Так что известие о возможности провалить испытание и погибнуть меня не особенно тронуло. Как-то свыкся уже, что ли. Да и вообще к опасности стал иначе относиться.

— А надолго? — деловито уточнил я. — А то, знаешь ли, у меня планов еще…

— Если выйдем к первой ночной страже, то уже к первой утренней вернемся.

— Или не вернемся, да, — хмыкнул я.

Бессмертный просто кивнул, не считая нужным и дальше нагнетать.

Выехали уже по темноте — даже фонарей брать не стали, поскольку мудрый У запретил. Только он и я. Ни телохранителей, с которыми я уже почти сроднился, ни даже Лисы. Потому что «всегда двое их, не больше и не меньше. Учитель и его ученик».

По пути Бессмертный больше молчал, рот открывая только для того, чтобы сказать «здесь направо» или «налево». В результате я опять погрузился в мысли, только не о предстоящем испытании, хотя именно это, по логике, должно было меня интересовать больше всего. Меня волновало предстоящее столкновение с Гэ под Инчуанем.

Значила ли его стратегия, что в игру вступил Чжугэ Лян? Нужно ли мне вообще было переть на этот далеко от реки стоящий город, чтобы сокрушить врага? Не проще ли оставить его в покое, самому же остаться на захваченных землях и укрепиться на них?

«Нет! Я же не могу игнорировать такую мощную группировку у себя под носом! Это же как на канистре с бензином трубку раскуривать!»

С другой стороны — долго он сможет сам держать столько солдат под копьем, в постоянном ожидании штурма? Это же их кормить, снабжать и каким-то образом поддерживать в воинах боевой дух, в то время как я буду носиться по окрестностям и приращивать новые земли. Ситуацию могла бы спасти тактика рейдовых ударов по землям Жунаня и Цзанся, но позволят ли его союзники грабить собственные земли?

В общем, непростая ситуация. Не патовая, но где-то близко. Изменить ее можно было порохом, но с ним все не слишком гладко.

Незадолго до подхода к Жунаню, алхимики наконец смогли меня порадовать. Представили мне новую адскую смесь, воссозданную по выловленным из Пруда Памяти рецептам. В отличие от предыдущего порошка, этот и горел, и взрывался исправно. Казалось бы — что теперь меня может остановить?

На радостях я тут же велел начать массовое его производство, но тут меня ждал довольно жесткий облом — стали кончаться ингредиенты. Пока проводили эксперименты, пока клепали неработающие мины, извели их довольно много. И вроде поставки продолжались, но не в тех объемах, что требовались.

Кроме меня же в этом распрекрасном древнем Китае селитра, как и сера, никому не была нужна в таком количестве, а стало быть — ее и не добывали! Уголь-то ладно, его на месте можно нажечь, любое поселение лесорубов с этим справится. Для двух других компонентов нужно было наращивать масштабы добычи. Для одного — искать руду, для другого — сооружать огромные навозные кучи.

Поэтому пришлось с тяжелым вздохом отложить в сторону мечты о РСЗО, а получившиеся четыре больших горшка с порохом пустить на производство другого стрелкового оружия — «копий яростного огня» и глиняных гранат для аркбаллист. Не осколочных, естественно.

Это все еще была крайне прихотливая смесь — обычный черный порох, не гранулированный, зависящий от погодных условий, который приходилось хранить в горшках, запаянных воском. В духоте южного Китая это был единственный способ сохранить оружие в готовности до боя.

«Копья яростного огня» под себя никакой производственной базы не требовали. При наличии пороха и некоего постзнания, собрать такие бабахи можно было на коленке. Представляли они из себя одноразовые мортирки. Выдолбленный и укрепленный бронзовыми полосами наконечник на длинной бамбуковой же палке заполнялся порохом, пыжом и дробью — смесью мелких камней и бронзовых капель.

Стреляло это, с позволения сказать, ружье только один раз, било хорошо если метра на три-четыре, но шороху наводило — просто кошмар. Даже «фениксы», которым было доверено это чудо-оружие, после первого пробного залпа перепугались настолько, что побросали оружие и бросились бежать. Безо всякого противника. Каково же будет врагам, когда они получат в лицо такой вот подарок?

Но показать подобную же эффективность «огненные копья» могли только в полевом сражении, в штурме же были почти абсолютно бесполезны. А вот гранаты на полевой артиллерии — наоборот…

— Приехали, — сообщил Бессмертный У, вырывая меня из размышлений.

Я огляделся. Мы остановили коней у склона высокой горы, чья густо поросшая растительностью вершина сливалась с небом. Среди деревьев, однако, вела вверх узенькая тропка, по которой можно было пройти только пешком.

— Вперед и вверх? — без особой надежды на то, что наставник меня опровергнет, произнес я.

— Да. Иди. И помни, чему я тебя учил.

«А чему ты меня учил? И что меня ждет? Сражение с монстрами? Дискуссия о поэзии династии Шань? Экзамен на знание Суня Цзы с чтением отдельных отрывков?»

— Конечно, учитель, — вместо этого сказал я.

Спрыгнул с коня, поклонился, взял в руки меч, но не стал вынимать его из ножен, а рассчитывая использовать его как посох при подъеме. И пошел. Один только раз оглянулся, но наставника внизу уже не разглядел — темно было.

Но для того, чтобы видеть тропу и куда ставить ногу, хватало света звезд и ущербной луны. Сперва подъем давался мне довольно легко, помогало то, что можно было цепляться за деревья и густые кустарники, но вскоре восхождение стало отнимать все силы.

— Испытание нужно пройти, Тай… — пыхтел я, как паровоз. — Просто заберись… на эту проклятую гору… и встреть рассвет на вершине! Все стратеги так делают! Тогда на них снисходит благодать!

По моему расчету, я поднялся уже метров на сто, когда тропа закончилась, выведя меня к черному зеву пещеры. Крохотному, только-только одному человеку протиснуться, и то, если пригнуться как следует.

— Надо полагать, нам сюда, молодой Стратег! — голосом Бессмертного произнес я.

— Я тоже так думаю, учитель.

— Тогда вперед!

— А может, после вас?

Двигаясь очень осторожно, чтобы ненароком не провалиться в дыру в земле или не расшибить себе лоб о камень, я протиснулся внутрь. Ощупывая пол под собой перед каждым шагом, а руками двигая перед лицом, прошел глубже.

— А можно было и про факел сказать, учитель!

— Трудности должно превозмогать тому, кто желает Великим Мастером стать!

Через десять шагов я уперся в стену. Ощупал ее и нашел ее отвратительно цельной. Похоже, здесь мой путь и заканчивался.

— Ладно. Зайдем с другой стороны. — произнес я, уже не изображая диалога с наставником. — Самый очевидный урок этого испытания — тупик. Нужно выйти из тупика? Тупик — это моя нерешимость в вопросе с Гэ? Или же это такой символ, что само объединение Китая — тупиковый путь?

Бормоча все это себе под нос, я продолжал ощупывать руками стену. Может, тут рычаг имелся, который освобождает проход в следующую пещеру? Нет, ничего подобного под руку не попадалось. Поверхность камня была монолитной, без дырочек, трещин и чего-то еще такого.

— Откройся!

Чисто на всякий случай сказал. Ну, вдруг?

Стена осталась на месте.

— Мне нужно пройти!

Тоже никакого результата.

Хм-м. А мне точно нужно пройти? То, что я уперся в стену — это же мое решение? Просто потому, что я брел в темноте, уткнулся в нее и назначил кусок камня препятствием. Вся остальная часть пещеры осталась неисследованной.

Если это тест на интеллект, то я его провалил.

В следующие несколько минут я прошел по кругу (точнее, по неравномерному многоугольнику) всю пещеру. Девять шагов от входа до стены, потом одиннадцать по вогнутой дуге налево, три шага до входа, три шага после него и по прямой еще восемь шагов. Стены ровные, без щелей. Высота потолка — от полутора до двух с небольшим метров. В полу тоже никаких дыр… А вот в потолке что-то есть. Небольшая ниша над крохотным козырьком прямо у входа.

Пошарив там рукой, я обнаружил некий предмет. Небольшой, похожий на шкатулку для писем или свитков. В такой важную корреспонденцию принято отправлять. Или шелковый шнурок — символ того, что вассал отстраняется от должности… навсегда.