Когда ночь окончательно вступила в права, и тысячи маленьких огоньков, словно далекие звезды, засияли в цеху, плебеи и благородные, все как один устремили взгляды наверх, к выросшему над цехом всего за три недели громадному устройству. Гигантская железная змея, чье тело извиваясь, исчезало в глубинах технических помещений вне цеха, молчала. Ее тело, покрытое влагостойкой, рыжей, напоминающей ржавчину краской, закрывало собой поднявшуюся над куполом луну. Кто-то из плебеев-фермеров думал в этот момент о том, что тяжелее теперь будет выращивать пищу на верхних ярусах гидропонных ферм. Гидроманты из благородных тоже подхватывали эту мысль — кто-то уже считал какими потерями обернется очередная сделка с электромантами, ведь теперь племени понадобится больше энергии на подпитку фитоламп.

Петраманты же, в отличие от гидромантов, в большинстве своем внутренне ликовали. Праздновать было рано, и хотя музыканты уже настраивали инструменты, в цеху пока что была гробовая тишина. Благородные с гордостью смотрели на свое детище, плебеи — радовались тому, что работа была, наконец, закончена, и в ближайшее время их ждет лишь долгий, но не столь выматывающий путь.

И, наконец, когда на атомных часах в ближайшем бюрокластере Плиоса ламповые индикаторы возвестили о начале новых суток, Анкх, вождь семьи Минос, племени гидромантов, опустил тугой, массивный рычаг. Натужно, со скрипом и жутким воем заговорила спящая до этого железная змея. Протяжный гул, леденящий душу, пронесся по бесконечной веренице тоннелей и перекрестков, коммуникаций и цехов… Машина работала, и работала прекрасно.

Петраманты, убедившись в том, что все прошло успешно, ликовали. Люди обнимали друг друга, смеялись, целовались. Музыка, усиленная громкоговорителями МТ, зазвучала на стоянке кочевников, и начался праздник. Плебеи и не подозревали о надвигающейся беде, их мысли были просты, головы заполнены тем, что близко и понятно — работа закончена, племя сыто, снова в путь, в путь, в путь…

И только благородные чувствовали, как внутри все сжимается от мерзкого, липкого страха. Но самым странным было то, что гидроманты боялись чего-то куда больше, чем кочевники, над которыми нависла страшная угроза.

— Госпожа… — Анкх, глядя на беспокойную водную гладь, обратился к Архитектору. — Разве… Разве вода должна уходить так быстро..?

Он отчаянно пытался сохранить самообладание, не впасть в пустую, бесполезную панику. Ведь все было так, как и планировало высшее существо, Архитектор, верно? Ведь уловители влаги должны справиться с таким потреблением? Ведь не отдает же племя всю свою воду, которая исчезала из водохранилища буквально на глазах..?

Но Архитектор молчала. Ни к чему ей было отвечать на вопросы простых смертных, особенно такие неудобные. Есть великий план, и только Архитекторам ведома его суть. Кто-то вписывается в этот план, кто-то — нет. Простая арифметика. Она ушла, не сказав ни слова. Растворилась в ночи, в сопровождении своих верных, преданных ей людей.

— Ублюдки… — прохрипел кто-то из благородных гидромантов, когда понял, наконец, что насос не остановится. — Это диверсия!

— Рычаг не работает, — прошептала с ужасом женщина в гидрокостюме, в панике пытаясь отключить машину. — Они подключили другой источник!

— Им нельзя было верить, нельзя! — раздался еще один голос.

Центральный остров, рукотворное сооружение из бетона, заполнился криками и гомоном людей. Началась самая настоящая паника, благородные бежали к катерам, заводили их, уплывали… Воздух заполнился запахом пота, слез и горящего бензина. Крики, шум, гам, и выше всего, громче всего — рокот и гул гигантского железного змея, вращающихся лопастей насоса, высасывающего жизнь из этого цеха. Простая арифметика, великий план.

Принцесса Тея, в окружении наиболее верных и дисциплинированных людей своего отца, впервые в жизни была в настолько отчаянном, тревожном положении. Она чувствовала, что ей нужно действовать, знала, что должна как-то успокоить людей, но голос ее срывался всякий раз, как она раскрывала рот, руки дрожали, как после заплыва на самую-самую глубину водохранилища, за корнями канаводоросли, а в голове были лишь черные тучи и ощущение конца времен.

— А… — тихо выдавила она из себя. — Лю… Ах…

Она медленно осела на пол, не чувствуя под собой опоры. Отец кинулся к ней, кричал ей что-то, но принцесса оставалась нема. Ее благородное, тонкое личико сейчас было почти таким же белым, как кожа ненавистного ей, глупого мальчишки-сварщика… Да только в конечном итоге это он ее обхитрил. Он был частью плана Архитектора. Преданы оказались все — и гидро, и петраманты. В этом цеху не должно было остаться выживших — таков, как думала Тея, и был великий план. Простая арифметика.

— Ну, вот и началось, все как обещано… — устало вздохнул Керон и резким кивком надвинул на лицо защитную маску. — Пилоты, баррикада!

Практически одновременно пилоты МТ, особая каста благородных, стали выруливать громадные машины так, чтобы они образовали собой непроходимую стену, полукруг, внутри которого оказалась стоянка петрамантов. Когда стены были возведены, благородные стали взбираться наверх по удобным лестницам, коих, разумеется, не было с другой стороны.

— Давай-давай-давай, идут! Проверить оружие! Щиты наготове! — продолжал хрипло кричать команду за командой Керон, подгоняя своих людей.

Техей рядом с Эолом чувствовал себя в безопасности. Конечно, природная нервозность никуда не делась, но он понимал, что человек рядом — щит, непробиваемая стена, которую не удастся сломить силе прибоя. Он покрепче сжал в правой руке рукоять плазменного резака на длинном сопле, а в левой — тяжелый металлический щит, украшенный узорами, сложенными из сварных швов.

— Мой дед мне рассказывал, — начал вдруг старик рядом, закуривая кривую папиросу, причмокивая при этом широкими губами. — Что народ пользовался этим, как его бишь… По'арах. Были у них ружья, которые пульками стреляли, прям как воздушки у аэров, но сильнее и дальше.

— Ага, дурак твой дед, — усмехнулся другой благородный. — Видел я этот арах-парах. Порошок черный, а подожжешь — пш-ш-шик, и все. Дым один, и тот слабенький.

— Тишина в строю! Готовься! — проревел вдруг по радиосвязи Керон, и все замолчали. — Мы — Ортеане, и нам все это как мошкара в вине! Но плебеев мы своих, своих людей, защитим! Ясно вам?!

— Да! — без рации, просто в воздух выкрикнули благородные.

— Я вижу перед собой храбрейших мужчин и женщин, каких видел Плиос! Вашу ж мать, да еще и самых симпатичных!

Все хором засмеялись. Красотой петраманты не отличались, а вот самоиронией — очень даже.

— И хер кто сегодня отступит! Стоим до последней капли крови, жжем неблагодарных ублюдков и прикрываем друг друга. Ортеане!

— За семью! — в один голос проревели благородные боевой клич семьи.

Все приготовились. В прохладном, полном влаги воздухе, таком непривычном для кочевников, на минуту повисла мертвая тишина. Лишь отдельные выкрики, голоса слышались откуда-то издалека, из жилых районов гидромантов. Один за другим гасли маленькие огоньки, до этого приветливо освещавшие панельные высотки.

— Что они делают? — Техей прищурился, подкрутил регулятор маски, увеличивая расстояние между линзами.

В темноте двигались фигуры. Как мошкара над трупом, люди сновали туда-сюда, чем-то обменивались, перешептывались, и все в практически полной темноте. Если бы не розоватый свет луны, то не было бы видно и этого.

— Вооружают плебеев, сукины дети… — сплюнул Керон, а затем шмыгнул носом и передал по рации: — Не жалеть никого. Даже ребенок может убить, помните о том, что было в цехе семьи Уменос.

Те, кто были постарше, поняли о чем говорит вождь. Вспоминать о таком не хотелось, но они помнили. И чувствовали, как приливная волна, готовая снести все на своем пути, приближалась к ним.

Топот становился все сильнее, грохот и голоса приближались к окруженной транспортом стоянке петрамантов. И лишь в тот момент, как гигантская турбина перестала гудеть, как гул в ней сменился хриплым, тарахтящим скрежетом, а в водохранилище воды осталось разве что в виде отдельных луж… Тогда толпа, разъяренная и отчаявшаяся, вышла на свет промышленных прожекторов, установленных на технике петрамантов.