Платонов старался говорить максимально тихо, для чего приблизился к Полине Аркадьевне на расстояние, которое ей явно показалось недопустимым. Тряхнув рыжими сияющими волосами, она резко посмотрела на Виктора – мол, лучше бы тебе отодвинуться. Платонов ощутил манкий запах духов, волной пришедший от неё – и шагнул назад.
Кравец почти незаметным жестом указательного пальца зафиксировала эту дистанцию и уточнила:
– Осложнённого чем?
– Распадом и нагноением, – пояснил Платонов. – Не исключено, что кровотечением.
– И? – Полина Аркадьевна пристально посмотрела ему в глаза как-то снизу вверх, хотя и была на каблуках.
– Давайте выйдем, – сделав небольшую паузу и кивнув в сторону Вадима, предложил хирург. Кравец приподняла брови, но согласилась. Виктор пропустил её вперёд и вышел следом. Цоканье каблуков по кафелю отвлекало его и этим – раздражало.
– Дело в том, – начал своё объяснение Виктор, – что у нас тут с этой саркомой какая-то детективная история. Сын привозит маму с кризом. Привозит сам. Требует, чтобы осмотрели. А когда я начинаю, ожидая вас…
– Я была занята, – перебила его Кравец. – Четыре пневмонии – не шутки.
– Никто никого не винит, – развёл руками Платонов. – Просто поясняю ход событий. Вас не было, парень немного психовал из-за этого. Я решил принять огонь на себя, вызвался пообщаться – и вдруг понял, что под одеялом от нас что-то прячут. А когда обнаружил саркому – сын отказался от госпитализации, мотивируя тем, что мама получает лечение. Потом и сама пациентка написала отказ…
– Тогда в чём проблема? Чемодан, такси, домой, – Полина Аркадьевна хмыкнула и непонимающе пожала плечами. – Мы здесь никого не держим.
В ответ Платонов протянул ей бланк. Кравец взяла его, прочитала, перевела взгляд на Виктора.
– Я думаю, там что-то происходит, – ответил он на незаданный вопрос. – Там – это в семье.
– То есть она пишет отказ – а сама хочет остаться? – Кравец прислонилась спиной к стене и задала вопрос куда-то в потолок. – Я правильно понимаю? А она в курсе, что я могу вот тот листик с просьбой в урну выкинуть, а отказ в журнал вложить и не госпитализировать её?
Платонов подтвердил это, молча разведя руки.
– Что вы думаете как дежурный хирург?
– Как минимум, она к нам относится по прописке, – задумчиво проговорил Платонов. – Опухоль есть. Распад идёт – там рядом стоять от запаха невозможно. С её слов всё это продолжается семь месяцев. Возможно, больше. Случиться может что угодно. Включая аррозивное кровотечение.
– Если забыть про эту странную историю с отказами – вы бы госпитализировали её? Только честно.
Она встала перед Платоновым, сложив руки на груди. Виктор не очень понимал, к чему она клонит, но от Кравец в эту секунду повеяло какой-то уж очень хирургической решимостью.
– Конечно, – ответил Платонов. – Правда, утром будут недовольные…
– К чёрту утро, – коротко кинула Кравец, проходя обратно в кабинет и оставляя его за спиной. – Значит, так, – услышал он её голос. – Я дежурный врач и дежурный администратор. Зовут меня Кравец Полина Аркадьевна. В отсутствие заведующей стационаром я исполняю её обязанности и принимаю решения, связанные с госпитализацией или отказами в ней…
Виктор вошёл следом и встал у двери.
– …Исходя из того, что у вашей мамы обнаружено тяжёлое заболевание в осложнённой форме, никакие отказы я принимать не собираюсь. Эльвира Михайловна, оформляйте историю болезни пациентки. В гнойную хирургию. Я правильно всё поняла?
Вопрос был обращён к Платонову. Кравец повернулась к нему вполоборота, в очередной раз встряхнув рыжей гривой и едва заметно приподняв одну бровь.
Виктор не смог сразу ответить – все эти взгляды, жесты, позы вышибали из-под него почву. Он разозлился на самого себя – безразличный к желаниям Платонова, вдруг происходящий сам по себе внезапный ночной флирт с дежурным терапевтом в его планы не входил. У него хватило сил лишь согласно кивнуть, подойти к медсестре и попросить её оформить историю максимально быстро.
Но они забыли об одном.
О Вадиме.
А зря.
– Этого не будет, – громко сказал он из своего угла. Виктор и Полина Аркадьевна синхронно посмотрели на него и увидели, что он медленно приближается к ним. – Я заберу маму. Я вылечу её сам.
Он говорил вполне спокойно, взвешенно – как если бы к ним на консультацию приехал знакомый врач, знающий, что делает, и готовый заниматься своей матерью самостоятельно.
– Вы не сможете, – машинально ответила Кравец, правильно оценив все перспективы диагноза «саркома». – Онкология – это не дома на диване травками…
Но она не успела договорить.
– Не смейте так со мной! – вдруг взвился Беляков. – Разговаривать так – не смейте!
Эту трансформацию никто не мог предвидеть. В одно мгновение заторможенный сын директора школы вновь превратился в разъярённое чудовище с жутким оскалом и совершенно непонятной, какой-то почти абстрактной жестикуляцией. Он бросился на замершую соляным столбом Полину Аркадьевну – но Платонов, хоть и не предугадал такое развитие событий, успел чуть раньше. Короткий тычок в грудину ладонью остановил прыжок Белякова. В глазах у него что-то выключилось – будто погас свет. Он схватился одной рукой за грудь, другой за лицо, закрывая пальцами сразу и нос, и глаза, отвернулся в сторону и наклонился. Виктор слышал, как часто и шумно дышит Вадим.
При помощи этого приёма, подглядев его как-то у одного из начальников отделения, Платонов в недалёком прошлом общался с особо наглыми солдатами из команды выздоравливающих. Получив неожиданный болезненный и одновременно с этим практически не травмирующий удар, они быстро становились покладистыми, переставали хамить медсёстрам и врачам, курить в палатах, разговаривать по телефонам после отбоя – да и вообще – старались не нарушать режим.
– …Остыл? – спросил Платонов спустя пару секунд. – Добавлять не надо?
Беляков замотал головой.
– Я подойду и посмотрю, – сказал Виктор, с одной стороны утверждая это, а с другой – будто спрашивая разрешения. Вадим немного успокоил дыхание и, почти разогнувшись, сделал короткий шаг навстречу. Платонов расценил это как приглашение к осмотру, после чего проверил у парня пульс и на всякий случай грудную клетку по осям, чтобы исключить перелом грудины или рёбер.
– Всё в порядке, – резюмировал он, закончив осмотр. – Эльвира, я думаю, полицию мы зря не вызвали сразу. Давай сейчас. Не хватало тут ещё влипнуть в драку.
И только потом он посмотрел на Кравец, ожидая чего угодно, от осуждения до полного благодарности восхищённого взгляда. Но она просто стояла к нему спиной возле Лидии Григорьевны с фонендоскопом в ушах и измеряла давление. Это было даже неожиданнее эмоционального взрыва у Вадима Белякова. Платонов сам смутился собственных ожиданий, повернулся к Вадиму и приказал:
– На кушетку сядь. И больше не дёргайся.
Беляков послушно присел, время от времени щупая место удара и морщась. Эльвира, тем временем, разговаривала с дежурным из местного РОВД, кивая невидимому собеседнику.
Наряд приехал быстро. Сестра показала на драчуна; сержант жёстко взял Вадима за локоть и увёл в дальнюю комнату. Тем временем, каталку с Лидией Григорьевной повезли в сторону лифта. Вадим на секунду попытался остановиться – но цепкая рука увлекла его за собой.
Двое рядовых, оставшись на время без старшего, с молчаливого согласия разделили обязанности – один вышел на улицу курить, второй же принялся флиртовать с Эльвирой, впрочем, тупо и бесперспективно. Кравец, проводив каталку до дверей, внезапно вернулась и подошла к Виктору.
– Это было неожиданно…
И Платонов вдруг понял, что она сейчас (Спасибо, но нет, не зачтётся тебе этот подвиг, не надейся.) просто должна сказать то, что он уже слышал однажды от другой женщины.
– …К сожалению, я ещё не знаю вашего имени, – виновато и как-то по-детски улыбнулась Полина Аркадьевна. – Я здесь не так давно и ещё…
– Виктор Сергеевич, – представился он. – Виктор, если хотите.