Не прерывая чтения, я показываю на шрам, оставленный зубами Мигрирующего Охотника.
– Да, это было опасное приключение, и ты вышла из него живой. Но это не сделало тебя бессмертной!
Я методично комкаю лист, продолжая читать резковатые слова древнего языка наизусть.
– Вижу, что раньше тебе приходилось это делать, но ведь каждый раз это совершенно непредсказуемое место!
О, да. Это он в точку. Когда я была помоложе, я на спор бросалась в неизведанные измерения с восторгом и ожесточением голодного вурдалака. Какие классные были деньки…
А теперь надо мной ноет этот кайфоломщик. Как, ну как я до этого дошла?..
Есть!
Одна из граней звезды Давида вспыхивает льдисто-зелёным набором точек, с треском записывая новые координаты. Готово.
– Ты ищешь приключения на собственную задницу, – крайне недовольно ворчит Тварь Углов, глядя, как я открываю портал.
– Видимо, именно поэтому она такая большая, – усмехаюсь я, – Да не истери ты. Я туда и обратно. Глядишь, придумаю что-то по дороге. Когда ты увидишь меня снова, я постараюсь быть в наиболее цельной комплектации.
– Делай что хочешь, – он поворачивается, садясь ко мне задом. Вы подумайте, обиделся!
Ладно. Думаю, если я сочиню после этого рассказ, он сменит гнев на милость.
А пока я ухаю вниз, в неизвестность.
И – о-ля-ля! – неизвестность мне нравится!
Я стою на берегу огромного подземного озера. Своды пещеры теряются где-то в вышине. Кромка воды покрыта светящимися бело-голубыми растениями, похожими на лишайник «оленьи рога». На дне слюдяными прожилками мерцают извилистые водоросли.
Рядом с моей ногой появляется огонёк и тут же гаснет, стоит мне протянуть руку. Я тихонько присаживаюсь на корточки, и свечение постепенно возвращается. Поначалу оно бурое, потом – алое. Цветок низенький, но махровый, с довольно странными прямоугольными, точащими во все стороны лепестками. Я знаю, что там, в глубине чашечки, кроются мешочки с пыльцой. Когда-то давно, в годы ученичества, нам показывали засушенный образец. Это пиритовый мак. Эндемик, растёт в единственном месте вирта, в иных мирах, будучи пересажен, быстро хиреет и умирает. Выходит, я в Купальне Ящеров.
А что, прекрасное место!
Я гляжу в воду и вижу змеевидный блик. Внизу плещется безобидная молодь. Их антигравитационные железы ещё не развиты достаточно хорошо, чтобы летать, поэтому малыши охотятся на пещерных насекомых и слепых рыб озера, а остальное время посвящают возне и играм.
Самые маленькие из детёнышей в два раза крупнее меня, но сейчас, в этом нежном возрасте, они едва ли не дружелюбнее афалин. Взрослые особи вполне себе мирные до тех пор, пока ты не лезешь к ним или не тычешь в их морды мечом/копьём/нунчаками/чем-там-ещё-можно-в-них-тыкать.
Я некоторое время гоню от себя мысли о чистейшей воде, оглядывая поля пиритовых маков. Такое изобилие красного я видела только в детстве, когда мой носитель, останавливая идущую носом кровь, случайно чихнул на зеркало. Чтобы создать эти алые поля, думаю, был бы нужен поистине гигантский нос…
Нет. Не могу удержаться. Соблазн слишком велик. От воды поднимается тонкий аромат живительного драконьего пота, и последнее «нельзя» во мне умирает мучительной смертью.
Обычно этап перед погружением в воду исполнен для женщины некоторого эротизма. Верхняя одежда медленно снимается, юная особа нерешительно переминается с ноги на ногу, прикрывая оголённый живот и мимоходом вспоминая, нет ли где лишнего волоска.
Конечно, для пущего эффекта я могла бы одеться и начать распаковываться перед самой кромкой, но рядом никого, а значит, в этом действе будет столько же толку, сколько в бритье астронавта перед высадкой на лунную поверхность.
Так что я смело бросаюсь в омут с головой. Точней, в озеро.
Вода родниковая и холодная, носитель распознаёт это, но не паникует. Сама я холода не чувствую. Многие ощущения в вирте притупляются. Зато я чувствую запах, сладковатый и одновременно травянистый. Восхитительный, ни с чем не сравнимый аромат драконьей шкуры. Эти во всех отношениях благородные животные славятся своими абсолютно нетоксичными отходами жизнедеятельности. Они пьют, едят – а лишнее выводится через этот мускусный пот, по сравнению с которым розовая эссенция – просто циветиновый пшик, да простит меня Дюна.
Моих ступней касается гладкое чешуйчатое тело. Ещё одно проскальзывает возле левой руки. Молодь издаёт звуки, похожие на щебет и отрывистое мурлыканье. Рядом со мной высовывается из воды жемчужно-розовая самка, а чуть поодаль – жёлтый самец; их легко различить по степени костистости черепа. Я не знаю, правда ли драконы вылупляются из драгоценных камней, как утверждают легенды, но разнообразие окрасок моих новых знакомых заставляет бессильно заткнуться любое воображение.
Один, резвясь, прерывает мои раздумья, одним махом перепрыгивая через меня и топя в поистине циклопической волне. Принята в игру. Облик дельфина мне пока не даётся, а от выдры, по моим расчётам, оставят мокрое место, поэтому я заклинаю нижнюю часть тела наполовину превратиться в драконье. Окружающая среда принимается возмущённо потрескивать, словно счётчик Гейгера, но я превратилась не полностью, так что попытка зачислить меня в драконьи ряды проваливается. Раз проблема решена, я ныряю, и гибкие тела ящеров вьются подле меня шёлковыми лентами.
На данный момент озеро является обиталищем примерно тридцати или тридцати пяти особей, самые крупные из которых достигают в длину четыре мои роста. Периодически они тыкаются в мои ладони своими нежными, как у лошадей, носами. Я начинаю подозревать, что выбор пары происходит благодаря нюху, и каждый запах строго индивидуален. Чуть позже я замечаю, что подростки пахнут если не брутальнее, то хотя бы интенсивнее малышей. А ещё я замечаю, что самки не прочь пожевать водоросли.
Насчёт слепых рыб – брехня. Не увидела ни одной. Зато полно крабов и узловатых подземных креветок. Молодые охотники ловят их на манер китов, носясь туда-сюда с открытой пастью, а потом потрошат улов с оглушительным хрустом. Бренные останки добычи вылетают через жабры, которые являются атавизмом и должны исчезнуть после первой взрослой линьки.
Пока я, усталая и умиротворённая, сохну на берегу и подумываю о посвящённом драконам научном труде, вслед за мной на сушу вылезает встретивший меня жёлтый самец. Поначалу я думала, что он у них заводила, но на самом деле он официально является самой пахучей особью в стае, и от него предпочитают держаться подальше, как от прыщавого подростка на вечеринке. Лично я нахожу его запах приятным, в нём есть некоторая кислинка и терпкость, присущая человеческому телу.
Человеческому… Хм…
Лимонный зверь чувствует перемену моего настроения и издаёт серию щелчков, словно взволнован. Это довольно мило, я и не подозревала, что они, по природе территориальные одиночки, такие заботливые в молодости.
– Я в порядке, приятель, – я протягиваю руку, чтобы его погладить, но в итоге, восстановив человеческий облик, зарываюсь носом в пространство между шеей и сводом нижней челюсти. Этот запах…
Во мне ворочается боль, и я иду к воде, остудиться. Я прошу у носителя почувствовать холод, но вместо этого меня охватывает приступ острой тоски по телу, к которому нет допуска. Погружение приносит некоторую долю облегчения и льдистые уколы на спине и плечах. Вечно эти человеческие недочувства.
Когда я выхожу на берег, мне кажется, будто на плечах пристроилась гранитная плита. Мой любимчик жёлтого цвета играет, притворяясь, будто испугался меня. Он припадает к земле своим змеистым телом и зарывает нос в маки, при моём приближении пятясь прочь. Я шутки ради зловеще шевелю растопыренными пальцами в воздухе, и он, поняв, что раскрыт, благополучно возвращается в купальню, пока я вожусь с порталом.
– Вот она, припёр… – ворчит Тварь Углов и вдруг выпучивает на меня свои и без того большие глаза, – Ты где была, женщина?
– Я устала, пора погружаться в глубокий сон, – протяжно зеваю я.
