– Как?

– Все решили, что смерть не смогла утащить тебя восвояси, что ты вернулся в Орду оттуда, откуда еще ни один не вернулся. Дай своим людям в это поверить, смени имя. Отныне и во веки веков, ты – великий хан Гурэй – правитель справедливый, всесильный и ярый. Иначе, свои же убьют в борьбе за власть. А то, что кожа твоя изменила оттенок на более смуглый, и ты мало что про себя знаешь, так всякое может быть. Путь твой был тернист и сложен.

– Не понимаю. Бред это все.

– Приподними зад и скинь покрывало с оттоманки.

– Зачем?

– Взгляни, на чем ты сидишь.

Я приподнялся и сбросил парчевое покрывало, приподнял плотно подогнанное сиденье за небольшой ремешок из кожи, заглянул внутрь ящика и оторопел. Россыпь золотых монет, слитков, вперемешку с обработанными камнями. Взял на пробу одну из монеток, по весу как золотая. Попробовал с силой вдавить в нее ноготь. Золото. Очень мягкое, высокопробное золото.

– Но как? Куда я провалился?

– Домой. Ты вернулся домой и берешь то, что принадлежит тебе по праву, хан Гурэй.

– Так не бывает, – ошалело повторил я. Дед, молодой дед, в местной одежде был так иллюзорен, что сквозь его фигуру проходил свет и, вместе с тем, настолько реален. Золото это, полный сундук. Мое родовое кольцо, я же был уверен, что это просто безделица, доставшаяся мне на память. А теперь…Орда и я во главе. Бред чистой воды.

– Так ты согласен? Выбора у тебя все равно нет, и не будет.

– Согласен.

Мужчина резко встал и направился к выходу. На грани царящего внутри полумрака и яркого света он прокричал во всю силу:

– Великий Хан вернулся! Я подтверждаю его право власти над Ордой. Хан с нами!

Эхом со всех сторон раздались крики приветствий и одобрения, стекаясь в единый гул многоголосой толпы.

Я – великий хан. Что за дичь? Зачерпнул ладонью золотые монеты и ручейком отпустил обратно в сундук. И как теперь быть? Бред это, или не бред? Затянувшаяся шутка? Может, стоит пока подыграть, а там будет видно?

Антей

Дверь комнаты отворилась с громким скрипом. Внутрь ввалилась стража, удерживающая под руки с двух сторон щуплого человеческого мальчишку на вид лет восьми, совсем как мои ученики, только бескрылого. Моська грязная, волосы дыбом, сопротивляется изо всех сил, бьется, словно рыба в сетях. Я встал навстречу, цепь не позволяет дойти до дверей. Стража с силой толкнула несчастного паренька вперед. Еле успел поймать этот живой снаряд растопыренными руками, чтоб тот не грохнулся на пол. Мальчишка забился в моих руках еще сильней, пришлось обхватить покрепче. От входа раздался неясный мне возглас «Ох!» и грохот закрывающейся двери. Парнишка орет, бьется, разбил мне губу затылком, оцарапал руки. Рубашка моя промокла насквозь от его слез. Держу еле-еле, а отпустить страшно, такая истерика, что же с ним сотворили, и в чем он может быть виноват? Попытался уволочь в угол на кровать, чтоб присесть, упирается, вьется ужом. Шепчу ему: «Тише- тише», не помогает. Попробовал гладить по спине свободной рукой, так вмиг расслабился и заревел в голос. Удалось подхватить на руки и прижать к груди, ну и неважно, что человек, все же ребенок. Качаю, баюкаю, донес до кровати. Пою что-то несуразное из наших родных колыбельных. Вроде начал затихать. Достал из кармана чудом уцелевшую сладость, брал с собой в путь – кусочек медовой коврижки, протянул в грязные ручки. Ест и тихонько скулит, ну точно щенок. Глажу по лохматой головке, обнимаю за плечи, качаю. Детеныш плачет и ест. Оставил на кровати его одного, сходил за уцелевшим кувшином воды. Поднос с мясом опрокинулся на пол. Протянул, так парень забился в самый угол кровати у стенки.

– «Умойся», показываю ему рукой, будто оттираю лицо.

Машет головой, снова ревет, что ты будешь делать. Пришлось достать свой платок и кое-как оттирать сопливую мордашку человеческого ребенка. Тот уворачивается, хватает меня за пальцы свободной рукой. Неужели так привык ходить грязным? Попытался оттереть ему рот, малыш цапнул меня сквозь платок за палец до крови, я от удивления и боли взвыл в голос, напугал его еще больше. Тот подлетел с кровати и начал носиться по комнате, цепляясь за закрытые ставни в редких прыжках. Я замер, как сидел, на корточках у кровати, от шока не понимая, что делать с этим детёнышем. Все же какая огромная разница между нашими эльфятами и этим человечком. Пока размышлял, мальчишка на бегу поскользнулся на куске мяса и грохнулся башкой об пол. Подбежал, чтоб утешить и получил с размаху по голове куренком. Нет, так дело не пойдет. Нагнулся, схватить, тот вывернулся, насилу поймал в прыжке, запутавшись в собственной цепи. Лежу весь в крови от куска мяса, от своей разбитой губы, паренек затих в объятиях, уже чудо. Свободной рукой тихонько начал ощупывать голову ребятёнка. Шишка, точно, будет. Смахнул с крыла немного пыльцы и стряхнул на ссадину. Сижу, дую на шишку, жду, пока впитается в ранку пыльца, должно помочь. Людям, я слышал, всегда помогает, пыльца, отданная добровольно. Дверь в камеру распахнулась, на порог вывалилось двое стражей с кувшином воды. Я хотел попросить забрать ребенка куда подальше. Если это такая изощренная пытка, я сам отдам пыльцу. Но не успел. Стражник постарше зажал ладонью рот и, согнувшись, выбежал прочь. Молодой как-то слегка неестественно широко улыбнулся, поставил кувшин у стены и тоже выскочил, не успел я и слова сказать. А мне что теперь делать? Палец прокушен и ноет, с губы капает кровь, запястье безбожно натерто цепью, ко лбу прилип кусочек куриной кожи. Может, малыша связать покрывалом, так жалко его. Обхватил вокруг талии и пошел к кувшину, надо попробовать хоть как-то отмыться от крови самому, умыть ребенка и прибраться в комнате. Радует, что меня никто не ограбил. В карманах осталась вся моя снедь и небольшой запас сухих коврижек. С голоду до ночи не пропадем. Скорей бы закат, я рискнул бы открыть ставни на окнах и осмотреться.

Во дворе

Стражи сидели, устало вытянув ноги на хозяйственном дворе замка, сюда уж наверняка не заглянет никто из начальства, можно смело разложить съестные припасы перед собой и насладиться мнимым покоем. Крестьянки, завершающие свой день, полный хлопот, устало и немного лениво разводили по стайкам отъевшийся за день на лугах скот. Вот и Августа привела на ночлег корову и, перекинув длинную веревку через плечо, пошла в сторону дома. Красивая женщина, зайтейливо повязанный платок с трудом покрывал косу, свившуюся на голове в форме тугого кольца.

– Неужели моего охламона не боитесь. Расселись тут, еду на платке разложили. Опять же что-нибудь у вас схватит, а мне потом жаловаться будете.

– Да не схватит.

– Это почему еще? Случилось что?

– Сегодня крылатого поймали, а твой, в аккурат, около наместника суетился.

– Ну, говори, что ты медлишь-то.

– Схватили его, да и закинули в башню.

– Так это даже полезно, может, хоть поумнеет, как денек взаперти посидит.

– Его к крылатому закинули, ты не поняла. Скормили.

Женщина охнула, схватилась руками сначала за сердце, потом за подол юбки и понеслась бегом в сторону башни. Где расположены окна камер, знала она прекрасно, не раз туда запирали одуматься на день-другой кого-то из местных.

Антей

Ребенок ни на секунду не давал мне покоя, кое как удалось усадить его на постель. Пока я читаю мелодичный текст старой баллады, вроде сидит. Стоит прерваться, начинает или реветь или бить меня, чем придется. Один из кувшинов слегка погнул о мое плечо. Внезапно для меня малыш задремал, и я смог, наконец-то, прокрасться к окну и распахнуть ставни. На душе легче не стало. Всего лишь второй этаж, можно было бы попытаться и спрыгнуть, но решётка не даст. Расстояние между прутьев достаточное, чтоб просунуть руку и даже плечо, но голова уже не пролезет. Может, ребенка удастся отсюда выпроводить, но если пропихну сквозь решетку, так разобьётся. А если взять покрывало и разорвать на полосы? Прокрался к кровати на цыпочках, только бы не разбудить маленькое чудовище. Нет, покрывало слишком тонкое, веревок из него не сделать, порвутся. Трубный вой заставил меня подлететь над полом, где-то под окном взревел дикий зверь, не меньше. Малыш вскочил и рванул с причитаниями к окну, я подошел следом. Внизу стояла женщина и орала что-то на местном наречии, малыш тянул к ней свои ручки сквозь прутья, силясь выбраться наружу. Еле успел ухватить паршивца за ворот рубашки, разобьётся ведь насмерть, двор мощен камнем. Женщина заорала раненым волком, и тут я заметил веревку у нее на плече. Показал на нее пальцем и будто бы потянул наверх к окну. Та орет, не понимает меня. Ребенок ей что-то показывает ручонками. Вроде догадалась, сняла с плеча и кинула нам в окно. Со второй попытки мне удалось поймать спасительный предмет. Дело осталось за малым, прикрепить к ней паршивца, пока кто-то готов его забрать. Сдернул с кровати покрывало, связал вместе концы, получилось что-то вроде петли из ткани или гамака. Ребенок, о чудо, все понял. Выкинул в окно эту петлю, намотал веревку на руку, уперся в стену ногой. Детеныш уже было полез сквозь решетку, но под вздох женщины рванул обратно. Подхватил с пола куренка и мясо, нежно прижал их к груди и только после этого смело проскользнул в свой гамачок. Я начал потихоньку отпускать веревку, лишь бы не качнуть и не ударить по стене. Мальчишка высунул на меня моську и ткнул себе пальцем в грудь.