– Я его тут подкармливаю, – продолжал подросток как ни в чем не бывало. – Шейками. Но он пару дней уже не появляется.

– Может сбежал, – пробормотала она. А сама подумала о другом:

«Котов не кормят куриными шейками!»

– Вряд ли. Скорее где-то… – он обвел девочку взглядом, – заныкался. Кис-кис-кис!

Последние звуки вышли у него до того резкими и громкими, что Нина вздрогнула. Это было так странно, так неуместно… Она сделала маленький шажок в сторону.

Подросток повторил ее движение – словно бы в зеркале.

– Не поможешь мне отыскать его? Он где-то здесь.

– Нет!

И она, наконец, побежала.

Полупустая бежево-красная пачка упала на землю. Белые, похожие на гайки сухарики высыпались на дорогу. И, быть может ей показалось, быть может нет, подросток неодобрительно цокнул.

Какая-нибудь Оля Бестужева или Вика Приходько уж точно не побежали бы. Постеснялись. Вдруг кто-то решит, что они трусливые дурочки. Будут смеяться.

Нина была не из того теста. И плевать ей было, как могло это выглядеть. Пускай подумает, что она какая пришибленная. Береженого, как говорится…

Но ей это не помогло.

Она неслась с такой скоростью, что болели от ударов ступни. Асфальт казался каким-то особенно жестким. Казалось, она несется по нему босиком. Бежит как ошпаренная, без оглядки. Топот эхом катится по линиям гаражного массива. Но несмотря на него, Нина слышит – явственно слышит – что подросток бежит на ней.

– Кис-кис-кис! – его голос совсем изменился. Сделался тоньше, громче, ласковей.

Нина почувствовала, как слезы щиплют глаза. Она резко затормозила, чтобы свернуть на следующую линию. И чуть не упала, потеряв равновесие.

Кое-как устояв на ногах, она бросилась дальше. Пытаясь набрать прежнюю скорость, начала задыхаться. Кольнуло меж ребрами. Потом еще. И еще.

Воздух обжигал горло. Дышать становилась труднее.

В какой-то момент она поняла, что не слышит больше топота чужих ног.

«Оторвалась?»

Проверять не хотелось, но она сбавила скорость – от быстрого бега начало темнеть в глазах. Бок ныл невыносимо.

Третья линия.

Вторая.

Вот вдалеке виднеется школьный, окрашенный в синий, забор. За ним никого – видно прогулка закончилась. Учительница точно ее не досчиталась. Наверняка, отправилась искать. Или может послала охранника.

Осталось совсем немного. Лишь бы хватило сил.

Верочка Валентиновна точно позвонила на работу маме. Быть может мама сама уже несется сюда на маршрутке, чтобы устроить Нине такой нагоняй, что та будет ходить красной как рак от стыда еще три недели.

Пускай она отругает ее. Пускай хоть отлупит перед всей школой. Пускай целый год не будет больше давать карманных денег.

Дорога и школа перед глазами пошли мелкими черными пятнами. Словно помехи на телевизоре.

– Кис-кис-кис! – раздалось над самым ухом.

Нина завизжала раньше, чем успела подумать, как глупо теряет оставшийся воздух. Вопль отскочил от металлических дверей гаражей, как мяч для пинг-понга отскакивает от теннисного стола.

Не понимая что делает, следуя скорее инстинкту, чем разуму, девочка резко оглянулась.

И завизжала опять.

Но на этот раз ни единого звука не вылетело изо рта.

========== II. ==========

1.

Пустошь, раскинувшаяся по эту сторону от целлюлозно-бумажного завода была покрыта омертвевшей, бурой травой. От скопившейся воды та чавкала под ногами, как не выжатая губка. Соня была рада, что обула резиновые сапоги. В отличие от Аннинской, вышагивающей впереди процессии всей в замшевых шнурованных ботинках.

«Пустошью» пустырь этот окрестили местные подростки. Он не был таким уж необъятным и совсем не стоил своего названия. Взрослые обзывали его «Лысиной», что тоже не соответствовало действительность. Здесь имелась и трава и редкие кусты. Сейчас обезжизненные.

Соня плелась в самом конце. Вдовин, сообщив о том, кого привел, присоединился к основному костяку компании, идущему впереди. На ее появление не было выказано никакой реакции. Лишь пару взглядов мазнули по лицу. Они продолжили беседовать о том же, что и до ее прихода.

– Да Господи! – взвизгнула вдруг Лиза Аннинская. Все повернулись к ней. Она комично прыгала на одной ноге, удерживая на весу вторую, согнутую в колене. – Ну и дерьмо!

С ее ботинка, потемневшего от влаги, обильной капелью стекала вода. Ее друзья залились хохотом, и она бросила на них свирепый взгляд.

Соня не смеялась и, видно, сильно этим выделилась. Потому что в следующих миг Лиза, отбросив за спину длинные светлые косы, на нее ни с того ни с сего злобно рявкнула:

– Чего пялишься? Самая умная? – а затем глаза ее, скользнувшие сверху вниз по Сониной фигуре, остановились на резиновых сапогах. – Какой у тебя размер?

Соню прошиб пот.

Смех вокруг разом стих. Они уставились на недавно присоединившуюся к ним одноклассницу, словно только заметили. А быть может, так оно и было.

– Ну?

Соня сверлила Аннинскую глазами, сжимая зубы с такой силы, что свело челюсти.

Все молчали.

Ожидание затянулось, и лица окружающих стали меняться с заинтересованных на недовольные.

– Тридцать пятый, – наконец процедила Соня.

– Врешь?

Но девочка не врала – это было всем очевидно. Мелкая, она была ниже Аннинской почти на голову.

Лиза потеряла к ней интерес так же быстро, как и проявила.

– Пошли! – резко отвернувшись, она быстро зашагала вперед.

Все послушно двинулись следом.

Соня осталась стоять на месте, чувствуя новую волну жара, захлестнувшую ее.

«И что это было?» – крутился на языке ядовитый вопрос. Который она, конечно, не решилась выкрикнуть в Лизину спину.

В этот самый момент было еще не поздно повернуть назад. Та явная неприязнь, которой исходила Аннинская по отношению к ней, могла бы послужить отличным пинком. Заставить Соню отказаться от этой затеи. Пойти домой.

Но не послужила.

«Сбежать сейчас будет еще более унизительно,» – шептал внутренний голос, – «Хочешь трусихой прослыть? Показать Аннинской, как она задела тебя?»

А темные силуэт завода впереди так и манил.

Соня решительно двинулась за остальными. Сжимая зубы и кулаки.

Еще один подобный раз и она все ей выскажет. Все, что думает. Плюнет в лицо, обзовет, ударит.

Еще хоть один раз…

Догнав Лизину шайку, Соня прислушалась к разговору. Ожидая, что они обсуждают ее. Поливают грязью или смеются. Но, оказалось, им по-прежнему не было до нее дела. Мысли их заняты были совсем другим.

“Конечно”

– Строить его тут было изначально плохой идеей. Нет ничего странного, что он закрылся. Он же стоит на «Жженом поле».

– «Жженом поле»?

– Да-а, ну вы чего? Бабушки не рассказывали? Здесь же язычники самосжигались.

– Зачем?

– Ну… В жертву кому-то там. Давно-давно еще.

– Какой же бред. Завод закрылся, денег потому что не было. Не мели чушь.

– А я слышал, там массово рабочие перевешались. Потому и закрыли.

– Да, мне про это тоже папа рассказывал.

– А мне папа рассказывал, что там сектанты сейчас собираются.

– Не сектанты. Там наркоманы!

– И сектанты тоже!

– Так а правда, там вешались или нет?

– Да вроде да, но администрация это замяла. Город запретил рассказывать.

Соня едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Она уж точно не считала, что история про повесившихся рабочих произошла в действительности. Но говорить ничего не стала. Не было смысла. Самое большее, что она получит в ответ – мерзкие Лизины взгляды.

Но мама всегда говорила, что это глупости. Байки, распущенные бабками у подъезда. На кладбище Данилова Бора не было массовых захоронений не то, что с одной датой – могил одного года была так мало, что по пальцам пересчитать. Да и город их был совсем крошечный. Многие друг-друга знают, многие друг другу хоть дальние, но родственники. Невозможно было бы что-то такое ото всех утаить. Если только не силами какими темными. Во что Соня тем более не верила.