– Шесть, терпи!

– Я не потерплю… Не потерплю, чтобы мне говорили: «Слушайся», я уже не ребёнок! – я перехожу на стон, вовремя сжимая зубы. Такое чувство, что Тварь Углов вырывает когти из ран напрямую, без учёта их потрясающе крутого изгиба.

– И вообще: что за проблема, чёрт возьми, если я являюсь полноценной зрелой личностью и требую равных прав с мужчиной?! Почему я не могу быть свободной?! Неужели я гораздо лучше смотрюсь в нелепом цыплячьем садке, нежели на воле? – после этой фразы я разражаюсь длинной бранной тирадой, поскольку извлечение очередного орудия пытки вызывает волну обжигающего спазма.

– Ты в порядке?

– Сколько ещё? – цежу я сквозь сжатые челюсти.

– Четыре. И не смей ныть, сама виновата. Так что вон, уперься в своего милого и позволь мне делать свою работу.

– Эх… А знаешь что? Ты просто боишься. Да. И не отрицай, я чувствую. Ты просто никогда не встречал никого похожего на меня. В твоём мире не существует таких женщин, а когда ты смотришь на меня – ты ухаешь в пропасть… Хватит! Я больше не могу!!

– Три. Ещё три.

– Ты… – я тяжело дышу, царапая плитку ногтями, – Не понимаешь, что я чувствую! Ты не ощущал ничего подобного, не любил, презрев все различия и недостатки! Но ты сладострастно ждёшь, пока сам отравишься этим ядом и начнёшь ходить за чьей-то тенью, не находя покоя ни днём, ни ночью, думая, где она и с кем, жалко скуля под её окнами… Гр-р-р! – я почти превращаюсь в волка и клацаю зубами у самого носа Твари Углов, но он отскакивает, а мне в раны попадает шерсть, и я скрючиваюсь от многочисленных обжигающих прикосновений к изодранной плоти.

– Видимо, и правда больно, раз тебя так корёжит, – ни сколько не обидевшись, возвращается на прежнее место мой лекарь, – Эти два засели глубже всех, возможно, мне понадобится несколько попыток, так что просто переходи на монолог и громко ори, если невтерпёж.

Я хочу сделать глубокий вдох, но не могу. В надорванном горле заявляет о себе лёгкое першение. Я выпрямляю спину, чувствуя, как с лопаток вниз бегут вязкие реки.

– Я ничего не просила. Не хотела. Не заказывала эту любовь!

Рывок.

– … «Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто от неё, бросается на шею».

Рывок. Коготь скрывается в своём убежище под хлюпанье крови и гноя.

– Это Шекспир… Несравненный, треклятый Шекспир… Как же меня всё бесит…

– Давай, разозлись как следует, не то я раскурочу тебе всю спину!

Я первый раз слышу рекомендацию, так явно похожую на угрозу оставления пожизненным калекой.

– Но я не грёбаный Шекспир! И мир – не волшебная полянка! В нём отродясь не происходит ничего нового, и даже чёртов Ромео по-прежнему имеет в виду то самое, даже если ноет под балконом: «Плат девственницы жалок и невзрачен; сними его – он не к лицу тебе»!

На пол с приглушённым звяканьем падает ещё один коготь. Я почти ничего не вижу от болевого шока, с губ стекает нить слюны, дрожащая от моего дыхания.

– Если бы ты знал… Если бы ты знал, как… как мне плохо без тебя, как я скучаю, как я ненавижу своё одинокое лежбище, как я жажду твоего тепла!

Заноза срывается и не даётся, и я готова зарыдать. Если бы я только могла.

– Я не держу зла! Не держу, даже несмотря на эти вечные «нет»! Только не ещё одна пустая ночь, не ещё одна, не ещё! Не надо!!

Зубы Твари Углов соскальзывают, он злится и случайно попадает своим выпирающим нижним клыком на живое. Моя истерика сразу же достигает апогея:

– Ты не знаешь, как много я могу тебе дать! Я готова любить, хранить и беречь, а в сумерках я сыграю на тебе как на фортепиано, превратив кости, плоть и кровь в тёплое молоко, а голос – в обезумевшее восторженное верещание, и ты больше никогда не ощутишь холод и одиночество! Хочешь – зажигай свет повсюду! Я возьму и приму тебя – всего тебя! – таким, как есть!!

– Есть!! Это был последний! – Тварь Углов огибает меня, демонстрируя только что извлечённый коготь. Вся морда, шея и грудь моего гостя расцвечена жёлтыми и кровавыми пятнами. Похоже на безумный фартук. Кое-где цвет превращается в ржавый, будто во мне меняли прогнившие трубы.

– Ну вот, и наоралась, и дело сделали. Круто, а?

– Отодвинься, – одними губами прошу я.

– Да, конечно, а… Нет, только не говори мне, что ты собираешься…

Увы, собираюсь. Я падаю в обморок.

========== Конфигурация сорок девятая ==========

Чтобы вернуться в вирт, я делаю просто поразительный крюк через глубокий сон – и эксперимент заканчивается благополучно. Я даже чувствую некоторый прилив сил, когда наконец открываю глаза и собираюсь приподняться на локте.

«Полежи» – просит меня Голем. Рядом с собой я вижу Тварь Углов, который с аппетитом вылизывает лапы.

– А. Вот и ты, – он повиливает хвостом в знак приветствия, – Твоя сестра распотрошила денежный запас. Не знал, что ты хранишь крипы в жестяной банке из-под печенья. Неужели так похожи?

Я устало усмехаюсь, подпирая рукой щёку. Если на то пошло, крипы по форме напоминают традиционные фишки для игры в го. Правда, мои крипы больше не напоминают ничего, ведь Голем использовала их, чтобы исцелить мою израненную спину.

Впрочем, это мелочи.

«Закончила. Можешь встать» – моя реплика напоследок приглаживает травяной пластырь.

– Спасибо, – благодарю я, – И… и тебе. Огромное.

– Да ерунда, – отмахивается Тварь Углов, – Ты как, полегчало?

– На мне всё заживает как на собаке, – пожимаю плечами я и тут же цокая языком: пока больно.

– Нет, я о… Обо всём, что ты сказала.

– А, ты об этом… – я невольно отвожу глаза, – Жаль, что тебе пришлось всё это выслушать.

– Эй, я ведь выдержал даже АС, – он усмехается, – И я ношу твои цвета, забыла? Да и вообще я демон. Мы редко смущаемся… Ну так как?

– Давно хотела узнать, почему ты сменил цвет именно на такой, – перевожу стрелки я.

– Но ведь это просто, – он даже виляет хвостом, – Это то самое «тёплое молоко», цвет живого тела, полного энергии, сил и желаний. Несмотря на то, что ты – рациональная сторона личности, ты никак не холодная и расчётливая. По крайней мере, не постоянно.

– Это просто в Голем не всё влезло, – деланно бурчу я, скрещивая руки на груди. Тварь Углов несколько кокетливо хихикает, Голем потирает (приблизительно) нос, и тут отдалённый звук заставляет нас замереть чуть ли не с ужасом.

Зверь рыкающий учуял чьё-то приближение к куполу, и теперь гремит.

– Вы оба остаётесь здесь! – почти что рявкаю я, и, превратившись в сифаку, стремительно взбегаю по перилам на самый верх Шпиля и вскакиваю на венчающий его конус, игнорируя смутные толчки боли от едва затянувшихся ран.

Какое-то время я вглядываюсь в пустую даль, и лишь ветер ерошит плюшевый мех на длинном обезьяньем хвосте. Однако, когда я узнаю силуэт, я едва не начинаю хохотать от облегчения.

– Ну, кто там? – спрашивает откуда-то снизу запыхавшийся от подъёма по лестнице Тварь Углов.

– Опасности нет, всё в порядке, – я перевоплощаюсь в беркута и лечу навстречу старому другу.

Зверь рыкающий дежурит у самого купола, и, встав мордой к посетителю, трясёт своим телом с настойчивостью гремучника.

– Всё, всё, мальчик, успокойся, – я почёсываю змеиный подбородок, – Это свои.

– Уф, задал мне этот щенок жару! Привет, Хо!.. Опять попутал, то есть Кали.

– Над, – ещё подкидываю вариант я, создавая проход, – Здравствуй, Дирк. Я рада тебя видеть.

– Ага, чуть не контузила меня при помощи вот этого изделия из Мшистых Далей! Иди сюда, дурында, давай обнимемся!

Мы едва ли не с рыком выжимаем друг у друга воздух из лёгких, а потом до хруста жмём руки.

– Какими судьбами в наших краях? – спрашиваю я, шевеля лопатками. Судя по всему, раны зажили.

– Слышал, с кем ты пободалась, и решил, что тебе пригодится вот это, – он отвязывает закреплённый на спине предмет, обтянутый парусиной, – Маленький привет от Полигона.

– Это же тренировочное чучело… Сколько я тебе должна?