Линетт, хлопнувшая дверью, когда уходила от него навсегда.
И теперь, впервые за три месяца, на экране его телефона вспыхивает номер Линетт. Может, дело совсем не в его маме? Может, Линетт что-то от него нужно? Спросить про маму – это просто предлог. Его друг Кабель назвал бы его придурком за такие предположения. Кабель сказал бы, что, конечно, Линетт звонит, чтобы узнать о маме. И он не стал бы стесняться в выражениях, если бы думал иначе.
Байрон позвонит Линетт позже. Или, возможно, не позвонит. Ведь это она его бросила. Он ощущает эту застарелую боль за грудиной. Он взбешен тем, что Линетт пытается к нему подобраться. Байрон бросает еще один взгляд на вспыхивающий экран смартфона, а потом отклоняет вызов.
Байрон и Бенни
Байрон хочет дослушать до конца послание матери, но Бенни вышла и бродит по дому. Она всегда говорила, что ей нужно в туалет, когда хотела сбежать и заняться чем-то другим. Он без труда находит сестру в ее старой спальне. Бенни напялила на себя допотопный университетский свитшот и прижимает что-то к груди.
Она смотрит на него, нахмурив брови. Он знает, о чем она думает.
– Кто она такая, Байрон? – спрашивает Бенни.
Байрон качает головой.
– Не имею понятия, – отвечает он. – Я тоже впервые слышу о том, что у нас была сестра.
– Я не про сестру. Я говорю о Кови. Кто она такая? – Бенни ежится. – Какое отношение она имела к нашей матери? Должно быть, они знали друг друга, раз у них было так много общего. Остров, море, черный торт. Ты так не думаешь?
– Не знаю, честно говоря.
– На прослушивание уйдет слишком много времени. Давай пойдем и попросим мистера Митча быстро все объяснить.
– Нет, ты же слышала – он не собирается ничего рассказывать. Давай вернемся и послушаем.
Она кивает. У нее сейчас обиженное лицо шестилетней Бенни, и Байрон опять еле сдерживается, чтобы не обнять ее. Нет, не надо забывать, что она больше не его маленькая сестренка. Это женщина, которую он не видел восемь лет, которая не приехала на похороны отца, не была здесь на семидесятилетнем юбилее матери. С момента встречи они не сказали друг другу и десятка слов. Очевидно, оба они сильно изменились.
Байрон достает связку ключей.
– Что это? – спрашивает Бенни.
– Мне пришлось поменять замки на входной двери. Это твой комплект.
– Но я никогда не вхожу через переднюю дверь.
– У нас ведь есть передняя дверь, так что возьми ключи.
– Что случилось? Кража со взломом? – Бенни протягивает руку.
Байрон качает головой:
– Землетрясение. Дверная рама покорежилась.
– Ах да, теперь припоминаю.
– Неужели? – скривив верхнюю губу, язвительно спрашивает Байрон. – В каком смысле припоминаешь, Бенни? Тебя здесь не было. И кстати, ты даже не удосужилась позвонить и узнать, что с нами.
– В этом не было необходимости. Мама мне сообщила.
– Мама? Ты говорила с мамой?
– Нет, не совсем. Она время от времени посылала мне сообщения.
– Ты поддерживала связь с мамой? Все это время? Я думал, вы совсем не общались.
– Я же сказала, что иногда получала от нее послания. На день рождения, на праздники. И о землетрясении она сообщила.
– Но ты ни разу не приезжала повидаться с ней.
Бенни мотает головой:
– Она никогда не просила меня приехать. Даже не просила позвонить ей. Я пару раз звонила домой, но она не ответила. Не так давно я написала ей письмо, и она оставила мне короткое сообщение. Но ни словом ни обмолвилась о том, что больна.
Бенни хочет что-то добавить, но вместо этого снова качает головой.
– Последние несколько месяцев она принимала сильнодействующие лекарства. Конечно, она хотела тебя видеть. Она была очень обижена, понимаешь?
– Мама? Обижена? А как же я? Меня оттолкнули собственные родители.
– Они не отталкивали тебя, Бенни. Они были огорчены, потому что ты бросила их.
– Они огорчались не из-за меня. Мы оба знаем, почему они огорчались.
– А ты сделала только хуже. Ты уехала от них посреди каникул и даже ни разу не позвонила, чтобы извиниться. Ты не оставила им шанса. И я тоже очень огорчился, Бенни. Нет, постой, поправь меня. Я был страшно зол на тебя. Я до сих пор злюсь на тебя. А похороны отца, Бенни? Когда я позвонил тебе тогда, ты сказала, что приедешь.
– И я приехала на похороны, Байрон. Я проделала весь путь до Калифорнии, приехала на кладбище, просто…
– Что ты такое говоришь? Ты была там? Знаешь, мне показалось, я увидел тебя, но потом я сказал себе: «Нет, Байрон, тебе это померещилось». Значит, ты проделала весь этот путь, а потом у тебя хватило духу оставить нас одних?
– Вы с мамой не были одни, Байрон. Там была куча народу.
– И это твоя отговорка? Что, раз там было столько народу, тебе необязательно было присутствовать?
– Нет, я не это хочу сказать, просто я не могла…
– Что не могла, Бенни? Не могла что? Не могла вылезти из чертовой машины, чтобы прийти на похороны отца? Не могла вылезти из машины ради мамы и меня? А потом я получаю всего-навсего эсэмэску: «Мои соболезнования»?
– Все не так просто, Байрон.
– Нет, все не так сложно.
Байрон поворачивается и собирается выйти из комнаты, но тут замечает предмет в руках Бенни. Это мамина старая пластиковая мерная чашка. Он возвращается и отбирает у сестры чашку.
– Нет, Байрон! – кричит Бенни, спеша за ним по коридору. – Байрон!
Одной рукой она тянет его за свитер, другой пытается отобрать чашку.
– Перестань, – отрывая Бенни от своего свитера, говорит Байрон. – Это кашемир.
– Кашемир? – переспрашивает Бенни. – Это кашемир? Ты издеваешься надо мной, Байрон?
– Это нелепо! – Байрон сует чашку в руки Бенни. – Держи, если тебе от этого легче. Ты, наверное, чувствуешь себя хорошей дочуркой, раз хранишь эту чашку на память? Где, на хрен, ты была все эти годы, Бенни?
– Ведь на самом деле тебя это не волнует, Байрон, да? Ты не хочешь ничего слышать. Просто хочешь напомнить мне, что ты – Байрон Беннет, идеальный сын, которым все восхищаются и которого все принимают. А знаешь что? Не такой уж ты идеальный. На человеческие чувства способен только тот, кто понимает, что и у другого человека есть сердце.
Байрон ошеломлен. Вот как она о нем думает! Бенни вправду так считает?
– Почему ты не позвонил мне раньше, а, Байрон? Если мама была так серьезно больна?
– Почему я не позвонил тебе раньше? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Знаешь, что сказала бы мама, услышав это? – Байрон поворачивается и идет по коридору, бормоча себе под нос: – Это совсем не в духе Беннетов. – Потом морщится. Он очень похож на отца.
Бенни кричит ему в спину:
– Неправда, Байрон! Это как раз в духе Беннетов. Не допускаются никакие промахи, нет места для взаимопонимания, нельзя иметь другое мнение.
Байрон останавливается, замирает на месте, но не оборачивается.
– Знаешь, я привыкла думать: это потому, что мы черные, – говорит Бенни. – Наши родители хотели, чтобы мы работали с двойным усердием, стали безупречными и добились-таки успеха. Но теперь-то я понимаю: наша безупречность и наш успех должны были прикрыть колоссальную ложь, на которой строились отношения в нашей семье.
Наконец оказавшись в гостиной, Байрон не обнаруживает там мистера Митча. Байрон слышит, как течет вода в гостевой ванной комнате. Ему невдомек, что мистер Митч просто стоит там, прислонившись к пыльной розовой стене и закрыв глаза, и делает вид, что не слышит всей этой перебранки.
Потерянные
Чарльз Митч видел и кое-что похуже. Ему встречались братья и сестры, которым было наплевать друг на друга. Родственники, озабоченные лишь своей долей наследства. Он понимает, что Байрон и Бенни не из таких, тем не менее между ними идет борьба. Они потеряли мать и, похоже, никак не могут найти общий язык. Да, Элинор предупреждала его, что все может обернуться именно так, тем более что в детстве Байрон и Бенни были неразлучны.
