— Водки для настоящих леди, будь так добр, — добавила Валери, укладывая руку с браслетами на стойку.

— Финской, — уточнил Никки, прижимая обеих ведьм к Линде, а всех троих ближе к стойке.

— Это всегда можно, — Кемерон потянулся за бутылкой.

Холли и Марта, стоявшие поодаль за стойкой, поняв, что Кемерон задержится с постоянными гостями, активнее включились в процесс, продавая выпивку другим посетителям.

— Парни, уж сегодня вы сможете держать себя в руках?

— Это когда ты повесил на всеобщее обозрение эту угрожающую писульку про ножи? Иного выхода для нас нет, — сыронизировал Никки, довольно улыбаясь.

— Больше водки, Кем, — уточнил Элек, расталкивая народ у стойки и давая место Иво перед собою.

— Насколько тебе больше? — ворчливо отмахнулся Кемерон, добавляя шотов.

— Намного, мистер Грэй, — Иво забрал два полных, развернулся к Элеку, отдал один.

Элек Милднайт, пользуясь давкой, прижал Иво к стойке. Оба выпили, не отпуская взгляда друг друга.

— Мой скромный паб расползётся по швам с вами двумя внутри, Милднайты, — Кемерон снова наполнил шоты.

— Да у тебя не продохнуть. Дела иду в гору, Кемерон? — Сесиль забрала водку и выпила на брудершафт с Валери.

Кемерон ответил не сразу, потому как поцелуй на брудершафт от миледи Сэндхилл был зрелищем не для слабаков.

— Думаю расстраиваться, — наконец ответил тот.

— Давно думаешь?

— Вот только что решил. Если вы, миледи, затеете продолжать в том же духе, с наплывом любителей заложить за воротник и передёрнуть под столом в этом ветхом сарае мне не справиться.

Никки довольно улыбнулся сверху. Уж он-то знал, что водка, Валери и Сесиль вместе — это было нечто особенное.

— А где лорд Сойер? С вами? — Кемерон держал наготове ещё один шот.

— Ещё бы, — лениво протянула Линда, подтаскивая к себе выпивку. — Ну-ка, дайте старине Кему узреть сюзерена.

Милднайты развернулись, сдвигая стоящих и сидящих за спинами в стороны.

Феномен Сойера работал по-прежнему.

Кемерон видел, что тот идёт к бару сквозь инстинктивно расступающихся посетителей. Вот кому давка не мешала. Чуть поотстав, но так, чтобы не быть оттеснённым людской волной, следом шёл Дайан, положив обе руки в карманы джинсов.

— Привет, Кем, рад тебя видеть, — сказал Джон, забирая со стойки водку.

— Моё почтение, сир.

Джон выпил, вернул шот.

— Кем, это Дайан, мой муж.

— Здравствуйте, — сказал тот, протягивая руку.

Грэй ответил:

— Кемерон Грэй, очень рад познакомиться. Что будете пить?

— То же самое, — разрешил Дайан, не смотря на Джона.

Комментарий к 17

*1859 — 1930 гг., английский писатель (по образованию врач) ирландского происхождения, автор многочисленных приключенческих, исторических, публицистических, фантастических и юмористических произведений. Создатель классических персонажей детективной, научно-фантастической и историко-приключенческой литературы: гениального сыщика Шерлока Холмса, эксцентричного профессора Челленджера, бравого кавалерийского офицера Жерара

**Пабло Руис-и-Пикассо, 1881 — 1973 гг., испанский и французский художник, скульптор, график, театральный художник, керамист и дизайнер

========== 18 ==========

Джон Сойер полагал, что знает о себе всё. И что он далёк от изматывающего балансирования между несколькими вариантами, если жизненная ситуация что-то предлагает в бОльшем количестве, так как знает, чего именно хочет. Знает, как чего-то добиться и как отказаться от уже надоевшего. И он был прав насчёт всего этого. Исключая утверждение «знает о себе всё». Кое-что оказалось новым и незнакомым.

Стоя в саду своего дома на Виктория-Стрит и чувствуя, как сворачивается под носом кровь, Джон смотрел вслед Дайану и наблюдал для себя изрядно обескураживающее положение вещей. Удар. Далеко не первый удар, который он получал от Дайана за подходящий к концу год их знакомства. Вот в этом и была странность. По сути своей за обе жизни Джона никто не бил по лицу больше одного раза, продолжая при этом оставаться в живых. Дайан бил, потому что Джон позволял. Дайану было можно? Да. Дайану было можно. Разве что каждый такой инцидент подразумевал, что Брук распускал руки, не потому что был склонен к насилию, а потому что Сойер вёл себя неэтично. Джон располагал им без совместной оговорённости, и тому не нравилось.

Сойер понимал, почему каждый раз злится его муж. Понимал, почему он сам поступает так, как поступает. А теперь так понял ещё одно: насколько глубоко и крепко в нём сидит обособление персоны Дайана. Причинить тому больший физический вред, чем тот сам позволял, Джон способен не был. Убить его, как поступил бы с любым другим уже после первого удара, Джон не мог.

Открытие было таким занятным и обескураживающим, что Джон Сойер даже смог найти в нём некое очарование. И, смотря вслед Дайану, он медленно улыбнулся. Скорее уже себе.

Но вот давать Дайану знать о том, что тот может вить из мужа верёвки, этого Джон не планировал. Как и долго терпеть праведную позу, в которую тот только что встал. Дать Дайану пару дней на остыть Сойер мог себе позволить, но позволить остаться верным своему решению, которое тот прошипел Джону в лицо, было совершенно неприемлемым.

Поэтому Сойер стоически снёс «ушёл спать на диван» от Дайана, скудные необходимые разговоры, касающиеся совместного быта и ухода за детьми, ограничение доступа к телу и бутилированную кровь. Джон даже позволил себе признать кое-что помимо того, что спускает ему рукоприкладства на раз-два. То, что течка сносила Дайану все настройки, делая его покладистым и жарким — это Джон усвоил твёрдо. Как и то, что в эти несколько дней повышенное желание близости делало Дайана лёгкой мишенью для посягательств со стороны Джона. Вот только лёгкой мишенью в эти благословенные дни был и сам Сойер. Жажда той же близости с Дайаном была в разы мощнее, нежели пресловутая жажда крови, которую Джон давно умел контролировать и подчинять. И мощнее, нежели обычное сексуальное желание, подкреплённое взаимностью. Обладать Дайаном во время его течек было едва ли не определённым жизнеутверждающим действием, доступным только ему. И Джон сильно сомневался в том, что сможет устоять и не подойти к Дайану, стоит только услышать его сумасшедший запах на пике. Джон не мог позволить себе пропускать чудесную цикличность своего мужа. Он уже слышал приближающуюся одуряющую волну, которая оставалась за Дайаном, словно шлейф. И был уверен, что и тот уже сам начал беспокоиться и томиться по прикосновениям. Хотя держался Брук просто отлично, не выдавая себя ничем, словно к нему перешла львиная доля выдержки самого Сойера.

Признаться, Джон даже думал, что Дайан снова попытается избежать выхода в общество накануне течки. Но тот, как оказалось, был рад тесному и живому общению в лёне и с посторонними. Поэтому Ригана и Элизу оставили Коту, Ялу и мисс Аддамс, перед тем как двинуть в паб Кемерона Грэя. Всю дорогу Дайан расслабленно молчал, избегая прямых взглядов в салоне автомобиля, а как вошли в «Sweat ‘n dirty», так и вовсе о Джоне словно позабыл.

***

Бекер и Тёрнер тоже были в «Потеющем и грязном».

Лео путался с Мартой Ривз, а та обмолвилась накануне вечером, лёжа у Тёрнера головой на коленях, пока тот смотрел в записи матч Тоттенхэм — Ливерпуль, что первого августа Кемерон Грэй снова ждёт в пабе сюзерена со всем лёном. Лео сделал вид, будто пропускает мимо ушей болтовню Марты, но в первый день августа он и Бекер были у Грэя.

Кроме Бекера и Тёрнера там была прорва веселящегося под забористую музыку люда, так что на этих двоих никто и внимания не обращал. А чтобы уж совсем в толпе затеряться, оба оставили дома кожаные куртки с мордой Велиара, после чего даже Марта не сразу Лео признала.

Выполнить заказ Бриджит Иванз можно было сегодня. Но плюсы равнялись минусам. Многочисленная толпа давала возможность затеряться, скрыться можно было мгновенно, и никто бы не сказал, когда Гарри и Лео ушли. Если бы дело коснулось их персон. Но весь лён был здесь, и рядом с Дайаном всё время кто-то был. Он даже покурить выходил в сопровождении бородатых Милднайтов и цыган, пил со смазливым механиком, из-за которого отправился на тот свет Джек Элиас, или с головокружительными малышками, которые — повезло же ублюдкам — были замужем за Элеком и Никки Милднайтами. К слову, с сюзереном Дайан курить не ходил и не пил. Наверное, надоели друг другу дома бок о бок, чтобы ещё и здесь изображать семью.