Учеников, отправлявшихся за границу для обучения и получавших от государства содержание (пенсион), называли пенсионерами. Чаще всего Россия посылала для продолжения образования молодых художников. При Петре I и после него, даже в начале XX века русские пенсионеры почти все время пребывания за рубежом страдали от недостатка средств для самого скромного существования[270]. Особенно тяжко жилось художникам: их ремесло требовало приобретения красок, холстов, карандашей, бумаги. Разумеется, это не относится к дворянским сынкам, имевшим при себе штат слуг и получавшим от родителей немалые деньги.
О жизни и учебе Абрама Петрова во Франции нам известно из его немногочисленных писем, сохранившихся в российских архивах, посвящения Екатерине I рукописной книги «Геометрия и фортификация» и формулярного списка. Попытки Д. Н. Анучина (через французских друзей) и Д. Гнамманку (лично) отыскать во французских архивах документы, имеющие к нему хоть какое-нибудь отношение, ни к чему не привели.
Абрам Петров писал 23 ноября 1726 года Екатерине I о желании Петра Великого облегчить его пребывание во Франции: «Того ради сам монарх великий Отец Отечеству изустно меня рекомендовать соизволил дюку Дюмену принцу Домберу и великому генерал фелтцейхместеру Франции сыну натуральному славнаго короля французского Людовика Великаго; где я имел честь быть в службе от 1717 году, и дослужился до капитанскаго рангу, на которыя ранг имею потенты за рукою его королевского величества Людовика 15 от начала моей службы»[271].
Эти три высокие персоны, охотно изъявившие согласие покровительствовать юношам из России, ровным счетом никакой помощи им не оказали. Петру I было не до пенсионеров, его целиком поглотило следствие по делу царевича Алексея, не закончилась еще Северная война, а чиновники ничего без окрика царского делать не желали, а может даже и не умели. А. С. Ганнибал, правнучка Абрама Петровича, пишет: «Деньги заграничных учеников пересылались через Савву Рагузинского, и, по-видимому, учеников обсчитывали при промене, да кроме того Джон Ло наводнил тогда Францию бумажными деньгами. Ганнибал и его товарищи неоднократно писали и царю, и кабинет-министру Макарову, жалуясь на свое бедственное положение»[272]. Не хочется верить, чтобы Рагузинский так бессовестно наживался на нищенствующих пенсионерах и среди них на подросшем арапчонке Ибрагиме, и все же это так: дальнейшие события, случившиеся десять лет спустя, косвенно подтверждают, что граф Савва Лукич оказался и не на такое способен. Купец, сделавшийся графом, дипломат, остававшийся купцом, снабжал пенсионеров обесцененными бумажными деньгами, сам же из России получал ефимки[273]. Возможно, в Париже случился первый конфликт между горячим африканцем, всю жизнь боровшимся с лихоимцами, и боснийцем, никогда на государевой службе не забывавшем о своих интересах.
Финансист Джон Лоу (1671–1729), занимаясь в 1716–1720 годах денежными операциями во Франции, основал частный банк с правом неконтролируемого выпуска банкнот, что привело к подрыву финансовой системы; пострадавшими оказались многие, а Лоу тайком покинул Францию. Алексей Юров в 1718 году приобрел акции банка Джона Ло, а когда предъявил их к оплате, то обнаружилось, что ловкий финансист объявил себя банкротом[274]. Участвовал ли Абрам Арап в операции с акциями, мы не знаем. Положение Абрама Петрова и Алексея Юрова сделалось бедственным. Повинным в этом оказался не только Лоу: им не слали и не досылали обещанные царем деньги. Приведем несколько писем к Петру I и кабинет-секретарю А. В. Макарову с воплями о помощи:
Письмо А. В. Макарову от 18 октября 1718 года:
«На плечах ни кафтана, ни рубахи почитай нет, мастер учит в долг. Просим по некоторому числу денег, чтобы нам мастерам дать, но наше прошение всегда вотще, токмо взяли резолюцию обмывать ваши ноги слезами, милосердие отеческое над нами показать, иметь об нас попечение к его царскому величеству о прибавки нам жалования, чтобы нам не явиться к его величеству с пустыми руками, к нашему возвращению в Петербург»[275].
Письмо Петру I от 5 марта 1718 года:
«Всемилостивый государь!
На что себя определили по желанию нашему, и мы оное управить с совершенным прилежанием, яко должность наша повелевает, вашему величеству обещаем, дабы могли удостоиться вашего милостиваго покрову. Того ради, не имея никакой надежды, ниже какое заступление, опричь единаго вашего величества призрения, молим всепокорнейшее о призрении нашего убожества и определить нас своим Государевым жалованием, которым бы нам мочно прожить здесь без долгов. Истинно, яко самому Богу, верно доносим, что в сих странах не можно прожить двемя стами сорокью ефимками французскими, без всяких прихотей. Умилосердись, государь, не учини нас отчаянными исполнить и исполнять по желанию, по должности и обещанию нашему к вашему величеству. Мы не смеем определить сумму, но полагаемся на Ваши Царския и отеческия щедроты и на верное об нас доношение г. капитан поручика Конона Зотова.
Итако, ожидая онаго призрения, пребываем вашего величества сыны и раби преспокойнейше и вернейше — Алексей Юров. Абрам»[276].
Капитан-поручик граф Конон Никитич Зотов (1690–1742), сын первого учителя Петра I думного дьяка Н. М. Зотова, знаменитого «князь-папы», в 1715 году был послан во Францию с поручением «сыскать все, что ко флоту надлежит, на море и в портах». В Париже он оказался почти случайно. Его отец, первый собутыльник царя, нередко исполнявший роль шута, овдовев, решил вновь жениться. Петр Алексеевич, любивший всевозможные грубые развлечения, принялся устраивать потешную свадьбу, в невестах оказалась Анна Ефимовна Пашкова, вдова капитана Стремоухова. Конон, узнав о затее отца, написал царю тревожное письмо, умоляя его отказаться от недостойной шутовской забавы с участием пожилого человека, и отослал его 14 января 1715 года[277]. Петр I, ценивший умного, образованного старшего сына «князя-папы», перед самой свадьбой отправил его во Францию, подальше, чтобы не помешал «счастию» отца. Через два года «новообвенчавшийся» умер, а его вдова графиня А. Е. Зотова вышла замуж за нового «князь-папу» П. И. Бутурлина — новая свадьба, новое веселье. Этой свадьбы Абрам Арап, слава Богу, уже не видел.
