Автор с огромным почтением относится к подводникам. И вообще — к любым людям в погонах. А любимыми книгами про армию из этого направления: Александр Покровский («Расстрелять») и Эдуард Овечкин («Акулы из стали»). К сожалению, лично не знаком, хотя стараюсь виртуальные отношения поддерживать.

Поэтому, если вам хочется про настоящих людей, кто на глубине рискует жизнью, то читайте этих авторов. У меня же — вещь абсолютно иная. Никаким образом не связанная с реальными персонажами, с реальными событиями и реальным железом. Как говорится: события выдуманы, совпадения случайны и не надо на зеркало пенять.

Ремарка 1. Несколько альфа-читателей были удивлены. Потому как ждали боевую прозу, а «у тебя там хтонь». Каюсь, да. Хтонь.

Ремарка 2. Выкладки после обеда, каждый день. По главе. Глава в моем понимании — это пара абзацев. Или даже один. Зато хватит растянуть хотя бы на месяц. Половина книги будет в бесплатном доступе.

Встречаем…

Кока сегодня били всей командой. Потому что кок у нас из северных кланов, а они при готовке не перец добавляют в рагу, а разбавляют перченую массу редкими кусочками мяса. Спросонья мы завтрак сожрали, ощутив последствия только когда дожевали остатки из бачков. После чего сделали вдох-выдох, вытерли слезы и рванули за коком, ускакавшим в сторону кормовых торпедных. Там и гоняли, пока он между труб скакал словно зеленая обезьяна.

— Эй вы, скунсы позорные! — заорал с мостика капитан. — Где моя долбаная подзорная труба? Где мой Острый Глаз, якорь ему в задницу?!

Глаз в это время надевал бачок на башку коку. Но, услышав капитана, подорвался и рванул наверх. Ибо — капитан с якорем на устах грозен, запросто тот самый бачок может ввернуть вместо якоря и будешь на вахте ходить раскорякой.

— Здесь, господин капитан! По ваше…

— Завали хлебало и смотри туда. Мне померещилось или?..

Острый Глаз вылупился в клочья тумана над невысокими волнами, подергал за драное ухо для наведения резкости и восторженным шепотом отрапортовал:

— Эльфы, драть меня кракеном. Эльфы, капитан! Торговец и здоровенный! Я на корме даже вижу ушастых с мандолинами, песни поют и пляшут!

— А я думал, это у меня с перепоя видение…

Отправив Глаз пинком в железную утробу, капитан ссыпался следом и заорал:

— Очнулись, мордозадые! Боевая тревога! Бледнолицые прямо по курсу! Мочи уродов!..

Круглое тащить, квадратное катить, овцу трамбовать матерно, клетку с курами на пирс не ронять. Прошлый раз уронили, так по возвращению потом драили причал и всю округу, загаженную удравшей живностью. Ладно бы яйцами срали, так нет, исключительно вонючим пометом. И все на фуражку адмирала норовили, сволочи пернатые.

Погрузка. Лодка выходит в поход, а это значит что? Это значит, что на полусотню рыл нужно взять припасы. Черт с ними, торпедами, если совсем будет паршиво, то и на абордаж сбегаем, не привыкать. Но если экипаж будет голоден, это поставит крест на любых планах. Потому что голодный орк — это нонсенс. Голодный орк склонен к дурацким решениям, грабежу прибрежных деревень и жеванию сапожной подметки. А сапоги — дело подотчетное и каптенармус за подобные кунштюки матку вывернет наизнанку. Не найдет с первого раза — выпотрошит повторно и добудет искомое. Потому что флот — это учет и контроль в первую очередь. А тупоголовые подводники — в третью, после отчета о свершениях и недостатках.

— Зур, краб кривоногий, ты зачем паштет жрешь? — кок стучит по башке матросу поварешкой, больше похожей на разводной гаечный ключ.

— Так это из старых запасов, просроченный! Сказали утилизировать!

— Это значит — вернуть на склад, получить новый паек и загрузить ко мне в подсобку!

— Вернуть? — помощник механика искренне не понимает, как такое возможно. Орк возвращает маме и папе только любовь к Родине, остальное жрет в одно зеленое рыло и изредка делится с товарищем. Когда уже совсем протухло и поперек глотки встает.

— Вернуть. И отдай сюда, проглот. Я еще не пробовал.

На старпома уронили шкаф с бумагами. Это уже традиция, ронять шкаф. Места на подлодке мало, поэтому сначала мы выгребаем все ненужное на пирс, дабы спотыкаться и распихивать барахло по разным углам. Затем забиваем железо нужным и крайне полезным в будущем походе. Потом трамбуем с разбегу, дабы добыть еще чуть-чуть свободного пространства и волочем то, на что глаз упал. Так как шкаф тяжелый, обычно его ставят рядом со сходнями и кантуют обратно в первую очередь. Деревяшка сколочена из мэллорна, подобрана после утопления одного из торговцев. По прочности превосходит любой железный гномий сейф, а по тяжести вполне может посоревноваться с монументом на входе в базу флота. Капитан для любой проверки демонстрирует содержимое, забитое наградными листами для экипажа, вызывая желание у комиссии удрать побыстрее и подальше. Выходит, что проклятый шкаф прочно занял место корабельного амулета и зачищает от любой нечисти в погонах. Но — тяжелый, зараза.

— Вашу маму! — орет торпедист, которого ненароком зацепили распахнутой дверцей. Теперь морда Ша совсем плоская, с зеркальным оттиском надписи на эльфийском “Собственность банка”.

— Поберегись! — запоздало рявкает механик, пытаясь протиснуться с ящиком на плече. Ша обиженно хлопает дверцей назад и Бдык ныряет в безразмерное нутро, не выпуская ящика из лап. Шкаф содрогается и величаво падает на старпома, который как раз раскуривал трубку позади золотой задней стенки.

Побросав барахло, экипаж исчезает с пирса, будто их и не существовало в природе.

— Суки, — зло пыхтит из-под шкафа сплюснутый в лягушку помощник капитана. — Найду и поубиваю всех…

Все находятся через час, когда старпом перестал материться и обещать кары небесные. Еще через десять минут его добывают, вручают помятую фуражку и продолжают погрузку.

— Оружейник! Где оружейник? Пусть принимает! — на пирс выкатывается безразмерная телега, забитая тушами торпед.

Оружейник отвечать не хочет. Он на пару с Зуром схомячили паштет и теперь в раздумьях — бежать к туалету и снимать штаны там, либо сначала сбросить портки и потом ускориться. Кроме того, Ша морду вроде как вернул в рабочее состояние, поэтому вполне справится с палками-громыхалками. Заодно и крестик в бумагах поставит, не привыкать.

Кладовщику надоело ждать, и он распахивает борт телеги. Торпеды вздрагивают и валятся вниз. А ведь говорили идиотам, что пирс у нас перекосило, когда в прошлый раз поднимали на него тушу подлодки для очистки днища от всякой дряни. Но — кто слушает простых работяг моря? И теперь гора забитых взрывчаткой гостинцев выстраивается вереницей и катится прямо к штабелям с имуществом. Пирс вымирает повторно. Откуда-то из угла со стороны сортира слышен вопль оружейника:

— Если вы там краску поцарапаете, лично заставлю каждую торпеду перекрашивать!

Тратта знает, что взрыватели у него под замком, а без взрывателя вызвать детонацию любой десятиметровой дуры не смогут даже штабные шаманы. Наши “разящие копья” и со взрывателями-то не каждый раз устраивают бада-бум, а уж без них…

— Эй, бракоделы, лучше бумагу принесите! Или я за себя не отвечаю.

В сторону туалета отправляется Ша. Торпедист тащит заботливо свернутую в рулон полосу наждачки с крупным зерном. В прошлом походе оружейник обидел нашего милого специалиста “выстрелил-забыл” и теперь он мечтает поквитаться. Орки с интересом выглядывают из разных дыр и чешут загривки: будет ли новая вакансия в экипаже или пара идиотов разойдутся миром?

— Я не понял, а почему это барахло до сих пор на пирсе валяется? — удивляется капитан, остановившись рядом с телегой. Из-под колес ему протягивают раскрытую папку:

— Здесь распишитесь, что арсенал все доставил.

— Все? До последнего патрона? И снаряды к пушкам?.. Ну, это несерьезно. Пока я лично не проверю, что мордовороты получили все запрошенное, хрен тебе, а не подпись.