Лиса, поперхнувшись от вопроса и от дикого сочетания отвара и спирта, закашлялась и долго не могла отдышаться.

– Откуда вы…

Ченни, валяющийся с другого бока расслабленным тюленем, похлопал ей по спине.

– Видели, как ты танцевала на заднем дворе, – Том положил ей голову на колени, зажмурился, когда отдышавшаяся девушка запустила ему пальчики в волосы. – В оптику.

– Это танец Золушки, – тихо сказала Лиса, – меня моя… Мама научила немного. Я не думала, что кто-то увидит… Вы поэтому пришли к нам?

– Агаааа… – протянул Ченни, поглаживая ее грудь через тонкое одеяло, – и нихрена не пожалели.

Лиса отпила побольше горячего отвара из кружки, чувствуя, как под воздействием спиртного мягчеет тело, притупляется боль в промежности.

Она уже видела по взглядам братьев, что они отдохнули и не прочь повторить.

А значит, ей понадобятся силы.

Все ее силы.

Ченни привычно повел плечами перед тем, как подняться на маяк. Узкий проход, со всех сторон окруженный каменными стенами, неприятно напоминал те времена, когда он, сопливый пятнадцатилетний пацан, прятался в узких переходах метро после ядерного удара.

Вспоминать такое было тяжко. Сразу очень остро приходило понимание, что, если бы Том тогда каким-то чудом не нашел его среди сотен других испуганных, истощенных людей, то Ченни явно долго не протянул бы.

Даже несмотря на его, уже тогда начавшее проклевываться, чутье.

А, может, и благодаря этому.

Потому что мутантов не любили. И убивали.

Но у всех, кого убили, мутации были явные. У кого-то начинали расти зубы, с бешеной скоростью превращаясь в клыки. У других гноилась и кусками отваливалась кожа. А на месте язв отрастало хер поймешь, что: то ли чешуя, то ли шерсть, то ли все вместе.

Тогда, в первые годы после катастрофы, люди еще не понимали, что их мира уже нет, и все надеялись, что вот-вот, еще немного – и все наладится. Что придет президент, и армия, и полиция, и… Ну должен же хоть кто-то прийти спасать их задницы? Они ведь платят налоги!

А пока надо уничтожать угрозу, устранять всех зараженных, всех больных, всех сошедших с ума.

Ченни тогда хватило мозгов не светиться.

Сидеть тихо, говорить мало, палить ситуацию.

И ждать.

Вот только он не мог понять, чего ждать. Он, в отличие от других, в спасение не верил.

Жизнь с Томом после смерти родителей приучила к реальному взгляду на вещи. Это очень помогло потом, в приемной семье, куда его определили после того, как Том сел.

И помогало всегда.

Мозгом он понимал, что ждать нечего. Но вот недавно зашевелившаяся внутри чуйка говорила другое. И он поверил.

И не зря, как оказалось.

Потому что Том, неубиваемый сукин кот, смог выжить и выбраться из той жопы, куда залез до этого.

И смог найти его, Ченни.

Хотя, с некоторых пор Ченни усиленно размышлял о том, каким образом брат пришел точно в то место, где был он?

Нью-Йорк большой, подземка еще больше, народу там тогда пряталось немерено.

Чуйка настойчиво стучала в мозг, радостно повизгивая и кивая на себя, любимую.

Но Ченни старательно прятал мысли о том, что это он, не осознавая, мог привести старшего к себе. Думать о таком было страшновато.

Он и до этого подозревал, что знает далеко не все свои способности. Только те, что на поверхности, те, что нужны для выживания.

И хер его знает, что в нем вылезет в критический момент. Может, он и взглядом сможет поджигать, как та девка из книги Кинга?

Это было бы неплохо.

Но все равно пи**цки страшно.

С братом он, понятное дело, ничем таким не делился. У того и так иногда глаза на лоб лезли, когда Ченни что-то отмачивал.

Например, как в тот раз, с Лисой.

Том ведь просек, что это Ченни ее успокоил и боль убрал. И на нужный лад настроил.

В голове мелькнули возбуждающие картинки проведенных в постели с девчонкой суток.

Ченни даже облизнулся, словно ее вкус все еще был на губах.

Сладкая, какая сладкая!

Так он никогда не кайфовал.

Конечно, в начале было немного тяжко, он ее боль очень хорошо прочувствовал, когда в глаза посмотрел. И неосознанно постарался помочь, смягчить, переключить.

И получилось.

Очень хорошо получилось!

Потому что девочка стала такой отзывчивой, такой чуткой, такой готовой на все, что член до сих пор подергивался радостно при воспоминании.

Они тогда из постели сутки не вылезали, по-максимуму используя отведенное им время.

Но все в этой жизни заканчивается. И медовые часы тоже закончились.

Девчонка плакала, когда они уходили. И Ченни это тоже очень хорошо запомнил. И, хотя теперь ей ничего не угрожало, и все определенно знали, чья она, но все равно сердце было не на месте. Одно радовало: чуйка на этот счет молчала.

Перед уходом Том плотненько поговорил со старейшиной с крысиной мордой. Так, как он умел. Доходчиво и внятно.

Ченни знал, что эта тварь все прекрасно осознал. И Лису мало того, что никто и пальцем не тронет, так еще и от работы тяжелой освободят. И, не дай бог, кто-то посмотрит криво. Или словами обидит.

Братья ясно дали понять, чья теперь это девочка.

Ченни, пользуясь своим новообретенным умением, наскоро прощупал главкозла перед уходом и убедился, что тот все уяснил правильно.

– Ченни, сукин кот, ты долго там стоять будешь? – голос брата заставил вынырнуть из воспоминаний и, чуть сжавшись, начать быстро подниматься по узкой винтовой лестнице наверх, – не обосрись там по пути!

Ченни, ругаясь про себя на придурка, все время стебавшего его боязнь закрытых пространств, споткнулся и чуть не загремел вниз.

Хорошо, что лестничный пролет был слегка узковат в плечах, поэтому зацепиться удалось без проблем.

– Штаны проверил? – деловито осведомился Том, едва Ченни, чертыхаясь, показался из люка.

Тот от души послал его нахер и кивнул Барни, даже не сдвинувшемуся со своего места у рабочего стола.

Они не видели старика полгода, но, похоже, он нихрена не скучал.

– Барни, этот придурок может залезать в голову и хозяйничать там, – тут же сдал его Том, и Барни вымело из-за стола со скоростью, удивительной для его возраста и комплекции.

– Ну-ка, ну-ка, идите сюда, молодой человек, – он радушно пригласил Ченни к стулу с закрепленными на нем дьявольскими механизмами, которыми просвечивал голову.

– Может, хотя бы пожрем сначала? – хмуро спросил Ченни, покладисто садясь на стул и позволяя Барни закреплять на нем все эти непонятные проводки.

– Потом, потом! – суетился Барни, – потерпишь. Когда выяснилось?

– Ну… – Ченни поерзал, не зная, как сформулировать, – недавно.

– Девчонке в голову влез, боль убрал и на секс настроил, – тут же влез Том, уже пропасаясь у стола с консервами. – И не говорит, гад, сколько раз до этого ко мне в голову влезал!

– Да не влезал я тебе в голову, отвали уже, придурок, – разозлился на него Ченни, ревниво следя, как маслины исчезают из банки. – Оставь мне, козел!

– Врешь ведь! Еще как влезал! – Том даже не подумал остановиться, доканчивая маслины и приступая к консервированным персикам. К сладкому у него тяга еще с тюрьмы была. – А я-то все думаю, какого хера я делаю все, как тебе надо в последнее время? И добрый такой стал, пи**ец просто…

Барни с сомнением оглядел небритую людоедскую физиономию Тома, хмыкнул.

Ченни только глаза закатил.

Переубедить брата в том, что он им не управлял путем влезания в голову и внушения своих мыслей, было невозможно.

И это злило.

Потому что, вот нахера?

Ну нахера ему влезать Тому в голову, если у них и так все время мысли сходятся? Как у близнецов, бл*!

Хотя и разница в возрасте существенная и опыт жизненный довоенный тоже.

Но за последние десять лет они так привыкли быть вместе, словно впаялись друг в друга.

Во всем договаривались, понимали без слов, по взглядам, все делили пополам. И совершенно не удивлялись и не расстраивались из-за этого. Наоборот, радовались.