Спазм скручивает спящего где-то далеко и ничего не подозревающего носителя, когда я резким рывком встаю на уже просвечивающие ноги и одним точно выверенным движением вцепляюсь ей в горло, быстрым поворотом головы ломая послушную шею и чувствуя, как её жизнь, смирившаяся и покорённая, стекает ко мне в глотку. Естественный отбор. Выживают приспособленные.

Клац!

Всё закончилось. Волчьи челюсти захлопнулись в пустоте. Воздух всё ещё вибрирует, а витражи на окнах тоненько дрожат, словно испугались того, что увидели.

Роборос не шевелится. Еле дышит. Разноцветные глаза выпучены, как у глубоководной рыбины.

– Думаю, мы в расчёте, – я протягиваю руку и сразу же получаю тубус. Хочу попрощаться, но сейчас он едва ли ответит.

Пора вернуться к земному телу и вывести его из сонного паралича. Поэтому я вскарабкиваюсь на одну из каменных ниш, вспугивая устроившихся там белоснежных голубей с мохнатыми лапками, и отправляюсь проживать ещё один человеческий день, отстояв свою самость у существа, когда-то породившего меня.

Мне безумно жаль. Правда.

Но я для себя дороже.

========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Душесосуды ==========

Небольшой шедевр вирта, доставшийся от канувших в Лету некромантов. Представляет собой изготовляемый особым способом прозрачный плотный мешок с запаиваемым горлышком; нанесённый изнутри глиф «извлечь» позволяет собрать энергию убитого животного и предотвратить её дальнейшее рассеивание на желаемый срок. Сам сосуд помещается в ладонь, а из-за мягкости и эластичности может легко вешаться на пояс или складываться в рюкзак.

Именно благодаря душесосудам возникло понятие «соул». Соулом («душой») зовётся одна ёмкость, наполненная энергией до краёв (аналогично животному размером с собаку). Для более крупных животных используют особые душесосуды, которые можно отличить по голубоватому отливу и утолщённым по сравнению с обыкновенными стенкам.

Каждый дример получает пустые душесосуды безвозмездно от своего наставника; по завершении охоты чистильщик может либо предоставить результаты трудов руководителю, либо обменять энергию на оружие, одежду, технологию и пр.

========== Конфигурация шестьдесят шестая ==========

– Тс-с, ты что, разбудишь!

– Не мешайся!

– Шевелится… Ой!

– БУ! – выдыхаю я, и орава ребят с визгом и хохотом рассеивается по Академии.

– Хых, любители, – я сладко потягиваюсь и выползаю из своего лежбища.

Тварь Углов вынесет мне мозг, если я не принесу никакой истории. Да и мне самой любопытно, что обсуждает здешняя молодёжь.

Я закуриваю и отправляюсь на настоящую журналистскую охоту. Это крайне увлекательно: достаточно просто сделать нейтральное лицо и с ним подсесть к какой-нибудь дёрганой жертве. Собственно, всё искусство. И вопросы к месту, разумеется.

В аудитории или комнаты заходить бесполезно, там, как правило, все присутствующие заняты настолько, что кажется, будто каждый спасает как минимум сотню Вселенных. Ну их, пусть спасают.

Думаю, я найду свою историю в столовой. Как и всякое человечье заведение, оно претерпело разделение: для обычных и элиты. Дай зайду к золотым деточкам; обычно они только с виду крутые да неприступные, а в целом ещё более закомплексованные, чем другие.

Ага. Вот и то, что мне нужно.

– Здрась, – говорю я так, как здесь принято, шмякаясь напротив ничего не подозревающего парня, бездумно пожёвывающего хлебные палочки. Он вздрагивает, но пытается упаковаться в нахальство:

– Надо же, крайне креативный костюм… Погоди, а ты, часом, не Кали?

– Поразительно. Неужто я одна лазаю по вирту обнажённая и с короткой стрижкой, зачёсанной как волчьи уши? Это никогда не казалось мне верхом оригинальности, – я выдыхаю облачко дыма, покрывающее его породистые чёрные брови инеем. Сам он блондин, высокий и изящно сложенный. По таким обычно сохнут до последнего и таскаются «хвостом» в километр длиной.

Но он один. И, судя по всему, в редкостном раздрае.

– Значит, ты Кали.

– Значит, что да. А ты?

– Мидал, – он протягивает руку, – Угостить тебя, красотка?

– Сразу предупрежу: я пожру за твой счёт и свалю восвояси. Это всех касается, – объявляю я чуть громе, чтобы слышали владельцы заинтересованных взглядов, – То, что я показываю своё тело, вовсе не означает, что получить его может любой желающий. К тому же у меня маленькая грудь, всегда можно поискать получше… Так ведь, мальчики?

Они каменеют от неожиданности, но потом разражаются басовитым хохотом, и уже через минуту воспринимают меня как выставленное в витрине восковое пирожное.

Отлично. Я замаскировалась, пора за работу.

– Ты не промах, – мой собеседник пододвигает мне меню и угольный лёд.

– А ты думал?.. Так, ты точно уверен, что хочешь меня накормить? У меня аппетит Мигрирующего, особенно тут, в Академии, где пища сохраняет свой земной вкус.

– Воскресившая кетцаля достойна всяческого уважения.

– О, какая хитрая мордашка! – я касаюсь ногтем его носа и тут же забрасываю крючок, – Только отчего-то расстроенная.

– Что? Глупости!

– Вот как? Видимо, мне показалось. Так. Мне стейк рибай слабой прожарки с овощами и сицилийскими апельсинами, салат из языка с трюфельным маслом, пасту с кроликом, тушёным в кисло-сладком соусе, а на десерт, хм, дай подумать…

– Мне нужен совет.

Я поднимаю глаза с соблазнительных строчек меню:

– Красавчик, ты хочешь сделать из нас двух дураков. Дурак тот, кто даёт советы и тот, кто их слушает.

– Тогда просто дай мне рассказать и помоги найти, что я сделал не так!

– О… Вот это уже куда ни шло. На десерт я буду творожный пудинг с клубникой.

– По рукам! Я начинаю?

– Не раньше, чем уйдёт с заказом официант… Всё, давай. Удиви меня. Начни с того, кто ты сам по себе.

– А, да, конечно. В Небесной Академии я уже четыре года. Я скульптор и архитектор. В реале нет камня, подходящего для моих экспериментов, зато в вирте его завались, глыбы на любой вкус.

Ух ты. Я-то думала, он какой-нибудь модельер. Предвзятость, всё эта проклятая предвзятость.

– Ну и, тут уж никак не скроешь – я пользуюсь популярностью у девушек.

Нет. Старался сказать скромно – и, хоть убей, не вышло. Впрочем, каждый из нас гордится своими отличительными чертами, дающими хоть какое-то преимущество.

– В общем, я тут уже давно, и хочу сказать, что развлечений в Небесной Академии маловато. В основном ты творишь. Когда не творишь – тогда обдумываешь. И порой, когда мозги совсем спекаются, мы собираемся в группки и устраиваем вылазки, называя это «приключениями».

Я слушаю его, методично уничтожая салат и вспоминая собственную молодость.

– И вот вчера мы снова скомковались. Я люблю ходить с девчонками: можно произвести впечатление и всё такое, да ещё, быть может, от кого-то что-то перепадёт… Ну, ты поняла.

«Сучонок ты, сучонок…» – думаю я, но не подаю вида. В таком возрасте кровь не кровь, а кипяток.

– Думали идти втроём, и тут нашлась четвёртая, – тон голоса моего интервьюируемого тут же меняется, – Уж не помню, кажется, Дейз на этом настаивала, мол, возьмём Брин, она прикроет, если что… Такой мощной девушки я в жизни не видел. Кажется, она при желании смогла бы разрубать ребром ладони мраморные плиты. Пришла – и уставилась на меня. Сама шатенка, а глаза льдистые, как у хаски. Тут, признаться, я струхнул. С такой и заговорить-то страшно. Ещё и вылупилась… Но мы всё равно пошли искать проблемы на свои… филейные.

– Угу, – я с тигриным упорством пилю ножом стейк, который, словно умоляя о пощаде, истекает соком, достойным слёз кающегося грешника.

– Может, ты знаешь. У нас есть Опасная зона. Туда складывают разработки, способные причинить вред или даже убить. Такая система складов. Конечно, от двери нужен специальный ключ, но вот окна при желании сломать можно.