Остается всего день до сочельника, послезавтра они возвращаются в Лондон. Что ему делать с Фелисити?

Он мерил шагами кабинет. Наконец остановился у окна, выглянул и вздрогнул, увидев Фелисити. Она стояла в саду и что-то чертила в блокноте. Что она задумала? Усовершенствовать сад? Или срыть его и сделать пруд? С его женушкой не соскучишься.

Он отвернулся от окна и обвел взглядом кабинет. Мебель красного дерева, бархатные шторы и старинная бронза придавали комнате мрачный вид. Йен ее ненавидел.

Этот массивный, уродливый стол! Сколько раз он сгибался над ним, когда отец охаживал его тростью! Порка бывала не более болезненной, чем в Итоне, но страдала гордость. Его порол человек, которому он всячески старался угодить. Йе« изо всех сил сдерживал слезы, протестуя таким образом против унижения. Однако для отца было необходимо унизить сына и таким образом подчинить своей воле.

Йен понял, что насилием ничего не добьешься, что главное — стратегия и манипуляции. Порка приводит только к ожесточению и дальнейшему сопротивлению.

Фелисити научила его кое-чему: кроме физического, есть другие способы насилия, столь же разрушительные. Она искренне плакала, когда жаловалась на него Саре. Панически боялась, что он заставит ее выйти за него замуж. После свадьбы «отказалась заниматься с ним любовью. „Если ты принудишь меня выйти за тебя замуж, тебе придется принуждать меня и ко всему остальному“. Он был настолько самонадеян, что пропустил эти ее слова мимо ушей.

Он вел себя, как Пелем, Фарингдон и прочие ублюдки. Стращал, пользовался силой, соблазнял. Лучше не вспоминать.

Он преуспел в том, чтобы заставить ее желать — как может желать женщина, чья гордость растоптана, чьи силы истощились в борьбе. Он победил, не уступив простому требованию — рассказать правду о своем прошлом.

Но это была пиррова победа.

В конце концов она узнает — не от него, так от кого-нибудь еще. Кто-нибудь проболтается, или дядя Эдгар расскажет по злобе. И она уйдет от него.

Он снова посмотрел в окно. Фелисити чувствует себя в его саду как дома. Он может привыкнуть к тому, что постоянно видит ее, и тогда особенно трудно будет пережить ее уход. Что пользы в победе над дядей, если ее здесь не будет? Или она останется и будет презирать его?

Нет, он должен поступить по совести. Вернуть ей то, что отнял у нее — гордость, независимость, свободу. Пока она не забеременела.

Даже если для этого ему придется вырвать сердце из груди.

— Добрый вечер, миледи, — приветствовал ее Спенсер, дворецкий, когда она вошла в столовую и заняла свое обычное место.

Миледи. При этом слове ей всегда хотелось оглянуться и найти какую-то элегантную особу, к которой обращаются.

— Его светлость прислал словечко, что сегодня он не будет обедать, миледи.

Ее кольнуло разочарование. Она нарядилась с особой тщательностью, поскольку собиралась сообщить Йену, что месячные кончились.

Дворецкий не уходил. Фелисити посмотрела на него.

— Но если вы хотите видеть господина, он у себя. Она обрадовалась.

— Это он велел так сказать?

— Нет, миледи, я просто подумал, что такая информация представляет для вас интерес.

Она опять приуныла.

— Да. Спасибо.

Он сделал знак подавать первое — консоме. Она смотрела в тарелку, но мысли ее были далеко. Йен не приходил по вечерам на обед уже три дня, даже слуги это заметили. Они наверняка заметили и то, что Йен ее избегает. Обещанный визит к арендаторам не состоялся. Он прислал словечко, что будет занят другими делами.

Она ненавидела эту фразу — «прислал словечко». Йен вечно «присылает ей словечко». Что не может пойти с ней в деревню. Что весь день будет разъезжать по делам. Что не придет к обеду. В чем она провинилась третьего дня вечером, что он ее избегает? Хотя бы объяснил.

— Миледи? — подал голос Спенсер. Она подняла глаза.

— Что-то не так с супом? Она не притронулась к еде.

— Нет, — ответила она и отодвинула стул. — Просто не хочется есть.

— Слушаюсь, миледи, — пробормотал он и поклонился.

Она резко встала, для поднятия духа выпила бокал вина и пошла к двери. Хватит с нее этой ерунды. За три дня в Честерли она видела Йена меньше, чем за один день незамужней жизни в Лондоне. На Йена не похоже дуться за то, что месячные не позволяют с ней переспать, так почему же он ее избегает?

Сейчас она это выяснит. Как ни печально, но они женаты, и если он собирается игнорировать жену в те дни, когда не может с ней спать, она этого не допустит.

Подойдя к спальне Йена, она с облегчением обнаружила, что дверь открыта. Йен, видимо, только что вышел из ванны. Волосы мокрые, шелковый халат подпоясан кушаком. Он стоял возле кровати и давал указания камердинеру, который укладывал чемодан.

— Куда ты едешь? — резко спросила она прямо с порога.

Камердинер удивленно посмотрел на нее, но Йен кивком указал ему на дверь, и тот, пройдя мимо Фелисити, скрылся в коридоре.

— В Лондон, — ответил он.

Сердце пропустило один удар. На подгибающихся ногах она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— Я думала, мы пробудем здесь до послезавтра. Он продолжал укладывать чемодан.

— Планы изменились. Ты же захочешь пойти на предновогодний бал к лорду Страттону, чтобы писать свою колонку? Значит, выезжать надо завтра утром. Я собирался сказать тебе вечером.

Ей нужна хоть одна ночь. Она села на кровать.

— Я… я пришла тебе сказать, что у меня кончились месячные.

Он даже не взглянул на нее. Что с ним случилось? Три дня назад он тотчас сел бы рядом.

— Йен, это значит, что у нас нет причин…

— Я знаю, что это значит. — Лицо его оставалось непроницаемым. — Это значит, что мы должны уехать в Лондон сегодня.

В полном замешательстве она спросила:

— Почему?

— Фелисити! — Голос Йена дрогнул, он выпрямился. — Мы едем в Лондон раньше времени еще и по другой причине.

Что он задумал?

— Я отправил записку нотариусу, назначил встречу на завтра. — Йен помедлил. — Этот нотариус специализируется на аннулировании браков.

Сердце Фелисити болезненно сжалось.

— Что ты хочешь этим сказать? Он посмотрел ей в глаза.

— Пора признать, что мы совершили ошибку.

Ошибку? Он хочет аннулировать брак? Да как он смеет!

— Почему? Потому что я так долго не пускала тебя в постель?

— Нет, конечно. Но из-за этого ты не забеременела. С точки зрения закона наш брак считается несостоявшимся. Надо этим воспользоваться и аннулировать его, пока не поздно.

— Я не хочу! Он вздохнул.

— О деньгах можешь не беспокоиться, я назначу такое содержание, что хватит и тебе, и твоим братьям.

— Черт побери, Йен, мне плевать на деньги. Я не хочу аннулирования, и ты тоже не хочешь!

— Не важно, чего я хочу. — Он посмотрел ей в глаза. — В своем стремлении найти жену я пренебрег моралью, совестью и, наконец, вежливостью. Шел напролом. Остановился на тебе. Когда ты мне отказала — соблазнил. Когда не хотела выходить за меня хотя бы для того, чтобы спасти свою репутацию, сделал так, чтобы ты не могла отказаться. И все потому, что хотел тебя.

Она собралась возразить, но он сделал ей знак помолчать.

— Теперь во мне проснулась совесть и я считаю единственно правильным решением аннулировать нашу пародию на брак.

А она-то собралась сегодня его соблазнить!

— Черт возьми, Йен, почему ты именно сейчас решил искупить свои грехи? — «Сейчас, когда я так тебя люблю!»

— Лучше поздно, чем никогда, ты не находишь?

— Нет, нет! Я не хочу, чтобы в тебе просыпалась совесть, если это означает конец нашего брака! Я вышла за тебя замуж не из-за твоей совести!

— Ты не хотела за меня выходить, я тебя заставил!

— Черта с два! Вспомни наш разговор в вестибюле церкви, ведь я могла повернуться и уйти! Этого было бы вполне достаточно. Но я этого не сделала! — Сказать ему почему? Может, он опомнится? Нельзя упускать последний шанс. — Я люблю тебя, Йен! Иначе не вышла бы за тебя замуж.