Сижу вечером на кухне и листаю на ай-паде документы образца тридцатых сороковых годов. Документы конечно дрянь. Бумага качеством ниже плинтуса, записи небрежные, фотографии, если есть, просто «швах». И по сотням книг вспоминаю, что, зная вот эту особенность хронической небрежности в документах как раз-таки и ловили на этом немецких шпионов. Они-то дебилы, думали, что чем чище и правильней документ – тем лучше. Ан, нет. Любой сильно ровный и правильный бланк с размашистыми подписями и красивым почерком всегда вызывал подозрение, потому что уже на сотой проверке, любой даже самый тупой мент понимал, что заполняют их глупые конторские обезьяны, которым за красоту почерка зарплаты не добавят не копейки денег. Вот и писали, как курицы лапами. А те редкие девушки, которые писали красиво и каллиграфично сразу же изымались в фонд райкомов и парткомов и к выписке документов обычных людей никакого отношения не имели. Вот так-то.

Уже на третий день, после осознания надвигающейся катастрофы, я ходил по центральному рынку Мариуполя. Того, старого Мариуполя и со мной был баул, слегка потрёпанного вида, в котором я прятал свои «ништяки»: Двадцать коробок с иголками, двадцать коробок с заколками, двадцать пачек с наклейками детских мультяшных героев и десять пластиковых цветных ларчиков в которых девушки и женщины хранят свои богатства. На внешней стороне ларчиков рисунки Москвы, Лондона, Парижа и прочих столиц мира. В платке на руке узелок, с образцами товара, всего по одному. Подходил к продавцам на рынке, кто выглядел по богаче, показывал. А когда спрашивали откуда такая красота тут же отвечал, брат привез из дальнего плавания. Обычно вопросы пропадали. Хоть за каждую единицу товара приходилось торговаться до упора, но справился за три с половиной часа. И на руках у меня образовалась невиданная по местным меркам сума – восемьсот семьдесят два рубля. К примеру, самый продвинутый токарь на заводе получал триста восемьдесят – триста девяноста рублей. Но таких работников на целый цех было – единицы. Средняя же зарплата за месяц была двести пятьдесят рублей в месяц, то есть я за почти четыре часа заработал три с половиной месячных зарплат.

Местный уголовный элемент меня «срисовал» в момент и вначале подослали «щипача». Тот крутился-крутился, выжидая момент, а когда я его окликнул и сказал, что ветеран НКВД, а мой брат начальник милиции, тот сразу растворился в толпе как будто его и не было. Чуйка опера меня не подвела и в этот раз. Закрепляя успех, я нашёл в толпе патрульного милиционера и подойдя к нему презентовал набор иголок, где были от самой маленькой до самой большой – цыганской, за что тот долго жал мне руку, так как выяснилось, что в стране советов таких наборов да с таким качеством не найти днем с огнем. Постового звали Игнат. Тот сразу признал во мне своего брата-служивого хоть и на пенсии. Принял подарок и проникшись, рассказал, что его женская часть дома сегодня будет в восторге. Я ему посетовал, что мол получил получку с командировочными пришёл на рынок жене прикупить подарки и меня чуть «щипач» не отработал по полной. Хотел задержать его для органов правопорядка, но зараза шустрый оказался. Я описал «шустряка» и служивый тут же его вспомнил. – Знаю я этого рыжего Витьку. Это я его в прошлый раз на срок определил. Видать отсидел зараза и вышел по УДО. Теперь вот опять озорует. Эх, попадись он мне! – Мы еще поговорил минут пять и разошлись довольные друг другом.

Потом я поехал на перекладных в Виноградное. Пачка денег, бережно замотанная в наволочку, была спрятана в «скатку» которую я подвязал шнурком снизу и перебросил на манер военного через плече. Сумок или рюкзаков, подходящих к этой эпохе я не нашёл не в своём хозяйстве, не в хозяйстве своей родни. Вон еле допотопную наволочку нашел из старых бабушкиных припасов и плащ-палатку. Кстати, по местным мерка плащ-палатка была – роскошь, и местные армейцы её еще не изобрели. Но это не точно.

Как и в прошлый раз встретились мы на крыльце. – Привет, Григорий. Как жизнь?

Тот узнав, заулыбался. – Аааа. Инженер! Здорова! – Мы пожали руки.

– Ну как закончили объект? Где хоть трудились то?

– Гриша, объект военный, секретный. Ты с какой цель интересуешься? – Выдал я в своем фирменном «оперском» стиле. Тот поднял руки перед собой ладонями вперед, сдаваясь.

– Всё, всё, молчу. Закончили и молодцы! Ты каким ветром к нам?

– Ну ты сам обещал поспособствовать в приобретении харчей. Вот расчет дали, и я к тебе. Нужно и местную хозяйку отблагодарить и начальство местное ублажить, так как нам приёмку сделали не сильно придираясь. Сам понимаешь. В общем надо Григорий, выручай. – Тот докурив, затушил «чинарик».

– Ладно пойдем смотреть, что там у нас на балансе. – Зайдя в импровизированную приемную, он спросил: – Что брать будешь? – Я для вида задумался, потом выдал.

– Так…, ну для начала, давай барашку, бочку винишка и бочку икры. Как у тебя, предложение в силе? – Тот подкрутил ус и сурово сказал:

– Мы, Василь тут уши мозолить не приучены, тут тебе не Москва. – Подколол он меня. Вот же шельмец! – Короче так, ща я уточню у кума. И это… тебе, когда удобней забрать?

– Ну так давай с утра? Часиков в семь если подъеду «нормуль»?

– «Нормуль»? – Не понял слова он.

– Ну в смысле «нормально», «сойдет»?

– Нормуль! – Передразнил он меня.

– Только Гриша, это… с подводой пособи. Мне не с руки будет переться утром на завод транспорт выпрашивать.

– Да не вопрос. У меня как раз дед Федя будет под рукой. – Мы ударили по рукам и разошлись как в море корабли. На прощанье я спросил:

– Григорий, а фамилия у тебя какая? – Тот изобразил мой «оперский» прищур и с характерной интонацией спросил:

– Фамилия у меня военная, секретная. С какой целью интересуетесь, товарищ? – Мы оба заливисто заржали. Выходя с кабинета, я вытирал с глаз выступившие слезы. Уже закрывая дверь, он выкрикнул: – Соколов я, Григорий Дмитриевич.

– Лады Дмитриевич, удачи.

Утром я был на месте с деньгами, ибо грех подводить хороших людей. Дед Федор стоял у крыльца и похлопывал по гриве свою савраску и нашептывая ей какие-то только им понятные комплименты. Я удивился, когда Гриша, хлопнув меня по руке, зашёл за здание и вывел велосипед. Закинул его в бричку и мы тронулись.

Заехав на колхозный склад, открыли общими усилиями громадные створки, пропуская подводу во внутрь. Дед Федя, загнал свой «пипелац» в глубь не разу не сомневаясь, что сможет там развернуться. Через огромные решетчатые окна без стёкол, внутрь проникало достаточно света. Внутри все было заставлено коробками и стеллажами. Взяв с ближайшего две пары рабочих рукавиц, Гриша одну протянул мне. – Это чтоб руки не поранить и занозу не вогнать. – Я надел, и мы пошли в дальний угол. Света там было по меньше, но мне его хватило чтобы прочитать надписи мелом на бочках. На одной стояло – «икра осетровая, два пуда», на второй надпись гласила – «вино столовое, красное, полусладкое «Изабель»». Кряхтя и поругиваясь, мы погрузили тяжелые бочки, затем прошли в другую часть склада, где на толстом слое соломы лежала освежёванная туша барана накрытая мешковиной. Опять же общими усилиями обмотали её мешковиной, подвязав хорошенечко бичевой и перегрузили на солому подводы. Выехав на свет божий из складского сумрака, я спросил. – Ну, что Григорий, давай посчитаемся для «порядку». – Тот залез в нагрудный карман гимнастерки, вытащил накладные и начал в них, что-то писать, подложив снизу свой кожаный портфель. При этом он приговаривал:

– Значит так. Ты у нас старший по «продпитанию» рабочих в поле. Получил… – Далее он в бланк занёс всё, что мне продал, указал цену и количество. Затем размашисто расписался и вытащив из портфеля печать, дохнул на нее и шлепнул по бумаге. Я стоял с обалделым видом. Будучи дитём капиталистической системы я уже думать забыл, что формула деньги-товар-деньги в стране советов не котируются вообще. И стоит тебе попасться с каким-либо товаром на который не оформлены бумаги и всё… «трындец» и карачун. Будет картина Репина – «приплыли». Короче попадешь ты легко и надолго как расхититель социалистического хозяйства. И доказывай потом, что ты не папуас. Я и думать не думал, а оно вон оно «чё», «Михалычь»… , точнее Дмитриевич. В общем, Гриша всё предусмотрел и подставлять из-за меня свою задницу был не намерен. Один бланк дал мне, второй положил себе в портфель и «выжидательно» уставился на меня. Я, наблюдая за магией легализации, нелегитимных действий слегка «подзавис», а потом опомнившись быстро вынул пачку денег и стал отсчитывать.