Разумеется, никакого ответа на вопли Ганнибала не последовало, пожалуй, этим письмом он себе даже навредил. Ему бы молча дожидаться каких-либо перемен в стране, не напоминая о себе, так, быть может, удалось бы избежать последнего сибирского несчастья.

Прибыв в Москву, граф Савва Лукич начал натравливать на Абрама Петровича верховников; в октябре 1729 года он составил «Мнение», предложив в нем: «Поручика Абрама Петрова перевесть с границы на другое место, понеже человек злаго состояния и на границе от него никакого добра произойти не может, а именно послать его к капитану Берингу для осмотрения Камчатских берегов и снесения чертежа, где удобно было [б] фортецу построить. Жалованье определить ему из губернии или по рангу, или по 10 рублев на месяц, чем может пропитатьця»[375]. Превосходная выдумка — послать африканца строить крепости на Камчатке. Преследование Ганнибала временщиками, жестокое и длительное, есть результат интриг Рагузинского. Однако профессор Н. И. Павленко, занимавшийся пребыванием Ганнибала в Сибири, в своем исследовании делает неожиданный вывод о «доброжелательности» Саввы Лукича в отношении Абрама Арапа[376].

Оказавшись в 1731 году в Петербурге, Абрам Петрович занялся разоблачением дипломатической деятельности удачливого купца[377]. Он рассказал своему старому знакомому советнику коммерции И. А. Мелиссино, что Рагузинский при разграничении территории с Китаем «многое к стороне китайской отдал». По своей инициативе или с согласия Ганнибала Мелиссино все рассказал Миниху. Приведем извлечение из «Записи допроса майора А. Петрова генералом Б. X. Минихом о деятельности посланника С. Л. Владиславича-Рагузинского»:

«1731 году, генваря 13 дня ввечеру приехал к генералу и ковалеру графу фон Миниху Комерц-колегии советник господин Мелесин и объявил, что майор Аврам Петров, будучи в компаниях по два раза, и разговаривал о полномочном после графе Рагузинском, что он ис посольства своего репортовал, якобы разграничил он китайскую границу со авантажам к стороне ея императорского величества. А он де, граф Рагузинской, не токмо присовокупил, но и от стороны ея величества многое к стороне китайской отдал, отчего ея величеству ныне в государственных зборах немалой убыток, понеже прежде збиралось разныя зборы на ея императорское величество, а ныне то отошло х Китайскому государству. Да резидент Ланг в бытность ево, Петрова, в Москве говорил ему, что де граф Рагузинской велел ему, Лангу, ево, Петрова, просить, чтоб он вышеписанное и все что знает за ним, графом, умолчал, за что де обещает ему, Петрову, денег 1000 рублей.

И по силе вышеписанного, маеор Петров и советник Мелесин сего генваря 14 дня перед Генерала и Ковал ера Графа фон Миниха призваны. И спрашивай майор Петров, что он, будучи в компаниях, такия розговоры о графе Рагузинском говорил ли. На что он объявил, что некоторыя разговоры про графа Рагузинского, подал на немецком языке пункты, данныя ему от музыкантов, которыя обретались в свите при нем, графе»[378].

Начатое расследование длилось до смерти подозреваемого[379]. Возможно, именно тогда Абрам Петрович познакомился с Минихом. Первая их встреча произвела на Миниха благоприятное впечатление, и глава инженерной части империи решил покровительствовать Ганнибалу.

Мы забежали вперед, чтобы навсегда или почти навсегда расстаться с графом Саввой Лукичом Владиславичем-Рагузинским. Возвратимся в Селенгинск к находившемуся там в десперации Ганнибалу. Нет ничего страшнее ожидания в неопределенности. Обратиться за помощью было не к кому, ни Волконская, ни другие члены кружка ему не помогли: слишком важные персоны случайно вошли в соприкосновение с несчастным поручиком Бомбардирской роты. Прошло полтора года с последних распоряжений властей, касавшихся Ганнибала, казалось бы, пора верховникам о нем забыть, забыть о существовании несчастного африканца, тихо жившего на краю земли и каждодневно сражавшегося за существование. Но нет, 22 декабря 1729 года вдруг возникла новая резолюция Верховного тайного совета:

«Его императорское величество указал послать в Сибирскую губернию к действительному тайному советнику и губернатору князю Михайлу Володимеровичу Долгорукову указ, чтоб он велел выбрав в Тоболску кого из офицеров добраго и искуснаго человека отправить тайным образом на китайскую границу, где ныне обретается (посланный туда для строения крепостей) порутчик Аврам Петров, и приказать тому посланному офицеру в начале упомянутаго порутчика Аврама Петрова пришед к нему в квартиру незапно, отобрать все обретающиеся при нем письма, которые хотя б в каких малых и черных ласкутках были, и собрав оные в одно место запечатать и к себе взять; а ежели у него, Аврама Петрова, есть какие книги, чертежи и инструменты инженерские, то осмотря, нет ли между ними каких писем, оставить оные при нем; и потом ево, Аврама Петрова, велеть отправить оттуда, где его тот посланный офицер найдет, с пристойным конвоем в Томск, но в пути вести его с крепкою осторожностью, чтобы каким способом куда не ушол; и в Томску велеть оного содержать впредь до указу его императорскаго величества за караулом с крепким же смотрением, дабы не мог оттуда уйтить. А жалованья ему, Авраму Петрову, давать в Томску из доходов в Сибирской губернии по десяти рублев на месяц. Вышеупомянутые же письма, которые возмутся у него, Аврама Петрова, — посланному туда офицеру привесть в Тобольск и оттуду оные не осматривая прислать запечатав в Москву в Верховной тайной совет»[380].

Чем вызвана новая резолюция Верховного тайного совета, мы не знаем, возможно, чьим-то неведомым доносом или желанием Рагузинского основательно навредить Абраму Петровичу. Верховники в сравнении с «Мнением» Рагузинского все же пощадили Ганнибала. Чуть менее двух с половиной месяцев отделяют подписание верховниками этой резолюции от упразднения Анной Иоанновной Верховного тайного совета. Если дата резолюции, приведенная Н. Гастфрейндом в его публикации (22 декабря 1729 года), верна, то почти невероятно, чтобы из Москвы курьер доставил резолюцию в Тобольск, оттуда офицер примчался в Селенгинск, опечатал бумаги, арестовал Ганнибала и доставил его в Томск. И тем не менее это случилось.

Правнучка Абрама Петровича А. С. Ганнибал опубликовала копию выписки из тетради некоего иркутского канцеляриста Ивана Беляева, предоставленную ей Б. Л. Модзалевским; приведем ее полностью:

«1) 1726

Прибыл по указу отправленной для строения Селенгинской крепости бомбардирской роты Порутчик Аврам Петров арап, которой и отбыл, за Байкал льдом покрылся, в Селенгинск.

2) 1727, в ыюне месяце.

Прибыл из Селенгинска Бомбардирской роты порутчик Аврам Петров, которой отпущен от града Савы Владиславича до Тоболска, которой в том же месяце отбыл водою в Тоболск.

3) 1729 в инваре месяце прибыл из Тоболска отправленной для взятья из Селенгинска под арестом порутчика Аврама Петрова прапорщик Заворов, который ездил в Селенгинск и оного порутчика арестовал и по арестовании прибыл с ним в Ыркуцк, а из Ыркуцка отбыл с ним в Томск»[381].

В этом странном документе имеется несколько существенных ошибок. В 1726 году Авраам Петров не мог быть в Иркутске, в июне 1727 года он ехал из Казани в Тобольск. Запись, касающаяся 1729 года, для нас чрезвычайно интересна. В ней есть фамилия прапорщика, арестовавшего Ганнибала в Селенгинске. А. С. Ганнибал предположила, что в каждой записи переписчик ошибся на один год, — тогда все сходится в двух первых записях, но что делать с третьей? Может быть, она единственная не имеет ошибок?

Путь от Москвы до Тобольска по зимней дороге царский курьер проделывал за семнадцать дней, от Тобольска до Селенгинска езда длилась не менее двадцати трех дней, а из Селенгинска до Томска около двенадцати. Следовательно, резолюция Верховного тайного совета попала в Тобольск не ранее 8 января 1730 года, офицер с заданием произвести обыск и арестовать Ганнибала попал в Селенгинск около 2 февраля и привез Ганнибала в Томск примерно 14 февраля. Подсчеты сделаны путем сопоставления дат перевозки срочных государственных распоряжений с учетом времени года и предположения, что в пути никаких препятствий не встречено и задержек не произошло.