезапной холодностью, первое время хмурился и выискивал объяснения. А когда услышал от Джона тривиальное «доктор запретил», — озверел.

В этот раз Джон ушёл пить с Юрэком в автосервис к Кэтспо около вокзала Джеймс-Стрит на двое суток. Спал там же, в комнате над гаражом. И то ли Иво надоело, что два пьющих вампира ошиваются у него над головой, то ли он искренне желал сохранить мир в семье лорда Сойера, но когда пошли третьи сутки, появились Линда и Дайан.