Снаружи, за стенами цеха, двое Архитекторов оказались на узком, длинном железном мостике над высокой, чернеющей под ногами вентиляционной пропастью. За спиной Хеоса лежал без сознания Техей, а сам старик, вынув длинный, с узким клинком меч из ножен, направил острие на Бортеас, свободную руку спрятав за поясом.

— Нихера это не честно… — прохрипела женщина, вынимая из-под плотной куртки длинный нож. — Давай на кулаках.

— Не надоело строить из себя шута?

Бортеас ухмыльнулась, пожала плечами, и пока старик отвлекся кинулась к нему, приготовившись пытаться проскользнуть под ним, уклониться от его удара. Но старик, не будь дураком, сделал быстрый, точный выпад своим клинком, едва не пронзая грудь женщины. Бритвенно острое лезвие разрезало толстую тканевую куртку, оставило неприятную, но терпимую царапину на внутренней стороне плеча. Бортеас, поняв, что так ей не пройти, отступила на шаг назад.

— Да ладно тебе, я сама его туда доставлю, — улыбнулась она, смахнув непослушную прядь волос со лба. — Ты даже не представляешь что я с ним собираюсь сделать.

— Ты омерзительна, — с отвращением, поморщившись, бросил Хеос.

— Всегда была, — ухмыльнулась Майя и снова кинулась вперед.

Старик вновь выбросил руку вперед, целясь точно в сердце противницы, но Бортеас, ловко извернувшись, вдруг сбросила с себя толстую куртку, обматывая тканью длинный узкий клинок и приближаясь к старику вплотную. Тот дернул рукой, прорезая лезвием ткань, оставляя глубокие порезы на пальцах Майи, но она успела добраться до него, вонзить нож противнику в бок. Сразу после этого, женщина что есть сил пнула его в живот, старик повалился на спину, с грохотом падая на ржавый металлический мостик, отчего тот задрожал и жалобно заскрипел.

— Отдай мне его! — прикрикнула Бортеас. — Хеос, не зли меня!

— Прямо как твой учитель… Договариваться ты так и не научилась, да? — истекая кровью из пронзенного бока, прохрипел Архитектор. — Ты не учла одного.

В этот миг Майя заметила это. Она кинулась вперед, пытаясь в два широких, быстрых шага добраться до Хеоса с Техеем, но старик перерубил мечом один из стальных тросов, удерживающих мостик, и ровна до этого поверхность накренилась. Бездыханное тело мальчика стало заваливаться набок, скатываться с пошатнувшегося мостика, но Хеос схватил его одной рукой, а другой, бросив меч, ухватился сам за режущий пальцы железный край.

— Хеос! — закричала в ярости Майя, повиснув на чудом не упавшем вниз, в бездну мостике на одной руке. — Отдай мне его! Отдай!

Но старик уже не слушал ее. Он стиснул зубы, едва удерживая Техея за руку, которая так и норовила выскользнуть из его морщинистой, влажной от пота ладони. Нужно было продержаться еще немного, совсем чуть-чуть…

Дверь на другой стороне мостика с грохотом резко открылась. В глаза ударил свет, Хеоса вытаскивали наружу его люди. Бортеас, убрав нож в ножны, повисла теперь на двух руках, с ненавистью взирая на уходящего прочь Хеоса. На нее в ответ смотрел острый наконечник стального болта, заряженного в арбалет гвардейца.

— Сука… — прошипела она про себя и, зажмурившись, спрыгнула вниз.

Арбалетный болт, сверкнув в темноте, со звоном отрекошетил от железного мостика, и тот, жалобно скрипя, стал еще сильнее заваливаться на бок. Стальной трос не выдержал, ржавые волокна распадались, и с ужасным грохотом мостик обвалился вниз вслед за Архитектором.

На верхнем уровне этого региона медленно приземлялся большой вертокрыл. К нему бежали со всех ног гвардейцы и врачи, сопровождающие Архитектора и мальчика, которого он поймал. В руке не дышащий, посиневший Техей мертвой хваткой сжимал атлас.

Через гигантские водные просторы подземного моря, давным-давно опресненного до состояния практически ледниковых вод, медленно плыл в туманном мраке ничем не примечательный грузовой корабль. Искусственное море хлестало пенистыми волнами по железным бортам корабля, приятно, успокаивающе шумело под громадными, высокими бетонными сводами. А корабль все шел и шел, обычный с виду контейнеровоз, разве что слишком уж людный — если бы кто-то вдруг незаметно подобрался к плывущему под землей гиганту, то увидел бы, что туда-сюда по палубе снуют множество людей, вооруженных арбалетами и большими, поблескивающими в свете палубных огней алебардами.

На нижней же палубе, скрытой под множеством тяжелых, полных разных товаров контейнеров, скрывалось то, о чем знали лишь те, кто был на этом корабле. Там, за железным бортом судна, за белой надписью "БЕХАЛЛАГ", стонали, изнывая от голода и жажды сотни тощих, измученных людей в клетках. У каждого на шее стальной ошейник, короткой цепью связанный с соседями по камере, и у многих под холодной, ржавеющей местами ржавчиной натерлись за долгое плавание ужасные, гноящиеся раны, которые никто, разумеется, не обрабатывал.

Вдоль длинных рядов одинаковых, сваренных из железа клеток медленно прохаживались охранники с оружием. Лишь только кто начинал слишком громко кричать или разговаривать — всех в клетке избивали тупой стороной оружия, заставляли заткнуть рты и сидеть тихо. Шум не нравился главному надсмотрщику, толстому, тяжело дышащему мужчине в черной смеющейся маске. Для его дела, его работы, нужна была абсолютная тишина, особенно когда тот, с кем он "работает", должен по прибытию выглядеть так, словно его никто и пальцем не тронул. Впрочем, отсутствие синяков, порезов и ссадин еще не означало, что человек, что попал к надсмотрщику, отделался простым разговором.

— А что с этим..? — тихо, едва шевеля пересохшими губами спросил один из пленников у соседа.

— А, этот особый… Политический… — хрипло ответил тот, щурясь и глядя на бледную, изогнутую фигуру в полумраке. — Лучше сразу сдохнуть, чем нарваться на такое.

Пленники кто с интересом, а кто с отвращением и ужасом смотрели на бледную, почти идеально белую фигуру мальчика. Вот уже много дней он подвергался страшной пытке — его обернули вокруг большого, толстого железного барабана так, что мальчик все время находился в неудобном, согнутом положении, не в силах при этом пошевелить даже шеей. Кровь приливала к его свешивающейся вниз голове, обритой наголо, делая ее красной, как спелое яблоко. Голова при этом была наглухо закована в странную, тяжелую железную маску, передняя часть которой издевательски напоминала сварочную.

На голые ноги, задранные кверху, непрерывно, капля за каплей ритмично капала вода. Сперва он, лишь только пришел в сознание, подключенный к капельнице с кровью, пытался сопротивляться, кричал… Но теперь он безмолвно, раз за разом пытался просто заставить свое сердце остановиться, просто приказать ему и…

— Ну, как мы сегодня с тобой будем развлекаться? — облизнувшись под черной маской протянул надзиратель. — Или может ты скажешь мне что-нибудь новенькое, м?

Но сказать Техею было нечего. Ничего он не знал и не помнил, и даже если он что-либо знал раньше, то теперь эти воспоминания просто завяли и рассыпались, как мертвое растение. Он раз за разом, днями на пролет повторял одно и то же: "Я не знаю где атлас", но все было тщетно. Конечно, он бы и сам не поверил, будь он на месте похитителей.

— Ну же, поговори со мной, милый, — надзиратель улыбался. — Ты ведь знаешь, что никуда не денешься с этого корабля, пока мы не найдем его. Представь, тебя сразу осудят и подарят тебе долгожданную смерть…

Но мальчик молчал. Он мог бы пошутить, мог бы показать характер, но зачем? Это ведь никому ничего не докажет. Он уже издевался над жирным садистом, раз за разом давал ложные наводки… Но ничего не менялось и не прекращалось. Пытки, мучительные, уродующие тело юноши, не заканчивались ни на секунду. Он уже и не помнил, сколько времени провел на этом проклятом корабле.

— Что ж… Давай попробуем кое-что новенькое.

Надзиратель ушел прочь, и через пару минут вернулся с большим пластиковым мешком и генератором, к выхлопной трубе которого был присоединен длинный шланг от противогаза аэромантов.