Но так бывает в одних лишь романах, монарх не выезжал встречать припорожника, и хоть окончившего высшую военную школу во Франции. В «Обзоре внешних сношений» за 1722 год читаем:

«Майя 4-го послан указ к находившемуся в Голландии камер-юнкеру и советнику посольства князь Александру

Борисовичу Куракину о бытии ему на место князя Долгорукова при дворе французском; вследствие сего июня 14, выехал он из Гаги, 30-го прибыл в Париж, где имел ав[густа] 1 у короля с государевою от 30 апр[еля] верующею грамотою аудиенцию обще с князем Долгоруковым, из коих последний получа, в Реймсе 18 октября] отпуск, приехал в Москву 27 генв[аря] 1723 года, и явясь государю в селе Преображенском, подал от короля и от регента (от 15 окт[ября] 1722) рекредитивы (отзывные грамоты правительства аккредитованному дипломатическому представителю. — Ф. Л.) с уверением верности и ревности онаго князя Долгорукова в исполнении повелений и искусства в поведении его…

Окт[ября] 17-го отозваны из Парижа обучавшиеся тамо ученики Авраам арап, Резанов и Коровин; за коих и нажитые тамо долги уплачены были»[301].

Камер-фурьерский журнал за 1723 год под датой 27 января запечатлел следующее:

«Сегодня явился его величеству поутру тайный советник князь Василий Долгорукий, который был министром в Париже и оттуда приехал по указу; а потом после обедни он, Долгорукий, был на аудиенции у ея величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны»[302].

Наверное, на эту царскую аудиенцию Абрам Петров приглашен не был, впрочем, никаких документов, подтверждающих или опровергающих его присутствие в царских покоях 27 января 1723 года, не обнаружено.

Император остался весьма удовлетворен пребыванием В. Л. Долгорукого в Париже и его коллеги А. Н. Головкина в Берлине, поэтому велел им обоим «в назначенный день одновременно приехать в Петербург, выехал к ним навстречу за несколько верст от города, в богатой карете, запряженной в шесть лошадей цугом в сопровождении отряда гвардейцев; им было оказано особое уважение»[303]. Царь посадил послов на самые почетные места и в сопровождении эскорта отправился по главным улицам столицы «ко дворцу», чтобы все видели, сколь ценит он этих своих послов.

Среди участников встречи император мог лицезреть своего крестника и даже выделить его среди других входивших в свиту посла. Н. Я. Эйдельман предположил, что более чем через пол века в голове состарившегося А. П. Ганнибала нарисовалась его встреча с крестным, описанная А. К. Роткирхом с его слов или с пересказа кого-то из его детей[304]. Чего только не бывает, но все дети и окружающие понимали, что император не мог выехать встречать Ганнибала, даже если император этот — Петр I.

В первые же дни пребывания крестника в России состоялась его встреча с Петром Алексеевичем. За пять с половиной лет отсутствия они отвыкли друг от друга, потребовалось время, чтобы царь присмотрелся к возвратившемуся из дальних краев капитану французской армии; Ганнибал преуспел в языках, фортификации и математике, сделался превосходно образованным военным инженером. О его личных пристрастиях и общем развитии лучше всего можно узнать из реестра книг, приобретенных в России и во Франции и привезенных в Россию[305]. Книжное собрание насчитывало около четырехсот томов на немецком и французском языках как по военному делу, фортификации, инженерному искусству, так и по истории, философии, географии, литературе и искусству. Анализ реестра показывает, что такой частной библиотекой мог владеть человек весьма образованный, хорошо знавший пользу книги. В первой четверти XVIII столетия частная библиотека в четыреста томов была большой редкостью. По неизвестным причинам некоторую ее часть в 1726 году Абрам Петров продал в Библиотеку Академии наук, на что имеется соответствующий документ, подписанный первым президентом Академии наук Лаврентием Лаврентьевичем Блументростом (1692–1755):

«По приказу ея императорскаго величества велено капитану-лейтенанту от гвардии Преображенскаго полка, Авраму Петрову, за его книги, которыя взяты в библиотеку ея императорскаго величества, выдать денег двести рублев, с роспискою, и на щет академический поставить.

Санкт-Питербурх. 1726 г. марта 26.

Laurent Blumentrost»[306].

В 1730 году Абрама Петрова арестовали в Селенгинске, оставшиеся у него в Петербурге книги описали и также передали в Библиотеку Академии наук, в 1742 году их возвратили владельцу по описи, поэтому нам известно, каков был состав его книжного собрания.

Петр Алексеевич, безусловно, видел книги, привезенные крестником, и оценил поступок молодого человека, понимая, чем он жертвовал, чтобы их приобрести. Известно трепетное отношение Петра I к книгам, к частным и государственным библиотекам, сколь много он тратил на приобретение изданий, как пекся о развитии в России книгопечатания. При образовании Библиотеки Академии наук в ее основу легло царское книжное собрание. Крестный не разочаровался в возвратившемся в Россию возмужавшем арапчонке, на его прошении о принятии на службу император лаконично начертал: «дать чин»[307]. О его службе до февраля 1724 года почти ничего не известно. Принято считать, что он получил в заведование Кабинет его величества и одновременно исполнял кратковременные поручения императора. Первое предположение основано на переписке давно находившегося в отставке генерал-аншефа А. П. Ганнибала и императрицы Екатерины II:

«Абрам Петрович. Мне не безызвестно, что многие чертежи в сохранении вашем находилися, в то время когда блаженныя памяти государь Петр Великий по способности вашей употреблял вас по многим делам, почему я думаю, что вы сохраняя память сего великаго государя и своей тогдашней при нем службы, сберегли в своих в своих руках все любопытства (Sie) достойныя бумаги. А как мне известно же, что он помышлял о строении канала от Москвы до Петербурга и к тому уже и проект зделан был, то вы мне особливую благоугодность зделаете, ежели чертеж тому отъискав (когда он у вас был), пришлете ко мне со своими принадлежащими к нему бумагами, хотя бы он в чернее только был зделан. Но ежели вы ничего о сем деле в руках своих не имели, то по крайней мере укажите мне, где оный отьискать можно, который я с нетерпеливостию видеть хочу; так же есть ли вы о сем проекте от Его Величества разсуждении слышали, прошу, сколь вы о том вспомните, ко мне отписать, остаюсь к вам доброжелательна ЕКАТЕРИНА

2 Сентября 1765 г. Царское село»[308].

Последняя фраза написана императрицей собственноручно. А. С. Пушкин располагал двумя писарскими копиями этого письма императрицы. Откуда получены им эти копии, выяснить не удалось. К владельцу оригиналов писем императрицы мы еще вернемся. Подлинник мог поступить в Псковский археологический музей между 1897 и 1903 годом[309].

Ответ Ганнибала тотчас привез для передачи императрице один из его сыновей, вероятнее всего Иван Абрамович, к тому времени полковник артиллерии.

«Всемилостивейшая государыня

На всевысочайшее вашего императорского величества всемилостивейшее повеление я всеподданнейше доношу: хотя прежде сего счастие имел при блаженны и вечны достойныя памяти государя Петра Великаго всмотрение моем иметь собственной его величества кабинет, в котором все чертежи, прожекты и библиотека имелось; только ныне за долговремением о прожекте Московскаго до Санкт Петербурха канала я и в разсуждении слышать не упомню, окр-ме о кратчайшей Першпектива до Москвы, который совершить его величества всегда напоминать изволил, а после смерти сего великаго государя уже в нонешних временах видел я книги и другие достопамятныя вещи сего Кабинета в Академии наук, а как все те прожекты и чертежи всегда вместе содержались, следовательно и ныне под сохранением там же быть надлежат или в Архиве Собственнаго Кабинета.