IV Когда на муку обреченный, Толпой народа окруженный На место казни шел Христос И крест, изнемогая, нес, Иуда, притаившись, видел Его страданья и сознал, Кого безумно ненавидел, Чью жизнь на деньги променял. Он понял, что ему прощенья Нет в безпристрастных небесах, — И страх, безсильный рабский страх, Угрюмый спутник преступленья, Вселился в грудь его. Всю ночь В его больном воображеньи Вставал Христос. Напрасно прочь Он гнал докучное виденье; Напрасно думал он уснуть, Чтоб все забыть и отдохнуть Под кровом молчаливой ночи: Пред ним, едва сомкнет он очи, Все тот же призрак роковой Встает во мраке, как живой! — V Вот Он, истерзанный мученьем, Апостол истины святой, Измятый пыткой и презреньем, Распятый буйною толпой; Бог, осужденный приговором Слепых, подкупленных суде й! Вот он!.. Горит немым укором Небесный взор его очей. Венец любви, венец терновый Чело Спасителя язвит, И, мнится, приговор суровый В устах разгневанных звучит… «Прочь, непорочное виденье, Уйди, не мучь больную грудь!.. Дай хоть на час, хоть на мгновенье Не жить… не помнить… отдохнуть… Смотри: предатель Твой рыдает У ног Твоих… О, пощади! Твой взор мне душу разрывает… Уйди… исчезни… не гляди!.. Ты видишь: я готов слезами Мой поцелуй коварный смыть… О, дай минувшее забыть, Дай душу облегчить мольбами… Ты Бог… Ты можешь все простить! . . . . . . . . . А я? я знал ли сожаленье? Мне нет пощады, нет прощенья!» VI Куда уйти от черных дум? Куда бежать от наказанья? Устала грудь, истерзан ум, В душе – мятежные страданья. Безмолвно в тишине ночной, Как изваянье, без движенья, Все тот же призрак роковой Стоит залогом осужденья… И здесь, вокруг, горя луной, Дыша весенним обаяньем, Ночь разметалась над землей Своим задумчивым сияньем. И спит серебряный Кедрон, В туман прозрачный погружен… VII Беги, предатель, от людей И знай: нигде душе твоей Ты не найдешь успокоенья: Где б ни был ты, везде с тобой Пойдет твой призрак роковой Залогом мук и осужденья. Беги от этого креста, Не оскверняй его лобзаньем: Он свят, он освящен страданьем На нем распятого Христа! . . . . . . . . И он бежал!.. . . . . . . . . VIII Полнебосклона Заря пожаром обняла И горы дальнего Кедрона Волнами блеска залила. Проснулось солнце за холмами В венце сверкающих лучей. Все ожило… шумит ветвями Лес, гордый великан полей, И в глубине его струями Гремит серебряный ручей… В лесу, где вечно мгла царит, Куда заря не проникает, Качаясь, мрачный труп висит; Над ним безмолвно расстилает Осина свой покров живой И изумрудною листвой Его, как друга, обнимает. Погиб Иуда… Он не снес Огня глухих своих страданий, Погиб без примиренных слез, Без сожалений и желаний. Но до последнего мгновенья Все тот же призрак роковой Живым упреком преступленья Пред ним вставал во тьме ночной. Все тот же приговор суровый, Казалось, с уст Его звучал, И на челе венец терновый, Венец страдания лежал! Н.П. Николаев
(1758–1815) Возглашение Иисуса Христа на кресте Приближьтесь грешники, нежнее воздохните. Но что! и взора вы не мните вознести — Неблагодарные! коль от креста бежите, Коль Мной ругаетесь, кто ж может вас спасти? Живаго Бога грудь, где восприял рожденье, Я променил в сей день на грудь креста – в крови! Вся потряслась земля, все небо в огорченье; Единой человек упорен, без любви! Я лик ношу греха, страдание явленно: Не узнаю Себя; в Отце лишен утех. Душа без помощи, а тело изъязвленно; Но лишь скорблю о том, что существует грех. О милы грешники! убежищем Мне будьте: Откройте Мне сердца, когда с креста сойду; Я предаюся вам, хотя стократ забудьте, Но днесь любовию да в вас любовь найду. Любовь сильней гвоздей к кресту Меня прижала; Любовь, не злоба Мне судила быть на нем; Она к страданию терпенье Мне стяжала, Она могущество во телеси Моем. И та любовь есть к вам, хоть вы от ней бежите; Крест тело взял Мое, а сердце взяли вы: Но Я дарю его, а вы исторгнуть мните, А вы на агнеца, как раздраженны львы. Прости, о Отче! им; кровь, кровь Моя взывает: Я так же Бог, как Ты, но унижаюсь Я; Я так же человек, и Он о них вздыхает: Соедини Ты нас, и в жизнь им смерть Моя! |
