Игорь шагнул из класса. Следующий урок литературы на этом же этаже, в противоположной рекреации, ему надо просто пройти по коридору. В лицо неожиданно подул сильный ветер, будто кто-то пооткрывал все окна, хотя это невозможно – ведь окна в школе защищены от открывания детьми.

Четвертый этаж, коридор между кабинетом истории и кабинетом литературы, восьмой класс… Все сложилось воедино. Он понял, в чем дело. Тот самый день и вот-вот – тот самый миг. Уже зная, что его ждет, Игорь двинулся по коридору, одновременно медленно поворачивая голову в «исторически правильном» направлении.

Анна Вайсс шла навстречу. Также медленно и в этом загадочном ярком свете в его голове, который позволял растянуть краткий миг и разглядеть все детали.

Уверенная походка, обтягивающие голубые джинсы, редкая в те годы желтая американская толстовка с длинными рукавами, из которых выглядывают только пальцы. Черные вьющиеся волосы, белоснежная кожа лица и открытой шеи, под которой билась неведомая ему высшая форма жизни. И конечно глаза – эти еще совсем юные, огромные, странные глаза, которые ему снились.

Данилов слышал много сравнений и до и после, но больше всего это походило на удар волны. Плавать он научится поздно, в четырнадцать лет, и если кто-то, также как он, не умея плавать, во время купания в море попадал в отходящую волну, то он понимает это чувство. Земля уходит из-под ног, тебя охватывает паника, и ты ощущаешь полную власть над собой этой мягкой теплой, но бесконечно могущественной силы. Ты сбит с толку и как землю под ногами, навсегда утратил покой.

Прекрасные глаза проигнорировали его тогда. Для них он был частью окружающего мира. Его любовь всегда была тайной, ни разу невысказанной, но понятой по взглядам позже. Мог ли он на что-то рассчитывать, даже если бы она не встречалась с крутым старшеклассником? Не такой уж сложный вопрос, но мечтать ему никто не запрещал.

Игнорировали эти глаза его и сейчас. Потрясенный повторением одного из самых ярких событий своего детства, он не хотел просто так распрощаться с ним. Игорь замедлил шаг и это замедление, растянутое на миллиарды лет превратилось в полную остановку, словно он приближался к космической черной дыре.

Разглядывая эти незабываемые черты лица, эти огромные загадочные глаза, он увидел и нечто новое. Легкая морщинка над слегка приподнятыми над переносицей бровями. Огромные радужки медленно двинулись в сторону. «Незаметный взгляд удивлённых глаз…», вспомнилась никогда неисполняемая строчка из песни о школьной любви. Что тому стало причиной – его остановка или неспособность совладать со своей восхищенной улыбкой, но в этот раз… В этот раз она посмотрела на него.

– У-у-у-у-у, – загудели одноклассники в конце коридора.

Вечером Игорь застал брата у окна, повторяющим тот же странный жест – прямая рука и ладонь, проведенная перед лицом, будто он протирал стеклянное забрало невидимого шлема.

«Что значит этот жест?» – снова спросил Игорь, когда Макс обернулся.

Брат выглядел непривычно напуганным: большие глаза моргали, будто в них бил яркий свет.

Никаких жестов, никакого ответа.

«Макс?»

«Мне страшно», – ответил Макс.

«Что происходит?»

Макс молчал, и Игорь не хотел давить на него.

«Дело в людях за окном?»

Брат покачал головой.

«А в чем?»

«Я не знаю. Пока не знаю».

Игорь положил руку ему на плечо.

– Помнишь, что я говорил тебе? – спросил он на этот раз голосом.

Макс прочитал по губам и кивнул.

– Вот, – Игорь вытащил из кармана металлический брелок в форме мини-рации с небольшой антенной и кнопкой по центру.

Макс заинтересованно посмотрел на брелок, взял в руки.

– Попробуй.

Макс нажал кнопку. Игорь поднял руку, в которой пиликал крошечный приемник, и мигала зеленая лампочка.

– Я услышу, – сказал он, глядя на младшего брата и тот неожиданно обнял его.

Через двадцать семь лет холмистое поле, расчерченное линиями аллей под угодья и сады Совхоза имени Ленина, превратится в застроенный до горизонта микрорайон. В тесном лабиринте многоэтажек разместятся типовые дворы с детскими площадками, овощные магазины, пекарни, парикмахерские, турагентства, аптеки и стоматологические клиники с врачами с сомнительным образованием. Дворы наполнятся детскими криками в разгары долгих летних дней. Землю, в которой некогда копались видновские огородники, накроет асфальт васильковых, кленовых, ясеневых и березовых улиц, по которым будут маневрировать кредитные «Киа» и «Хендаи». На лавочках в летние ночи зазвучит молодой смех, поднимающийся выше двадцатых этажей, мешая спать стареющему поколению первых поселенцев. Где-то там зародятся первые чувства и начнут притираться старые. Вчерашние дети из панельных многоэтажек закончат школы, непрестижные институты, обзаведутся своими семьями и своей малой родиной. Жизнь пространства не такая уж долговечная.

Но сейчас на месте этой будущей жизни за стадионом «Металлург» простиралось лишь огромное поле, по которому ветер гонял последние листья, приносил на трибуны холодную изморось и запах прелых яблок из одичалых совхозных садов.

Когда-то давно, хотя быть может, это было прошедшим летом, Игорь со Славиком и другими ребятами ходили по центральной березовой аллее почти до МКАД, где на обочине подростки постарше мыли машины, набирая воду в пластиковые ведра из ближайшего пруда. За аллеей располагалось клубничное поле, которое охранял мужик с топором. Кража раздутых (как они думали тогда – от пестицидов) ягод представляла собой отдельный аттракцион: на низких грядках не спрячешься в пестрой одежде и, передвигаясь все дальше в поисках ягод послаще и покрупнее не стоило забывать поглядывать по сторонам. Рано или поздно на краю поля появлялась фигура с топором, и адреналиновый жар прокатывался с головы до ног. Не в силах сдержать эмоции с криками они бежали за аллею, но мужик с топором, хотя и был далеко, не отставал. Спрятавшись, пережидали в кукурузе или яблоневом саду, со страхом понимая – уходить рано, ведь припасенный пакет заполнен клубникой только на треть, а дома ждали сахар и сметана.

Когда-то давно, хотя быть может, это было в прошедшем сентябре, на дне города прямо во время концерта в этом поле рухнул вертолет. Глядя на пикирующую к земле горящую машину, Игорь думал, что это часть представления. И даже когда вертолет воткнулся носом в огороды под крики изумленной толпы и от него пошел черный дым, многие вокруг тоже считали это частью «шоу». Странное шоу – пугать людей. Но он верил в это до тех пор, пока не прочитал в газете «Видновские вести» заметку о том, что пилот в реанимации.

Воспоминания накатывали волнами, не давая опомниться. Игорь сидел на верхней скамье трибуны перед футбольным полем, вокруг которого по гаревой дорожке только что закончила бегать крошечная фигурка в модном спортивном костюме с толстовкой и теперь разминалась в секторе для метания копья.

Когда-то эта фигурка равнялась для него вселенной – пугающей и манящей одновременно, которую можно было бесконечно исследовать и никогда не понять до конца, а сейчас он собирался просто спуститься и заговорить с ней. Это казалось совсем несложно, особенно находясь здесь – с вершины трибун «вселенная» походила на обычную девчонку. Он не собирался завоевывать ее благосклонность, а просто произнести фразу из шести слов, два из которых были предлогами. Ну, может еще одно – «привет», чтобы совсем не приняла за придурка. Не такая уж сложная задача. Однако прошло уже тридцать минут, он дрожал от холода, но не мог сдвинуться с места. Впервые за время пребывания в собственном детстве, Данилов по-настоящему чувствовал себя тринадцатилетним подростком.

Напрасно он убеждал себя, что если разговор не завяжется – просто скажет, что должен и уйдет – колени дрожать не переставали. И все же лучше места и времени не найти. Вокруг нее будет всегда много друзей и приятелей. Только здесь на пустом стадионе есть шанс, что его слова она запомнит. Даже, если они ее напугают.