– Нельзя мне в спячку! Лукичну клетник просватает!

– Коли суждено такое – не сможешь помешать.

– Кажный день он там отираетси! Пользуетси моментом, что хозяев нема.

– Я с Аннушкой только сегодня разговаривала. – вздохнула бабка. – Недавно ведь уехали, а я уже заскучала.

– По чём болтали?

– По скайпу. Придумали же люди чудо-аппарат! Вот где волшебство да магия!

– По скайпу! – возмутился кот. – Ты и без него с ней связатьси могла. По блюдечку иль по тарелочке.

– Правда твоя. – согласилась бабка. – Только по этому самому скайпу быстрее да сподручнее выходит.

Кот завозился, почесал встопорщенную бородёнку.

– Как они там? Что рассказывают?

– Тоже скучают. После Крещения планируют домой.

– После Крещения? – всплеснул лапами дворовый. – Да что ж так долго-то?

– Надо родителей уважить, погостить немного. И Ладушка мала слишком для силы своей, вот и увезли от греха. Тёмное время отступит, тогда и назад.

– То верно, кроху зимой поберечь следует! – кот протяжно зевнул и пригорюнился.

– В спячку тебе надо! – повторила бабка. – У меня в кладовой с лета перина да подушка травами набиты. Прожарились на солнышке, легче пуха теперь. Хорошо на них спаться будет. Как на облаке. Прилёг бы, покемарил. А там и весна…

– Не хочу! Стольки годочков через ту спячку проворонил! Да и спадарыню опасаюси без пригляда оставить.

– Ну, как знаешь. Сейчас пирожки отдохнут и станем чай пить. Ты какой, деточка, любишь больше – чёрный или на травках? – бабка внезапно обернулась к двери и поманила Еву. – Проходи, присаживайся к столу.

– Здравствуйте. – Ева неловко улыбнулась в ответ. – Извините. Я не хотела подслушивать.

– Да мы ничего тайного не обсуждали. Родню вспоминали и только.

Сбросив полушубок, Ева осторожно разместилась рядом с дворовым.

– Что таращисси? – недовольно взмяукнул кот. – Отлипни от меня, липучка городская.

– Я – липучка? – возмутилась Ева. – Сам меня притащил, я не просила!

– Не толкласи бы под лапами, не попала б под пыльцу!

– Всю пыльцу потырил, представляешь? – пожаловалась от дверей Матрёша.

– Мне надо было. Я за стихами летал, в эту… как ея… библиотику.

– Верни меня обратно! – Ева затеребила кота за пушистую шерсть.

– Не тронь шубейку! – взревел тот. – Всю красу повыдергаешь!

– Перестану, если пообещаешь вернуть!

– Не могу. Звездная пыльца вся вышла! – повинился кот. – Придётси подождать, пока Матрёша новую нацедит.

– Легко сказать! – хмыкнула Матрёша. – Думаешь, просто это? Воду надо на ночь под звёзды выставить. Да так, чтобы отражение поймать. После выпарить всё, со стеночек соскрести осадок. На печи подержать нужный срок. Только тогда пыльца в силу войдёт. Чтобы ладонь наполнить – несколько заходов предпринять нужно. Оченно трудоёмкая работа.

– А проще нельзя никак нельзя? – спросила Ева. – На автобусе или на машине?

– Можно и проще, но не тебе. – Матрёша повернулась к бабе Оне. – Смутью она притянула, заглянула в коробок!

– Деточка! – ахнула Оня. – То-то я гляжу, неспокойная ты. Будто в разладе с собой находишься. Уедешь – смурь разъедать изнутри станет, всю жизнь твою перепортит.

– Вот, вот, – покивала Матрёша и прихватила пирожок. – М-м-м… Оня! Что за начинка у него?

– Так яблочки. Я проварила чуть. Сахарка, корички добавила…

– Вкуснющие получились!

Дворовый шевельнул ушами, соглашаясь, и нацелился на пятый пирожок.

– Деточка, что сидишь как в гостях? – Оня пододвинула Еве тарелку. – Бери пирожки, угощайся.

Еве давно хотелось попробовать бабкину выпечку, но желание попасть домой было сильнее. Покосившись на пирожки, она спросила расстроенно:

– Что же мне делать?

– У меня погостить оставайся. Отваров моих попьёшь, смурь постепенно и сойдёт. Тогда и домой тебя переправим.

– Мама не знает, что я здесь. И занятия ещё идут. В универе.

– Это мы исправим. Маме просто позвонишь. Скажешь, что в гости приехала, в Ермолаево к бабе Оне.

– Да она с ума сойдёт! Расспросами замучает. Как я ей объясню всё?

– Ты позвони, деточка. Скажи, как велю.

– Да я без телефона…

– У Матрёши возьми. Номер-то помнишь?

Ева кивнула и, не веря в успех предприятия, быстро набрала нужный номер.

Выслушав сбивчивое объяснение, мать не стала ничего выяснять. Даже обрадовалась и пообещала связаться с деканатом, объяснить причину Евиного отсутствия.

– Придумаю что-нибудь. Не волнуйся и хорошенечко отдохни. Бабе Оне привет.

– Вы знаете маму? – поразилась Ева, окончив разговор.

– Не знаю деточка, – улыбнулась бабка. – Так, сообразила кой-чего, чтобы без толку её не тревожить. Давай-ка, ешь пирожки. Тут с яблочной начинкой, в корзинке – с мясной.

Пирожки оказались вкуснейшие! Начинка – сочная, густая, в меру сдобренная специями. Ева ела и ела, никак не могла насытиться.

Откуда-то вывернулась забавная пёстренькая старушонка, закрутилась тут же, принялась подливать чай, чем-то греметь на печи.

Кот давно прикорнул, свернувшись клубком на лавке. Похрапывал да изредка вкидывал лапы, словно гнал от себя кого-то.

– Ты бы ему снотворного влепила, – предложила Матрёша. – Чтобы до весны проспал.

– Не могу, неправильно это. Чувства у него. Переживает.

– Да какие чувства у нечисти! Блажь одна.

Бабка принялась возражать, а Ева приткнулась к стене, задремала следом за дворовым.

Резкий противный звук выдернул её из сна. Сквозь схваченное морозом стекло различила Ева вроде птицы кого-то – с человечий рост да в женском потрёпанном платье. Глазом без зрачка прильнула незваная близко-близко, уставилась пристально. А как моргнула редкими ресницами – разом все зубы свело у Евы! Да в ушах завело тоненько – то ли плачь, то ли непонятное причитание.

Кикуня заворчала и скрутилась в клубок, закатилась куда-то в угол.

Баба Оня быстро выключила свет, пояснила досадуя:

– Нечистый кумоху принёс! Не смотри в глаза-то! Зажмурься!

Задёрнув поплотнее занавеску, прихватила мисочку с водой, поставила у порога.

– Это чтобы кикуня её зов не услышала. Иначе не сможет противиться, отворит двери.

– Что ей сделается, кикуне твоей. В щёлочку забилась и сидит. – пробурчала Матрёша. – А я-то хороша! Совсем забылась, разгорелись глаза на пирожки. Как теперь к себе пойду через ту кумоху?

Кумоха всё не отставала, продолжала скрестись да жалостно постанывать – проситься в дом. Звуки шли отовсюду. Еве казалось, что кто-то топочет по крыше, простукивает стены, легонечко тарабанит в окно.

– Ишь, разошлась как! – вздохнула Оня. – Придётся потревожить суседушку, пойду-ка в кладовую, попрошу помочь.

– Из-за неё всё! – Матрёша погрозила Еве. – Жили себе спокойно. Так нет, принесла нелёгкая.

– Я же не специально! – сжалась на стуле Ева. – Не собиралась я в вашу деревню. Очень надо!

– Собиралась или нет, всё едино. Из-за тебя кумоха приковыляла. По следам нашла да по рассказу смутьи. Чует слабину твою, вот и лезет наудачу.

– Не нападай на девочку, Матрёш. Она и так испереживалась вся. – баба Оня вынесла из кладовой берёзовый веник. Обмахнула им окошко да проговорила разом. – Суседушко-дедушко, разберись с гостьей незваной, отвадь кумоху от нашего порога!

После распахнула оконную створку, вытолкнула веник на улицу.

И сразу затихла кумоха! Унялись все скрипы, смолкли звуки и шепотки. Только и проявились на нетронутом снегу следочки птичьи, спешащие прочь. Веник летал и кружил над ними. То опускаясь, то взмывая вверх, охаживал невидимую кумоху по спине.

– Свезло тебе с домовым, – Матрёша завистливо вздохнула.

– Я с добром к нему, а он ко мне – с пониманием, – улыбнулась бабка и захлопнула окно. – Ух, и напустили морозцу. Надо печку проверить, подкинуть дров.

Тут же выкатилась кикуня, принялась шерудить возле печи.