С.Ф. Рыскин (1859–1895) Христос перед судом Пилата И вот в кругу синедриона, Как агнец, жертва злых зверей, Стоит у плит лифостротона Безмолвный, кроткий Назорей; От Каиафы послан вестник В чертоги преторских палат, — И Рима гордого наместник, В толпе является Пилат; И перед строгим властелином Свидетель ложный говорит, — И суд земной над Божьим Сыном Наместник Кесаря творит; Он пред бушующим народом Его, Вселенной Судию, Высоким, пышным переходом Ведет в Преторию свою; Трикраты к шумному народу Христа в страдальческом венце Выводит ярости в угоду Он на возвышенном крыльце; Трикраты гордым фарисеям, Среди зловещей тишины, Он говорит: «За Назореем Я не могу найти вины!» И, страшной яростью объяты, В ответ на те слова они Кричат озлобленно трикраты: «Распни, распни Его!.. Распни!..» И вот Пилат, омывши руки, Предать решается Христа Народу злобному на муки И поруганий, и креста. «И день прошел… В чертог Пилата…» И день прошел… В чертог Пилата Мужей является чета, — И просит, скорбию объята, Снять Назорея со креста; И, гордость гневную отбросив, Им не противился Пилат, — И Никодим, и с ним Иосиф, На место Лобное спешат; И на Голгофу, вслед за ними, Немою горестью полны, Идут вратами городскими Две галилейские жены… И вот, когда уже стемнела Окрестность этих страшных мест, Там от Божественного тела Освобожден был тихо крест; И в час, когда ночей прохлада С росой ложилась по земле, Христос возлег средь кущей сада Во гроб, иссеченный в скале, Возлег, повитый в плащаницу Он в сени смерти, – и над Ним Закрыл с рыданием гробницу Тяжелым камнем Никодим. А.А. Фет (1820–1892) 1 марта 1881 года День искупительного чуда, Час освящения креста: Голгофе передал Иуда Окровавленного Христа. Но сердцеведец безмятежный Давно, смиряяся, постиг, Что не простит любви безбрежной Ему коварный ученик. Перед безмолвной жертвой злобы, Завидя праведную кровь, Померкло солнце, вскрылись гробы, Но разгорелася любовь. Она сияет правдой новой. Благословив ее зарю, Он крест и свой венец терновый Земному передал царю. Бессильны козни фарисейства: Что было кровь, то стало храм, И место страшного злодейства Святыней вековечной нам. К.М. Фофанов
(1862–1911) Отречение Петра И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать. Мк. 14: 72 Первосвященника двор тесный Шумит народом. Блеск зари Померк на высоте небесной… Навстречу звездам фонари Зажгли, свет факелов багровых Неясно освещает двор. Свежеет; из ветвей терновых Сложили пламенный костер. В саду дрожат, шатаясь, тени, — И в их изменчивой игре Белеют судьбища ступени, Мелькает стража во дворе. Сверкают шлемы, блещут копья, Вокруг огня сидит народ, И ветер двигает отрепья, И говор сдержанный плывет… И у костра, присев на камень, Взирает сумрачно на пламень Один из тех, кто вслед Христа Бродил, внимал Его ученью, Чьи вдохновенные уста Взывали к правде и терпенью. То рыбарь Петр – Христа сподвижник; Он полн раздумьем роковым. И вот к нему подходит книжник И говорит: и ты был с Ним! И в тайном ужасе, бледнея, Промолвил робкий ученик: «Нет, я не знаю Назорея — Ты ошибаешься, старик». И вот одна из жен, случайно Заметив мрачного Петра, К нему идет и шепчет тайно: «Тебя я видела вчера, Ты шел с Ним вместе…» Петр, робея, Не подымал смущенных глаз И рек: «Не знаю Назорея; Его я вижу в первый раз…» И снова грустью молчаливой Он омрачился. И опять Его допросом испытать Идет судья велеречивый. И Петр, подняв главу свою, Воскликнул, страхом пламенея: «Нет, я не знаю Назорея, Пророка в нем не признаю…» Тогда костер, дымясь, потух; Белела утром тень ночная, И на дворе запел петух, Зарю веселую встречая. И вспомнил Петр слова Христа — И зарыдал, смущен тоскою, И нерешительной стопою Он поспешил за ворота. А.С. Хомяков (1806–1860) Вход в Иерусалим Широка, необозрима, Чудной радости полна, Из ворот Иерусалима Шла народная волна. Галилейская дорога Оглашалась торжеством: «Ты идешь во имя Бога, Ты идешь в Свой царский дом! Честь Тебе, наш Царь смиренный, Честь Тебе, Давидов Сын!» Так, внезапно вдохновенный, Пел народ. Но там один, Недвижим в толпе подвижной, Школ воспитанник седой, Гордый мудростию книжной, Говорил с усмешкой злой: «Это ль Царь ваш, слабый, бледный, Рыбаками окружен? Для чего он в ризе бедной, И зачем не мчится Он, Силу Божью обличая, Весь одеян черной мглой, Пламенея и сверкая Над трепещущей землей?» И века прошли чредою, И Давидов Сын с тех пор, Тайно правя их судьбою, Усмиряя буйный спор, Налагая на волненье Цель любовной тишины, Мир живет, как дуновенье Наступающей весны. И в трудах борьбы великой Им согретые сердца Узнают шаги Владыки, Слышат сладкий зов Отца. |
