Абрам Петрович видел, как перестраивали крепость «каменным зданием», видел, как под напором климатических воздействий разрушался внешний ряд кирпича и понимал, что пора принимать меры по его защите. Мы не знаем, кто был инициатором облицовки эскарповых (наружных) стен крепости камнем, но Д. Гнамманку, не ссылаясь на источники, утверждает, что облицовку плиткой предложил Ганнибал, так как «плита несравненно с кирпичом, но весьма долговременно стоять может»[537]. По повелению Елизаветы Петровны в 1751–1754 годах Ганнибал занимался пробной облицовкой известняковыми плитами, «положенными плашмя к лицу эскарповой плиты» между Нарышкиным (позже некоторое время его называли Екатерининским) и Трубецким бастионами. Желая выполнить повеление императрицы как можно лучше, Абрам Петрович даже наем «работных людей» требовал производить «по рассмотрению ево генерал-маэра»[538].
Для освидетельствования экспериментального участка и выявления возможности производить облицовку всех поверхностей эскарповых стен 9 августа 1754 года генералы инженерных служб и архитекторы С. И. Чевакинский, А. Ф. Вист, М. А. Башмаков и Д. Трезини присутствовали при «пробной одежде плитою» второго участка Екатерининской куртины. В составленном авторитетной комиссией протоколе отмечено, что «по довольному рассуждению согласно положили (в чем подписались, которая подписка Канцелярии главной артиллерии и фортификации) следующее: хотя, как выше явствует по опробованному той крепости плану (имеется в виду план С.-Петербургской крепости в 1732 г., утвержденный Анной Иоанновной. — Н. М.), о той плитной одежде не назначено, но оное должно учинить»[539].
Однако выяснилось, что «для одевания С.-Петербургской крепости плиты тесаной и на теску годной на лицо не имеетца»[540]. В 1760 году был разработан проект «об обложении стен крепости, обращенных к Неве, гранитной плитой»[541]. Длительные наблюдения за участком стены, облицованной Ганнибалом, показали, что пористый известняк не пригоден для предохранения кирпича от сырости. Облицовка эскарповых стен гранитом началась в 1779 году, в ней Ганнибал не участвовал, но его рекомендации учли при составлении проекта.
Если встать на Дворцовой набережной напротив Петропавловской крепости, то самый левый бастион, который виден, — Трубецкой. Он расположен в юго-западной части Заячьего острова. Обойдем по часовой стрелке крепость снаружи вдоль ее стен (в скобках указаны даты строительства крепостных сооружений в камне и, через точку с запятой, — облицовки гранитом). Трубецкой бастион (1708–1710; 1779–1785) и следующий за ним Зотов бастион (1708–1730) соединяет Васильевская куртина (1707–1710), имеющая Васильевские ворота, прикрывавшаяся Алексеевским равелином (1733–1749; 1781–1784). Между Зотовым бастионом и Головкиным (1707–1730) расположена Никольская куртина (1729–1730). Самый северный крепостной бастион — Головкин — соединен с Меншиковым бастионом (1706–1709) Кронверкской куртиной (1708–1709). Петровская куртина (1717–1719), ориентированная строго с севера на юг, идет к Государеву бастиону (1717–1734; 1779–1785) и имеет Петровские ворота, через которые в крепость попадает большинство посетителей сегодня. Петровские ворота защищает Иоанновский равелин (1731–1740; 1781–1784). Невская куртина (1728–1735; 1779–1785) расположена между Государевым и Нарышкиным (1725–1728; 1780–1782) бастионами, Невская куртина имеет Невские ворота (1748; 1784–1787), выходящие на Невскую (Комендантскую) пристань (первая треть XVIII в.; 1774–1777). Нарышкин бастион легко отличить — он имеет Флажную башню (1774; 1780–1782). Екатерининская куртина (1710–1727; 1779–1785) соединяет Нарышкин бастион с Трубецким.
Три столетия стоит Петропавловская крепость — шедевр архитектуры, результат труда нескольких поколений. Изломы стен, бастионы, башни, пристань, ворота — все необыкновенно пропорционально и гармонично. Цвет облицовочного камня, нередко покрытого влагой, иногда инеем, в блестках, — суровый, серый, холодный, отличающийся от гранитных блоков облицовки набережных. Цвет камня подбирался в зависимости от предназначения сооружения. Теперь уж и не представить Большой Невы без крепостных стен на Заячьем острове и стройной колокольни Петропавловского собора.
Знал ли Александр Сергеевич о роли его прадеда в облицовке крепостных стен? Наверное, нет; он очень многого не знал о нем, иначе еще больше гордости за Ганнибала вселилось бы в душу поэта. А эта работа прадеда — пустячок в сравнении с остальным, что ему удалось сделать.
Е. В. Гусаровой сравнительно недавно удалось существенно расширить наши знания о деятельности Абрама Петровича, она пишет:
«Я ознакомилась — на предмет выявления роли Ганнибала — с архивными делами конца 1750-х годов по некоторым крепостям юга России. Оказалось, Ганнибал ведал и их строительством: распоряжения, содержащие подписи «главного инженера Российской империи», его отчеты Главной Канцелярии артиллерии и фортификации, генерал — фельдцейхмейстеру Шувалову имеются в делах по крепостям Царицынской, Енатаевской, Черноярской, Св. Анны, Бахмутской, Торской, Оренбургской. Это значительно расширяет известную на сегодня географию фортификационной деятельности Ганнибала. К сведениям, приведенным М. Д. Хмыровым, Н. А. Малевановым, Г. А. Леецом о курировавшихся им работах в Западной Сибири, добавим, что Абраму Петровичу, как следует из документов, поручалась также защита Забайкальского края: в мае 1758 г. граф Шувалов приказал ему «разсмотреть, каким образом около Нерчинских и прочих серебренных заводов от нападения мунгальцов (монголов. — Е. Г.) укрепления учинить и какия ко обороне и отвращению набегов меры употребить»…»[542].
Находясь в Петербурге, Абрам Петрович участвовал в обсуждении всех инженерных дел, касавшихся Канцелярии главной артиллерии и фортификации. В конце 1754 — начале 1755 года Ганнибал занимался анализом плана Киево-Печерской крепости, его предложения по реконструкции 27 февраля 1755 года одобрило Общее присутствие Канцелярии главной артиллерии и фортификации[543]. Во время работы над этим проектом он получил «Рапорт к высокородному и превосходительному от фортификации господину генерал-майору и кавалеру Аврааму Петровичу Ганибалу от инженер-капитана поручика Зенбулатова»[544]. Рапорт содержал обоснование необходимости преподавания, кроме «архитектуры милитарис» (фортификации), гражданской архитектуры будущим военным инженерам. Ганнибал оценил предложение и добился внесения в программу Инженерной школы «гражданской архитектуры, хотя в элементарном объеме»[545]. Ученики Инженерной школы, кроме специальных предметов, изучали гуманитарные дисциплины. Благодаря этим нововведениям в России возникла школа высокообразованных военных инженеров, сыгравшая заметную роль в развитии русской архитектуры[546]. Большинство зданий для Военного ведомства проектировали и возводили не архитекторы, а военные инженеры. По примеру военных инженеров гражданской архитектурой овладевали также и инженеры путей сообщений; при проектировании мостов они прекрасно справлялись с архитектурной их частью: взгляните на старые петербургские мосты через каналы и реки… Знание архитектуры считалось полезным и необходимым — подтверждение этому находим в постановлении Канцелярии главной артиллерии и фортификации: оно запрещает отводить места для строительства обывательских домов на территории крепостей без сношения с архитекторами.
