***

Когда Силейша успокаивается и вытирает слёзы, я создаю для неё глясару.

– Спасибо, – женщина неловко затягивается.

– Мне жаль, что он погиб, – говорю я.

– Жаль? Но ведь Фердинанд получил по заслугам.

– Но ведь ты его люби… – и тут я вижу ситуацию в абсолютно другом свете.

Силейша начинает смеяться, да так, что из глаз снова выступают слёзы.

– О, мне так неловко! – я начинаю хохотать следом за ней.

– Да, я полюбила монстра. Но того, кто изначально был монстром и, несмотря на это, в последний момент смог поступить по-человечески. Мне понравилась прямолинейность Руйна и его нежелание лгать. Фердинанд пел о прекрасном будущем для раттов – а сам хотел безграничной власти. Он появился на свет человеком – и в итоге растерял всё самое лучшее, скормив это своему непомерно раздутому эго… На этом у меня всё.

– А Руйн…

– Больше мы не виделись. Думаю, он теперь в своём мире, плещется огнём в первозданном хаосе. Я благодарна ему за ту ночь. Время, проведённое с ним, убило мои страхи. Чтобы нащупать в себе человека, иногда нужна частица демона. Только зная плохое, мы понимаем, что такое «хорошее».

Мы докуриваем и прощаемся, словно старые знакомые.

– Выглядишь как носитель отличной истории, – встречает меня Тварь Углов.

– А это что? – спрашиваю я, указывая на ногу кетцаля.

– И тебе привет, – недовольно морщится он, – Голем сдружилась со здешней королевой.

– С королевой? – удивлённо переспрашиваю я и тут же решаю посмотреть.

На коленях Голем покоится мощная голова уже старой самки, серебристой, словно рыбья чешуя.

– Прости, но нам пора, – окликаю реплику я.

«Дай я её ещё поглажу!» – хнычет Голем, – «Она хорошая-хорошая, но ей сделали больно, и с тех пор у неё не рождаются детки».

Не знаю, чему я поражаюсь больше: длине её монолога или его содержанию. Самка ратта мирно дремлет, обнимая мою компоненту лапами.

«У неё было две сестры, такие же красивые и серебристые, но после её боли они потемнели. И теперь она одна королева, а вон её король» – Голем кивает на матёрого самца, оскорбившего меня на подходах к замку.

Моя картинка почти сложилась.

– А как её зовут?

«Говорит, что Мунлайт. Странное имя, да?».

Кажется, пора отсюда уходить. Я должна остаться наедине со своими мыслями. И с молчанием, жестоким и равнодушным, как полная луна.

«Храни камни твоё имя», – вдруг говорит Голем, уже вскарабкавшись на лоб кетцаля.

– А?

– Это такое «до свидания». Или, скорей, «прощай» у раттов, – поясняет мне Тварь Углов.

Я оборачиваюсь, и, увидев останки крепостной стены, выдавливаю из себя улыбку.

Раз упрямая – смейся, когда остальные плачут. Я усвою этот урок.

– Храни камни твоё имя, – киваю я, – Храни камни твоё имя…

========== Конфигурация пятьдесят девятая ==========

Настал час битья моей груши.

– Ого, – не может удержаться от выдоха удивления Тварь Углов, – Я думал, куда ты подевалась, а ты здесь…

Со времён нашей победы над религионерами я постоянно мониторила на лбу кетцаля и уже стала воспринимать его как открытую веранду, но сегодня я просто никак не могла обойтись без своего снаряда.

– В чём дело?

– Не спрашивай! – я с яростью обрушиваю новые удары на свою «жертву».

– Твой что учудил?

– Не «мой» он, свой собственный. И – нет, не он… Н-на! Чёртово шибанутое, помешанное на серости общество!

– А-а-а…

– У тебя бывало чувство, что тебя окружают идиоты?

– Конкретно здесь – ни разу. Кроме случаев, когда ты напилась, или подцепила сорроу, или…

– Да поняла я!.. Извини, если ору, просто…Агкх! Не могу поверить, что у меня приступ злобы. Довольно редкое явление, чтобы я так долго не могла успокоиться.

– Тогда назови его. Дают же имена ураганам, верно? – он старательно изображает подобие улыбки на своей морде.

– Кларенс, – тут же придумываю я.

– А что, неплохо.

– А знаешь что?! Достало это вечное подкладывание под социум! – я бью грушу напоследок и выхожу из Шпиля, за считанные секунды преодолев лестницу, – Я не понимаю, зачем изобретать тысячи способов самовыражения, если зачастую их просто нельзя использовать! А почему?! Только из-за того, что кому-то кажется, что это… ха-ха, странно! «В наше время такого не было, это неприлично, возмутительно, бла-бла-бла». Бред! Куча лисьего дерьма, вот что я об этом думаю! – провозглашаю я со лба своего транспортного средства. Пустоши вроде слушают, – Древняя серая пыль, возомнившая, что непременно будет жить вечно, воспитывающая пачки пассивно агрессивных бесхребетников, будто завод какой-то!

– Успокойся… – странно съёживается мой гость.

– Не успокоюсь!

– Ты можешь…

– Что?! – рявкаю я, и тут под моими ногами пробегает дрожь. Кетцаль внезапно принимается идти быстрее, его редкая шерсть встаёт дыбом, и я вижу сеть глифов, стремительно покрывающих старое морщинистое тело. Они разрастаются, окрашиваясь в алый, и отлетают на некоторое расстояние, рея в воздухе как боевые знамёна.

– Это, – потерянно выдыхает Тварь Углов, даже не пытаясь скрыть свой ужас.

А после кетцаль пускается в галоп.

Понимание этого исключительного события приходит ко мне уже по пути на землю. Я останавливаю своё падение, превращаясь в беркута, и хватаю слетевшего следом гостя. Город держится, но Шпиль угрожающе покачивается. Я вижу, что наружу вылетела Голем, но её успешно впечатало обратно в купол.

Я сама с трудом забираюсь обратно на его лоб. Мою голову пронзает всепожирающей болью. Он берёт мою силу! Самое худшее во мне – энергию мононоке!

На куполе появляются чёрные червеобразные капли. Это уродливые следы силы, вытекающие из его вспененной пасти. Глифы меняются и теперь напоминают цифру «11».

– Останови его! Эй, ты слышишь меня? Эй, Над?

Мне кажется, что позвоночник превратился в жидкое олово, а глаза смогли видеть и за пределами своих орбит.

Я никогда прежде не испытывала такого возбуждения. Даже в тот раз, когда превращалась в Мигрирующего, чтобы исцелить свои раны. Такого могущества не может дать ни один мужчина, даже если он бог в постели и если он уже завоевал для тебя мир – тьфу, это сущая ерунда, А это…

– Куда им, всем им, жалким тараканам! О, как жаль, что мы не растоптали ту жалкую армию! – я не понимаю, говорю я или мыслю, я словно поделена на части и одновременно цельноскроена.

– Над, остановись, кетцаль это оружие…

– Я заметила! Как же хорошо, как же восхитительно! – мои губы режут клыки, но какая разница? – А давай развернёмся и уничтожим их, всех их, до единого? Их же много, как блох, как саранчи, их не убавится, человечество штампует всё новых и новых круглые сутки! Ты же демон, соглашайся! Давай развернём эту махину!!

– Но как же твой город?! Как же всё, что ты ценишь и любишь? Как же твоя позиция по отношению ко множеству чужих мнений?!

Если бы я была в адеквате – я бы поразилась его ответу.

– Не трогаешь их – и они достают тебя и за себя, и за тебя впридачу! Наше племя обожает учить и навязывать свой идиотизм, ежедневно, ежечасно, пока ты не начнёшь говорить «да», прогнувшись под чужой маразм! Я успею искоренить это, часть этого, пока сама не стану серой, пока… сама…не…стану…

Возле меня появляется панель, вроде голограммы, и её пламенеющие кнопки манят меня. Это очень лёгкое управление, это…

– Мы мчим на озеро!

– Начхать!

– Там животные!

Кажется, всё происходит в долю секунды. Из меня вот-вот вырвется что-то у самых рёбер, но…

– СТОЙ!!!

Кетцаль тут же тормозит. Я едва не перелетаю через его голову.

Внизу стадо гигантских сиватериев, чуть взметнувшись, успокаивается и снова принимается мирно пощипывать травку. Один даже заинтересованно обнюхивает ногу кетцаля, внезапно оказавшуюся сантиметров в десяти от его носа.

– Ф-фух… – облегчённо сопит Тварь Углов, – Ну, утихомирилась?.. Дай я зажгу, Нет, отдай… Отдай, ты ещё нескоро попадёшь углём в глясару!.. Вот, держи. Кури.