Читать бумаги и делать из них выписки, «касающиеся до царствования Императора Петра Великого и из дел о бунтовщике Пугачеве» камер-юнкеру Пушкину разрешалось в специально для этого отведенной комнате на последнем этаже здания Главного штаба. После гибели Александра Сергеевича 10 февраля 1837 года граф Нессельроде получил от Бенкендорфа письмо, в котором говорилось:

«Приемлю честь покорнейше просить ваше сиятельство, не благоугодно ли будет вам приказать доставить ко мне ведомость всем бумагам, документам и рукописям, кои из разных архивов чрез посредство вашего сиятельства были выданы покойному камер-юнкеру двора его императорскаго величества Пушкину»[43].

Шеф жандармов торопился узнать, какими сведениями располагал убитый поэт и какие выписки из архивных документов искать среди его рукописей. «Приказав тотчас после смерти поэта опечатать его бумаги, — пишет И. Л. Фейнберг, — Николай I затем повелел представить ему «все рукописи, касающиеся до истории Петра Великого»[44]. Проработав почти шесть лет в архивах, Александр Сергеевич сделал массу выписок из документов, полагая часть из них поместить в «Историю Петра». Все они исчезли, и следов их пока не обнаружено, возможно, среди них были и документы, касавшиеся Ганнибала.

Николай I, прочитав подготовительные рукописи «Истории Петра», запретил их печатание[45]. Лишь в 1938 году этот неоконченный труд Александра Сергеевича впервые увидел свет.

Получив доступ в архивы, Пушкин твердо знал, что ему требуется отыскать, об этом свидетельствует его письмо Поленову:

«Милостивый государь,

Василий Алексеевич.

Честь имею обратиться к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою.

Государь император изволил мне приказать распечатать дело о Пугачеве для составления исторической выписки. В осьми связках, доставленных мне из С. п-аго сената, не нашел я главнейшаго документа: допроса, снятаго с самого Пугачева в следственной комиссии, учрежденной в Москве. Осмеливаюсь покорнейше просить ваше превосходительство дабы приказали снестись о том с А. О. Малиновским, которому, вероятно, известно, где находится сей необходимый документ.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть

милостивый государь,

вашего превосходительства

покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

28 Августа 1835. СПБ»[46].

В юности Пушкин не осмеливался испрашивать у императора дозволения на допуск к документам, касавшимся событий жизни А. П. Ганнибала, а если бы и осмелился, то, конечно же, получил бы отказ. К тому же тогда он еще не знал, что и где искать. Потом, работая в архиве, он обнаружил очень важную бумагу, касавшуюся А. П. Ганнибала, но всего лишь одну. Справочники и путеводители по архивам начали появляться много позже. Поиск документов требовал глубоких знаний, особого чутья и проницательности. Последними поэт располагал вполне, знания пришли позже.

Дар историка обнаружился у Пушкина рано, он увлеченно читал исторические сочинения, преумножая знания в течение всей жизни. Его сестра О. С. Павлищева вспоминала: «Учился Александр Сергеевич лениво; но рано обнаружил охоту к чтению, и уже десяти лет любил читать Плутарха или «Илиаду» и «Одиссею» в переводе [на французский] Битобе. Не довольствуясь тем, что ему давали, он часто забирался в кабинет отца и читал другие книги; библиотека же отцовская состояла из классиков французских и философов XVIII века, страсть эту развивали в нем и сестре родители, читая им вслух занимательные книги. Отец в особенности мастерски читал Мольера»[47].

На развитие кругозора, редкой образованности, разносторонних способностей юного Пушкина сильнейшим образом повлияла среда, окружавшая его с младенчества. Семейство поэта принадлежало к самой просвещенной части русского общества Александровской эпохи.

П. В. Анненков писал о его отце:

«Сергей Львович и брат его, столь известный Василий Пушкин, получили полное французское воспитание, писали стихи, знали много умных изречений и острых слов из старого и нового периода французской литературы и сами могли бойко размышлять о серьезных вещах с голоса французских энциклопедистов, последнего прочитанного романа или где-нибудь перехваченного суждения. Никто больше их не ревновал и не хлопотал о русской образованности, под которой они разумели много разнообразных предметов: сближение с аристократическими кругами нашего общества и подделку под их образ жизни, составление важных связей, перенятие последних парижских мод, поддержка литературных знакомств и добывание через их посредством слухов и новинок для неумолкаемых бесед, для умножения шума и говора в столице»[48].

Характеристика язвительна лишь на первый взгляд, не следует забывать, что она написана во второй половине XIX столетия на людей рубежа XVIII–XIX веков, не следует воспринимать ее с позиции сегодняшнего дня. Странность характеристики Анненкова еще и в том, что он приводит слова посаженого отца на свадьбе Сергея Львовича и Натальи Осиповны И. А. Ганнибала о женихе: «он не очень богат, но очень образован»[49]. Наш современник Н. Я. Эйдельман совсем иначе пишет об отце поэта: «Сергей Львович, человек образованный, для времени своей молодости вполне передовой, воспитывался в совершенно других исторических понятиях, и дело тут совсем не в разнице талантов обыкновенного отца и гениального сына: для всего поколения отцов история совсем не то, что для сыновей, которые вместе с Пушкиным или вслед за ним в 1830—1840-х годах обретают новый взгляд на вещи»[50]. Обратите внимание на характерную для Анненкова черту — он писал портреты своих героев всеми красками. В биографии боготворимого им Пушкина он сообщил нам и нелицеприятные о нем мнения. Получился гений, но не все черты его характера столь уж идеальны. То же произошло и с батюшкой гения, тем более что Сергей Львович не всегда был справедлив в отношениях с сыном: известно, что в юности поэт страдал от равнодушия родителей и никогда им этого не простил. Самое главное, что сделал первый биограф Пушкина, — показал величие и масштаб его личности, первый ранжировал современников поэта, его предшественников и следовавшего за ним поколения и указал место Александра Сергеевича среди них.

Оказаться в кругу друзей Пушкина-отца почитали за честь. Сергей Львович и в начале XIX века слыл образованнейшим из людей своего времени, юный Александр мог многое воспринять от него и воспринял. Ближайшими друзьями родителей поэта в Москве, затем в Петербурге были Карамзины, Вяземские, Бутурлины, В. А. Жуковский, А. Ф. Малиновский, И. И. Дмитриев, В. Л. Пушкин, А. И. Тургенев, К. Н. Батюшков. Их влияние на формирование личности Александра Сергеевича, на его интересы, занятия поэзией огромно.

Сергей Львович вспоминал, как во время одного из посещений Н. М. Карамзина маленький Пушкин «вслушивался в его разговоры и не спускал с него глаз»[51]. П. В. Анненков пишет, что Сергей Львович позволял «детям присутствовать при приеме гостей и быть постоянными слушателями всех разговоров своего кабинета, только под условием молчания и невмешательства в беседу»[52]. В доме Пушкиных разговоры касались истории и словесности, ценились не знатность фамилии и богатство, а образованность и талант. С взрослением поэта друзья родителей делались и его друзьями, некоторые из них сопровождали Александра Сергеевича всю жизнь.