— Почему ты не даёшь мне пить Элека или Никки?
Конунги враз сделали глазами «Джо-о-он» и автоматически положили руки на поясы, так что стало ясно: оба при оружии.
— Потому что Элек и Никки мои друзья. И твои друзья. Они заботились о нас: обо мне и о тебе, — Джон смотрел на мужа внимательно и говорил так, словно пред ним был ребёнок.
— Есть шанс позаботиться обо мне ещё немного, — Дайан развернулся к Милднайтам. — Мне нельзя приближаться к вам, но сами вы можете приблизиться ко мне.
Сойер замер, а Никки и Элек едва ли не охуели, потому что Дайан улыбнулся им, словно ангел, и едва заметно облизнул губы. Чего никогда не было прежде. Прежде не предполагалось никакой совращающей подоплёки в сторону Милднайтов. Прежде они не были интересны Дайану настолько.
— Дайан, что ты делаешь? — Сойер следил за конунгами, потому что те странно онемели, не сводя фиолетовых взглядов с Дайана.
— Джон, я пытаюсь слушаться тебя и обойтись малой кровью, — хмыкнув, быстро ответил тот, словно задыхаясь после интенсивного забега. — Элек…
Как только Элек сделал шаг навстречу, Джон рывком развернул Дайана за плечи и тряхнул так, что голова того бессильно, словно цветок в ураган, качнулась назад и вперёд.
— Прекрати, — прошипел Джон на грани бешенства, когда стало ясно, что открылось в Дайане.
Гипноз.
Мисс Викки могла так поступать с людьми. Но Ио и Марк не могли. Не могли так делать ни Бауэр, ни Балицки, ни кто-либо из знакомых Джону вампиров, ни сам Сойер. Манипулировать — да. Но подавление воли одним произнесённым именем — это было чересчур. Мисс Викки была богом, а Дайан был мальчиком из большой семьи. Разница между ними была очевидной. Как очевидным было и то, что наследие мисс Аддамс миновало Джона и раскрылось в Дайане, словно раскрылся «ящик Пандоры**».
— Прекрати это дерьмо со своими близкими, Дайан. Я тебе приказываю. Скажи, что понял меня?! — зарычал Сойер, продолжая стискивать локти мужа.
Дайан всхлипнул и согласился:
— Джон, я понял.
— Пей из бутылки и не провоцируй меня на большую грубость, — Джон разжал пальцы. Но тут же обнял Дайана и прижал к себе.
Милднайты, сбросив навязчивое подавление своей воли, встретились взглядами с Джоном.
Элек сочувственно покачал головой, а потом сделал жест «надо поговорить».
Джон отстранился:
— Дождись меня.
Дайан кивнул.
Сойер видел, что Дайан капризничает и психует. Жмурится от света, потому что свет нестерпимо сиял. Прислушивается к очень далёким звукам, которые наплывали отовсюду, а окружающие его грохотали, словно исполинские там-тамы. Джон знал, что сенсорика у Дайана была выкручена на максимум. И он ещё не мог с нею сладить. Дайан был, словно дитя, которое получило тело и ещё не научилось с тем управляться. И в то же время это дитя только что попыталось обольстить Элека Милднайта и нахлебаться его крови, обойдя запрет создателя.
— Я люблю тебя, Дайан. Дождись меня.
Только секунд десять спустя тот обнял его, прижавшись головой к шее.
— Просто пиздец какой-то, — тихо сказал он.
— В самую точку, милый. Пиздец, — Джон обнял его в ответ, оглаживая по спине.
— Я будто под кислотой.
— Эта «кислота» никогда не отпустит, стоит учиться с нею жить, — глухо сказал Джон.
***
— Слушай, Джон, ещё немного, и Дайан начнёт блевать после вашего бутылочного пойла, — как можно тише предупредил Элек, когда он и Джон ушли на подъездную дорожку. — Смотреть страшно, словно он испытывает боль.
Сойер не ответил, вынуждая Элека продолжать.
— Стоило попросить, мы бы привели кого-нибудь.
— Элек, — Сойер недовольно крутанул головой, — знаешь, как это работает?
— И как это работает?
— Я слышу любого, кого пью. Пока тот остаётся живым. Не слышу, если убиваю. Я не хочу, чтобы Дайан подцепил чьи-то бесполезные мысли и… ощущения.
— Ты ревнуешь, — всё понял Элек.
— Мать твою, да.
— Дай убить.
— Нельзя. Это собьёт его ориентиры.
— Что? В самом деле не можешь позволить убить? — иронично оглядел Элек.
— Да, — оттолкнулся Сойер. — Пока нельзя. У нас маленькие дети. Живые, Элек. И беспомощные перед ним.
— Блядство, он же их отец. Разве не осталось границ, что способны остановить Дайана? — зашептал Милднайт.
— Дайан сейчас не отец, он сам как ребёнок. Подросток, дорвавшийся до взрослой жизни, — тоже яростно прошептал Джон.
— Ребёнок? Подросток? Ты видел, что только что было? Блядь, Джон, он смотрел так… Знаешь, Иво способен на похожую поебень, но только с тем понимаешь, что умрёшь счастливым от переёба. А с Дайаном — просто умрёшь. Сам подойдёшь и подставишь шею. Сдохнешь в ужасе.
Джон отвернулся, но тут же снова встал перед Элеком:
— Теперь понимаешь? Я должен держать его в узде. Мне нужно время.
Несколько секунд стояли молча.
— Джон, только если вот ты всё ему запретишь, это плохо закончится. Дай ему хотя бы немного. Хотя бы не эту синтетику вместо крови.
— О чём ты думаешь?
— Хочешь, дай моей. Я согласен. Чёрт знает, на что ещё Дайан окажется способным. Вспомни себя. А тебе ведь не запрещали, просто просили. И всё равно ты клал даже на просьбы бога.
Сойер обкусал губы.
Элек рассуждал здраво и предлагал сносный выход из сложной ситуации.
— Элек, ты согласен кормить его?
— Раз предлагаю, так согласен. Но думать о белых барашках и розовых бутонах, чтобы не травмировать твоё чувство гипертрофированной ревности, я не буду. Придётся Дайану узнать, что я за подонок.
— Хорошо, потому что как подонок ты меня устраиваешь. Только мне надо присутствовать.
— Я против? Мне ещё не надоело ходить по рукам Кэтспо и миледи, хотелось бы растянуть это удовольствие. А откинуться в зубах твоего консорта — не хотелось бы, — выдохнул Элек.
Комментарий к 23
*очередной праздник в колесе года, полагающий некалендарный поворот к весне, приходится на 1-2 февраля
**устойчивое выражение, относящееся к древнегреческим мифам. Пандора была наделена богами всевозможными достоинствами. Вместе с тем и любопытством. Зевс одарил её ларцом, наказав не открывать крышки. Что и произошло. Из ларца посыпались неисчислимые бедствия и неприятности. На дне лежала надежда. Те черты характера, которых Сойер не предполагал в Дайане, и которые раскрываются в том после обращения, он готов сравнивать с дарами Пандоры
========== 24 ==========
— Я слышал ваш разговор, твой и Элека, — сказал Дайан, как только Милднайты отъехали от дома.
— Удивляться не буду, — согласился Сойер со всем, что бы ни последовало за утверждением.
— В самом деле думаешь, что я способен на такое? — Дайан дотирал кровь с лица и при этом не сводил с мужа узкого и тяжёлого взгляда.
Джон обсмотрел его с головы до ног и вышел из кухни.
— Джон! — Дайан повысил голос и тут же пожалел об этом. Громко было плохо. Он вышел вслед за Сойером, который остановился на крыльце и курил.
— Джон, — позвал уже спокойнее.
— Начнём с того, что теперь ты вообще способен на многое.
— И на помрачение рассудка, после чего причиню вред своим же детям? Или близким? — Дайан отобрал сигарету.
Джон опустил взгляд, крепясь, вытянул новую. Между двух огней — вот как себя чувствовал Джон Сойер. А может, что было очень возможным, огней было и больше.
Вернувшись в дом после короткого сговора, Элек Милднайт протянул Дайану руку, оттянув манжету куртки и оголяя запястье. Дважды предлагать не пришлось. Дайан буркнул «спасибо», и Элек едва не отдёрнул руку обратно, стоило новорождённым клыкам вспороть кожу и вцепиться намертво. И Дайана пришлось окликнуть, когда счёт глотков сложился в добрую пинту, для того чтобы Элек смог уйти самостоятельно.
Дайан послушался, но некоторое время продолжал удерживать руку Элека в своих, смотря на следы от зубов. Потом сколол себе палец и прислонил к прокусам. Раны у того выровнялись.