Жаль, но я пришла сюда не за этим, и меня интересует только один конкретный крытый павильон.
Рядом с ним устроились торговцы аморфами. Формально аморфы это недодуманные фантазии младенцев. Шоколадно-коричневые звероподобия используются для путешествий по воздуху на небольших высотах. Лично мне они напоминают ожившие, чуть скруглённые с боков оладьи, которые лениво болтаются туда-сюда по своим громадным колбам, умиротворённо-безмозглые и чуждые любой суете.
Нужная мне дверь выцведшего красного цвета, с немного позеленевшей от времени медной ручкой. Я знаю, что где-то там, после крутых ступенек, меня ждёт сокровище. От блаженного неведения сводит живот.
– Госпожа Эндива? Ой, привет!
На меня взгромождается невесть откуда взявшийся мурайон и по-хозяйски топчется на плечах, обвивая моё лицо пушистым чёрным хвостом.
– Кыка! Слезь с посетителя! Вниз, немедленно!
Питомица пикирует на пол. В её зелёных глазах не отражается ни тени стыда.
– Ах, простите, её ещё дрессировать и дрессировать… А, это Вы, Кали. Привет! – госпожа Эндива выбегает ко мне навстречу, вытирая руки о передник. Она из мар, сменивших профессию. Вместо деликатного душения спящих по ночам госпожа Эндива занимается поставкой хохликов, разведением некоторых других зверей и птиц, но её самая большая страсть это аквариумистика.
– Может, стаканчик мут-дью? – любезно предлагает мне владелица зоомагазина, – Креплёный вышел. Кыка снеслась перед самым брачным периодом, и вкус очень интересный.
– Нет, спасибо, – я припоминаю, что случилось в мою прошлую попойку, и тут на меня нисходит озарение, – А при чём тут ваша любимица?
– Вы не знаете? Мут-дью делают из белка мурайоновых яиц. Конечно, он бродит некоторое время, как настоящий алкоголь.
– Значит, нам подают гоголь-мололь.
– Выходит, что так, – усмехается госпожа Эндива, пряча улыбку в цветастом фартуке, – Так что? Чем я могу помочь?
– Кажется, я решила подарить сестре аквариум.
– О! Восхитительная идея! Идёмте же скорее выбирать!
Мы пробираемся вглубь магазина, мимо рядов клеток. В одной лениво позёвывают хохлики, на каждом – бирка владельца. Этих зверьков делают из вещей, волос и обрезков ногтей хозяина, поэтому они разные как на вид, так и по характеру. Хохлики выполняют роль домовых, им можно поручать мелкую работу и использовать для доставки писем. Если с ними заниматься, со временем они начинают говорить. В любом случае, занятные животинки.
Посреди помещения на жёрдочке восседает крайне самодовольная птица. Увидев, что я обратила на неё внимание, она раздувает горловой мешок. Вообще официально она называется крабчатопятнистым фрегатом, но в обиходе она носит более меткое название – значительница. Дай этой птице зеркало – и она будет счастлива до конца дней, пока не лопнет от своих раздуваний.
Я некоторое время любуюсь её тщательно уложенными пёрышками, прежде чем стартануть в подводный мир.
В аквариумной зоне в приоритете полумрак и ультрафиолетовые лампы, поэтому подплывающие к смотровым стёклам обитатели выглядят немного таинственно, словно скрывающиеся в театральных нишах актрисы, давно не выступавшие на публике.
– Ищете что-то конкретное?
– Можно я для начала просто попялюсь? – верчу головой я. Госпожа Эндива понимающе улыбается и отходит в сторону, нарезать мясо для хищников.
Я бросаю взгляд на аксессуары для счастливых владельцев. В открытом контейнере, словно откормленные свиньи, потягиваются личинки-стеклодувы. Их отношению к жизни можно только позавидовать. После окукливания они живут считанные дни, но если их постоянно использовать для изготовления стекла, им постоянно не будет хватать материала для коконов, а значит, впереди светят годы ленивого и сытого личиночного существования.
Это просто воплощённая человеческая мечта: прожить всю жизнь невинным ребёнком, нуждающемся только в элементарном комфорте… Благо, то не моя мечта.
Я останавливаюсь перед ближайшим аквариумом, где с изяществом кружевных салфеточек плавают ежеполохи. Это колючая разновидность анамнетических медуз, купол каждой примерно с мою ладонь. Отдельно от остальных в большом аквариуме устанавливают иерархию полуторамесячные акулерви, покрытые затейливым узором полос и пятен, будто разрисованные импрессионистом макрели. Эти рыбы отличаются крайней норовистостью и редко отличают руку хозяина от еды. Так что на этих – только полюбоваться.
– Кстати, – вспоминаю я, – Мне нужен кто-то, кто смог бы следить за чистотой причала.
– Ажурники подойдут, – госпожа Эндива показывает на небольшой аквариум, в котором скребут корягу существа не больше ногтя большого пальца. Ажурники похожи на крабов с пышной, изогнутой, словно лишайник, растительностью на округлых спинах.
– А не разбегутся?
– Шутите. Крайне территориальны. Живут недолго, но молодь занимает место родителей. Всего восемь крип за стаю. Их хватит на весь причал.
– Что ж, по рукам.
Пока госпожа Эндива их вылавливает, я продвигаюсь дальше. Под розовыми лампами нежится тепличник. Он выращивает посаженные на его спину водоросли. Этот ещё детёныш, похож на амбулоцетуса-хиппи, но уже необходимо усидчив. Между его погружённых в воду лап снуют небольшие черепашки, изредка вскарабкивающиеся на него, словно на остров. Я задумываюсь, не являются ли тепличники и кетцали родственниками, и тут вижу то, что должно подойти нам просто идеально.
В аквариуме будто плещутся самоцветы, взбунтовавшиеся против шкатулки, в которой они хранились. Я прилипаю к стеклу как ребёнок к коробке монпансье:
– Как насчёт этих?
– Спектробрызги. Выбор творческих личностей. Имажинёры слетаются на них как мухи на мёд.
Я хихикаю:
– Сегодня попалась одна мононоке.
– Они идеальные питомцы, непривередливые и жизнерадостные. Я продам кормовую смесь для яркости окраски. Если регулярно доливать им свежую морскую воду, рыбы будут счастливы.
– Превосходно. Голем очень понравится! Ещё я арендую четырёх личинок-стеклодувов. Сразу верну, как закончу аквариум.
– Хорошо. Так сколько особей вам отлавливать?
Я вспоминаю о своих деньгах. Никогда не могла откладывать или экономить.
– Я беру весь аквариум.
… Такое чувство, что Голем решила проскрести дверь насквозь.
– Да потерпи! – я заканчиваю финальные приготовления в её подвале. Скрежет становится сильнее.
«Это Эль» – тут же следует пояснение.
А. Раз так – уже лучше. А то я прямо испугалась, что сестра забыла о своих умениях просто проходить сквозь стены. Было бы жалко лишиться такой красивой двери из морёного дуба.
– Готово! Залетайте! – я откладываю карандаши Робороса в сторону и довольно отряхиваю руки.
Я сделала аквариум в стене, и теперь в жилище Голем играют синеватые блики. Стало гораздо светлее.
«Красивые!» – Голем вертит ушами и вполне эффективно распознаёт рыбьи тела, но у неё не остаётся слов, когда я делаю реплике глаза. Кажется, теперь не отлипнет целый день.
– Пойдём, – я мягко дотрагиваюсь до загривка Эля, уже исчерпавшего своё любопытство, только тронув носом слой стекла, – Покажу тебе причал.
Мы с котом смотрим на трудящихся ажурников, волны и блестящую дорожку солнца на морском горизонте. Я поглаживаю лобастую голову, но мои мысли далеко. Эль отлавливает мой взгляд. Он знает. Как всегда знает.
– Не выдавай меня, ладно? – я целую широкую переносицу цвета каштанового мёда. Он поворачивает одно ухо в сторону, где сидит существо, о котором мы не скажем. Не сегодня. Не сейчас. «Секрет» – говорят мне его глаза цвета погребального скифского золота, глаза, в которые можно смотреть целую вечность и так и не устать. Так что пока я просто сдаюсь на милость янтаря его очей, зарыв пальцы в такой тёплый и такой знакомый мех…
Комментарий к Конфигурация семьдесят четвёртая
Рассказ:
https://ficbook.net/readfic/11866974
========== Из “Бестиария”. Значительница (фрегат крабчатопятнистый) ==========