– Тогда мне придется полагаться на вас. Если французы придут, я не смогу здесь остаться.

– Не сможете остаться?

– Конечно нет. Я же англичанка.

– Я защищу вас, мисс Фрай.

– Рада слышать. – Она отвернулась, чтобы снять чайник.

Стерва, подумал Феррагус. Самодовольная английская стерва.

– Мне не наливайте, – сказал он и вышел из кухни.

И в этот момент откуда-то издалека донесся едва слышный звук, похожий на раскат грома. Звук этот то нарастал, то уходил, потом возвращался и постепенно усиливался. В рамах начали трястись стекла. Выглянув в окно, Сара увидела туман и поняла, что это не гром.

Это французы.

Пришел рассвет, и в Буссако заговорили пушки.

Шарпу не спалось. Сыро, холодно и больно. Ушибленные ребра превращались в ножи, стоило лишь немного повернуться, а когда он поднялся в предрассветном мраке после недолгого забытья, боль настоятельно потребовала снова лечь. Шарп ощупал ребра – что, если там не просто ушибы, а переломы? Правый глаз заплыл и наполовину закрылся.

– Проснулись, сэр? – раздался голос неподалеку.

– Умер, – ответил Шарп.

– Может, чая, сэр? – предложил Мэтью Додд, стрелок его роты, произведенный в капралы, пока Шарп был в отпуске.

Нашивку Додду дал Ноулз, и Шарп одобрил это решение.

– Спасибо, Мэтью.

Он наклонился, чтобы собрать для костра сырых веток и щепок, и поморщился от боли. Додд уже высек искру и теперь дул на разгоравшееся пламя.

– А что, костер разводить можно? – спросил капрал.

– Вчера вечером было нельзя, но в таком тумане кто его заметит? К тому же мне нужен чай, так что не сомневайся. —

Шарп подбросил в огонь свои ветки и выпрямился, слушая, как шипят и потрескивают новые язычки. Додд налил воды в чайник и бросил щепотку чайных листьев. Шарп добавил немного из своих запасов. Огонь разгорался.

– Сырое утро, – сказал Додд.

– Чертов туман, – пробормотал Шарп.

– Скоро смена.

Додд поставил чайник на огонь.

– Наверное, еще и полтретьего нет, – заметил Шарп.

Кое-где загорались огоньки, солдаты раскладывали костры, проступавшие в тумане желтоватыми пятнами, но большая часть армии еще спала. Шарп выставил пикеты на краю восточного склона, тем не менее проверять их не спешил.

– Сержант Харпер сказал, что вы вроде бы упали, сэр, – сказал Додд, поглядывая на разбитое лицо капитана.

– Да, поскользнулся на ступеньке. Опасная штука эти ступеньки. Особенно в темноте, когда скользко.

– У нас дома так Секстон разбился. – Додд пошевелил дрова, и взметнувшиеся языки выхватили из тьмы его сухощавые черты. – Полез на колокольню привязать новую веревку к большому колоколу и поскользнулся. Разбился насмерть. Поговаривали, будто кто-то его подтолкнул, потому что, мол, его женушка миловалась с другим.

– С тобой, Мэтью?

– Мистер Шарп! – воскликнул обиженно Додд. – Конечно нет!

Вода закипела быстро. Шарп зачерпнул чая жестяной кружкой и, поблагодарив капрала, направился к склону, в сторону французов. Спускаться он не стал, но нашел у дороги кряж, выступавший наподобие бастиона и протянувшийся на сотню шагов. Заканчивался кряж холмиком, где между булыжниками и полагалось находиться караульным. Подходя, капитан нарочно задел камень, чтобы дать о себе знать.

– Кто там? – Ответ последовал мгновенно, но иного Шарп и не ожидал, поскольку службу нес сержант Рид.

– Капитан Шарп.

– Пароль, – строго потребовал Рид.

– Глоток горячего чая, сержант, если не застрелите.

Рид не давал спуску, когда речь шла о соблюдении установленного порядка, однако даже педанта можно убедить сделать послабление, предложив вместо пароля чая.

– Пароль, сэр, Джессика, – укоризненно сказал он.

– Полковничья жена, а? Мистер Слингсби забыл меня предупредить. – Он передал Риду кружку. – Все тихо?

– Тихо, сэр. Ни звука.

Из темноты выступил прапорщик Айлифф. Формально старшим пикета был он, но по действующей процедуре все свои действия ему полагалось согласовывать с сержантом. Подойдя ближе, прапорщик изумленно уставился на Шарпа.

– Доброе утро, мистер Айлифф.

– Сэр!.. – испуганно выдавил мальчишка.

– Спокойно?

– Думаю, что да, сэр.

Айлифф никак не мог оторвать взгляд от капитанского лица. Не вполне понимая, что могло так изменить личность командира, он в то же время не решался спросить напрямую.

Восточный склон уходил вниз и терялся в темноте и тумане. Шарп опустился на корточки, моргнув от боли в ребрах, закрыл глаза и прислушался. Вверху, над ним, переговаривались солдаты, звякал чайник, потрескивал бодро оживающий костер. Лошадь ударила копытом о землю. Заплакал младенец. Все эти звуки его не касались. Он рассчитывал услышать что-то снизу, но там было тихо.

– До рассвета не полезут, – сказал Шарп.

В темноте французы просто не нашли бы дорогу наверх.

– А вы думаете, сэр, что полезут? – осторожно спросил Рид.

– Так говорят перебежчики. Как порох?

– При таком тумане? Нет, сэр, я бы на него не рассчитывал. – Рид нахмурился. – А вы ушиблись, сэр?

– Упал на ступеньках. Проявил неосторожность. Вы прочистите оружие на подъеме, а я предупрежу полк.

Шесть человек пикета несли службу с заряженными мушкетами и винтовками. За несколько часов порох вполне мог отсыреть и не загореться. На рассвете, перед побудкой, караульные засыплют свежего пороху и произведут по выстрелу, чтобы избавиться от старого заряда. Если не предупредить полк, люди могут подумать, что выстрелы оповещают об атаке неприятеля.

– Не усните здесь, – добавил он.

– Сэр, нас сменят после подъема? – поинтересовался Рид.

– Пару часов перехватите. Но прежде чем ложиться, поточите штыки.

– Думаете… – начал прапорщик Айлифф, однако закончить вопрос не успел.

– Чего ждать, того никто не знает, – ответил тем не менее Шарп, – но с тупым штыком в бой не ходят, мистер Айлифф. Покажите вашу саблю.

Айлифф, как и подобает офицеру стрелковой роты, носил легкую кавалерийскую саблю. Она была старая, купленная, наверное, задешево еще дома, с потемневшей гардой и потертой кожей на рукояти. Прапорщик подал оружие Шарпу, и тот провел пальцем сверху вниз по изогнутому клинку – сначала по острию, потом по тыльной стороне.

– В полумиле отсюда стоят португальские драгуны. Как посветлеет, сходите к ним, найдите кузнеца, дайте ему шиллинг и попросите наточить как следует. Этой саблей вы и кошку не освежуете.

Он вернул парнишке его клинок и вытащил свой.

Вместо легкой кавалерийской сабли Шарп носил кавалерийский палаш, длинный, прямой клинок, плохо сбалансированный и слишком тяжелый, зато надежный инструмент в сильной, мужской руке. Лезвие еще не затупилось, а вот острие не мешало бы поправить. На такие вещи, считал Шарп, денег жалеть не стоит.

Вернувшись в лагерь, он зачерпнул еще кружку чая, однако выпить не успел – трубач протрубил «подъем». Сигнал прозвучал глухо, потому что пришел из долины, где стояли французы, но уже через несколько мгновений ему ответили десятки горнов вдоль хребта.

– Подъем! Подъем! – прокричал майор Лерой и, увидев в тумане капитана, помахал рукой. – Доброе утро, Шарп! Чертовски холодно, а? Куда только подевалось лето!

– Я велел караульным разрядить мушкеты, сэр.

– Хорошо, буду иметь в виду. – Он зевнул. – Что это у вас? Чай?

– Я думал, сэр, американцы не пьют чая.

– Лояльные американцы пьют. – (Семья Лероя сбежала из Америки после победы тринадцати мятежных колоний.) – А вот бунтовщики, те поят чаем рыбу. – Он взял у Шарпа кружку, отпил глоток и скривился. – Фу! Вы что, сахаром не пользуетесь?

– Никогда.

Лерой попробовал еще и покачал головой:

– Боже, вкус, как у теплой конской мочи. – Тем не менее он осушил кружку до дна. – Привет, парни! Веселей! Строимся!

Сержант Харпер уже повел своих людей на смену караулу Рида. Из тумана донеслись выстрелы – дозорные пальнули в воздух. Лейтенант Слингсби, хотя и хватил лишнего накануне, выглядел свежо и держался бодрячком, как будто собирался нести службу у Виндзорского замка. Выйдя из палатки, он одернул мундир, поправил ножны и зашагал в сторону пикета.