— Да. Я и Юрэк были людьми. И вампирами стали в одночасье. Вместе умерли для прежней жизни. И вместе открыли для себя жизнь с жаждой крови. Ситуация иная.

Дайан нахмурился, но был полностью согласен. С Линдой. Но не с Агнеттой.

— Милый, если ты твёрдо решился стать вампиром и был так настойчив в своём решении, что бастионы Джона пали пред твоей настойчивостью, почему сегодня я увидела твоё сомнение?

— Потому что я чувствую, как он со мною прощается. С тех пор как Тёрнер и Бекер напали на меня и по сей день. Да, он согласился обратить меня. Обратить даже раньше под давлением обстоятельств, чем сам определил срок. Но я только-только начал подозревать, насколько велика для него потеря меня как человека. Что, если я неправ?

— Ты прав. Ты берёшь для себя гарантии, потому что так тебе будет лучше. Джон переживёт вашу ситуацию и даже то, что тебя, которого он захотел и полюбил изначально, рядом больше не будет. А будет Дайан ему подстать. Когда решаешь для себя, что окончательно кого-то любишь, начинаешь принимать все заёбы, что подкидывает тебе этот «кто-то». Жить становится легче. Принял, и всё решено. Потому что мы не жуки, застывшие в каменной янтарной смоле, мы все меняемся.

— Блядь, развитие, — хмыкнул Брук.

— Оно выглядит не всегда удобным и приемлемым для партнёра. И не всегда комфортным, но всегда позитивно в качественном отношении. Пусть ты уже не будешь человеком, но это всё же будешь ты, просто в иной сущности, — Линда поднялась и оправила жакет. — Слушай, ваша миссис Шток — это нечто. Пойду потрусь около. Она зовёт меня «деткой», а я даже не против.

— Лин, ты же не надеешься её укусить? — на всякий случай спросил Дайан.

Линда остановилась на полпути из сада и развернулась:

— Я не готова дать тебе однозначный ответ.

— Лин.

— О’кей, не в твоём доме.

— Лин!

— Только если она сама будет согласна.

— Не прикасайся к миссис Шток.

— Я посмотрю, где окажется твоя принципиальность, когда ты сам обратишься, — прошипела Балицки, суживая синие глаза и тыча в Дайана пальцем.

— Понятия не имею, о чём ты.

— Вот так вот, да?

— Может, обойдёшься мною?

— Очень остроумно, Дайан, — Линда была искренне возмущена такой подножкой. — Разве мы не друзья?

— Ещё какие. Не трогай нашу няню.

Линда зарычала, запрокидывая лицо, и ушла.

Через освещённые окна и садовую дверь Брук наблюдал, как Линда, чуть ли не включив «позолоти ручку», полезла с беседами к миссис Шток, пока та меланхолично оттирала двойне щёки от рисовой каши. Нет, понять Балицки он мог. Няня и в самом деле оказалась золотником. Не тем, который мал, да дорог. А настоящим самородком, о котором, наверное, грезили все современники Джека Лондона***, пока мыли песок в верховьях Клондайка. Слитком величиной с лошадиную голову. Меткая на слово, сохраняющая дистанцию, но очень чуткая, угрожающая и надёжная, она, не блистая красотой внешней, пленяла обаянием дальнобойщика и классной дамы. И рядом с няней хотелось именно что тереться, ходить за тою хвостом, пока она сама не выставляла вон. Вскоре после того как миссис Шток начала работать с Риганом и Элизой, у неё появилась отведённая комната на Виктория-Стрит, 114. И это говорило само за себя. Правда что няня не так уж часто злоупотребляла гостеприимством Сойеров, предпочитая не находиться круглосуточно при детях.

«Спасибо, милорды, за доверие, но у меня, как бы ни было в это сложно поверить, всё же есть личная жизнь, так что, полагаю, комната для меня в вашем доме — излишняя роскошь», — отказалась няня.

Но факт оставался фактом. Комната у миссис Шток появилась.

Наблюдая какое-то время за Линдой, миссис Шток и детьми, Дайан вернулся мыслями к озёрному дну и водяным лилиям, с некой неприязнью и удивлением находя совпадения в истории Агнетты и своей. Метафорично, конечно, но кто там вообще складывает эти сказки?

***

— Милый, хочешь в Элэй, до того как родится ребёнок?

Дайан не думал об этом. Наверное, потому что он не хотел в Элэй. Ни до того как родится Адам, ни после.

— Нет. Никакого раздавленного горем отца среди молящихся в церкви, — отказался он.

— Дайан? — Джон оторвался от планшета, с которого листал новости в «Independent****».

— Прости. Это всё Линда со сказкой.

Сойер вернулся взглядом к монитору, но очень скоро планшет отложил.

— «Агнетта и Морской Король»?

— Тебе тоже рассказала?

— Не совсем. Почему она рассказала эту сказку тебе?

Дайан не отвечал и не смотрел на Джона. Он задумчиво водил подушечками пальцев по ладони, а когда поднял глаза, увидел, что Сойер ждёт.

— Я всё испорчу, если ты обратишь меня?

— Нет, — Джон ответил так, словно услышал от Дайана нечто вроде «а Луна и в самом деле из сыра?», и даже посмотрел с неким изумлением.

— Тогда почему мне так не по себе?

— Вероятно, что впереди тебя ожидают много пограничных состояний, связанных с рождениями и смертью.

Джон продолжал смотреть, не отводя взгляда. Поднялся и подошёл.

— Ты был прав, когда стал просить от меня обращения. И был прав, когда требовал и настаивал на этом. Держа тебя в руках, раненого и покрытого кровью, и не слыша твоего сердца, я понял: я не готов к этой муке. Не готов терять тебя. Ещё раз и вообще когда-либо. Этих слов тебе достаточно, чтобы прекратить пытаться отделить правильное от неправильного?

— Я не кажусь тебе…

— Ты кажешься мне самым желанным. Настолько, что я согласен на вечность с тобою, — Джон протянул руку.

Дайан ухватился и позволил поднять себя из дивана.

— Кроме того, у меня остаётся хороший такой золотой билет как часть твоей человечности.

— Что именно?

— Даже кто. Ну же?

— Дети, — догадался Дайан.

— Дети. Так что насчёт Калифорнии и родственников?

— Избавь. Мамы мне достаточно раз в две недели по телефону.

Комментарий к 22

*Лев Феликсович Лагорио, 1827 — 1905 гг., один из самых известных русских художников-маринистов

**«Агнетта и Морской Король», шведская сказка

***1876 - 1916 гг., американский писатель и журналист, военный корреспондент, общественный деятель, социалист. Наиболее известен как автор приключенческих рассказов и романов

****ежедневная британская газета

========== 23 ==========

Сойер выбрал место для могилы в саду, под плетями жимолости, что свили сети вокруг миндальных стволов.

Он и Дайан час тому вернулись с Колледж-Лейн, где оставили детей. Потому что как бы ни была хороша миссис Шток, но обременять её вездесущими Элизой и Риганом, которые теперь могли самостоятельно дойти куда им заблагорассудится и даже односложно выразить свои мнения по некоторым вопросам, а в довесок и родившимся в йоль Адамом на целые сутки, было бесчеловечно. В то время как Кот и Ялу справлялись с детьми на раз-два, чем и приходилось пользоваться. В который раз и до сих пор.

Стоило зиме отступить, отгоняемой белоснежным имболком*, Джон решил, что не будет больше заставлять Дайана ждать.

Февраль выдался мягким, как и год назад. Снег в саду сошёл, открывая состриженную траву. А в предчувствии скорого марта ветки жимолости покрылись почками. Земля была сырой. Сырым был и воздух, но пах тот восхитительно и освобождающе.

Джон взялся за оставленную лопату и принялся копать. Он ни о чём не думал. Как ему казалось. На самом же деле мысли его были заняты мужем. Если бы Джон Сойер дал себе труд сосчитать, как много времени он проводил, думая о Дайане, то вышло бы что-то вроде «ежеминутно». Потому что даже тогда, когда он был отвлечён другими персонами, всё равно его поступки и действия учитывали присутствие Дайана в его жизни. Можно было как раз задаться вопросом, была ли нормой такая интервенция его мыслей другим? Свободного времени, которое занимало только монотонное рытьё могилы, хватило бы часа на полтора. Вот только соображения о норме мало занимали Джона Сойера когда-либо. Нормой было то, что Джону нравилось. И Джону нравилось думать о Дайане.