– В общем… – я провожу ладонью по шраму на бедре, и, сосредоточившись, вылепляю череп животного, нанёсшего травму. У моей знакомой падает из рук косточка:

– Череп Мигрирующего Охотника? Но…

– Сможешь сделать из него оружие? – спрашиваю я.

– Мне приходилось ковать ножи из их выпавших зубов, но они, несмотря на остроту и прочность, не могут рвать пространство. Убитые Мигрирующие быстро разлагаются, и только исключительные умельцы делают инструменты вроде твоей меркабы.

– Да? – я смотрю на свою открывашку порталов так, будто вижу её впервые в жизни.

– Да, – улыбается Селина, – Поверить не могу, что этот череп сохраняет свойства живой материи… Это будет лучшее из всего, что я делала! И это будет редкостно смертоносное оружие, скажу я тебе. Знаю, что хочешь спросить. Нет цены, достойной такого изделия. Поэтому я прошу у тебя половину черепа.

Признаться, я такого не ожидала. Десяти лет персонального рабства – положим, но не этого.

– О качестве исполнения не беспокойся. Всё будет сделано в лучшем виде. Я создам инструмент, достойный королевы демонов.

– В таком случае, мы договорились, – я жму её тёплую, но крепкую руку, – Пусть твой голос будет звонким и чистым.

– Я спою твоё оружие сегодня же. Приступаю прямо сейчас.

– Денизо меня удушит за то, что изничтожила ваше свидание, – неловко чешу затылок я.

– Ой, да брось. Видела, как он сам побежал возиться с твоим куполом? – напоминает мне Селина, убирая защитную складку пространства, – Мы оба фанатики своего дела и прекрасно об этом знаем. У нас будет ещё куча времени повозиться друг с другом… Порой это даже утомляет.

Я сверкаю улыбкой и прощаюсь с обоими. Подошедший Денизо действительно не собирается меня убивать, увидев восторг в глазах жены.

– А, да. За срочность, – я создаю поистине колоссальную банку с консервированными персиками. Селина едва сдерживает восторженный визг, но внезапно вздрагивает:

– Ты здесь «зайцем», верно?

–Ага, вспоминаю молодость, – с притворной серьёзностью киваю я.

– Тогда я прошу тебя валить отсюда как можно скорее, – шепчет мне певица по металлу, – Недавно в Вайт Веддинге появился покалеченный Молчаливый.

Мне кажется, что ответная дрожь рождается прямо из позвоночного столба:

– Как?.. Где?

– Он сегодня выступает. Танцует вместе с фуррами. Ты легко его узнаешь – у него теперь замочный механизм вместо рта.

Я теряю дар речи, что для существа со столь хорошо подвешенным языком уже является исключительным событием. Молчаливые – это религиозная каста, хранящая тайны вирта. Их можно узнать по обвязанным платками нижним частям лица. Но я первый раз слышу, чтобы за разглашение тайны наказывали так жестоко.

– Так, – наконец, упорядочиваю разбегающиеся мысли я, – Разве даже после такого его не оставили в покое?

– Свои да, оставили, – произносит Денизо, – Но есть те, кто хотел бы заставить его каяться до конца дней.

Мне нет нужды смотреть в телескопическое окно, чтобы понимать, о ком идёт речь.

– В таком случае, мне и правда пора. Но не раньше, чем я сама его увижу.

– Будь осторожна, – Селина мягко приобнимает меня, с некоторой змеиной манерой, приобретённой от супруга, – Я помню координаты твоего мира… Как доспехи, кстати?

– С прошлого раза мне так и не представилась возможность их надеть, но я храню их очень бережно, – отвечаю я, превращаясь в фоссу и снова собираясь лезть на деревья, – Наивсего, и спасибо за помощь.

Когда зелёная тропа заканчивается, я становлюсь человеком и по уже отработанной схеме смешиваюсь с толпой. Здесь есть низшие демоны, «золотые мальчики», мары, трансы и просто однополые пары. Вайт Веддинг не щадя мешает любые мировоззрения и заставляет их танцевать до изнеможения, так, чтобы для презрения и взаимных упрёков просто не осталось бы места.

Сцена. Вот и он, его легко узнать по ломаным движениям. Одет в чёрную кожу, которая как ничто другое подчёркивает его худобу и истерзанность. Лапочка и Айсиз танцуют с двух сторон от него и время от времени жмутся к клетке рёбер мужчины, отдавая немного энергии. Видимо, теперь он стал частью их группы.

Подойдя ближе, я могу увидеть его глаза. Там видны раны, которые постепенно заживают и рубцуются. Переживший сильные чувства умирает, чтобы воскреснуть и больше никогда не любить, не ненавидеть, а просто радоваться жизни. И я вижу такого перед собой. Воскресшего и обновлённого. И отравленного.

По ту сторону купола и правда мониторит кучка религионеров; двое даже держат плакаты. Не могу на это смотреть. Они словно ждут, пока он перестанет сопротивляться, а потом, словно стервятники, причастятся от мертвечины.

Мне в голову закрадывается идея.

Я выскальзываю из своей бреши в ущелье и превращаюсь в келенкена – гигантскую вымершую птицу. Немного напряжения – и готово седло с уздечкой. Думаю, мой план собьёт с них спесь. Буквально.

В самом деле – в таком «притоне» так много потенциальных идиотов, которые могут не проверить, хорошо ли привязаны их ездовые средства…

Так в моей памяти появляется одно из самых лучших воспоминаний: я сбиваю этот балаган словно партию кегель, и, не сбавляя хода, мчу прочь, не давая им опомниться.

И плевать, что по возвращении я порядком настораживаю Тварь Углов, поскольку не могу отдышаться от хохота. Пусть недоумевает – этого того стоило!

– Так… Ну ты… Женщина, успокойся! – почти что рявкает мой гость, устав от того, что я никак не прихожу в себя, – Твоя четвероногая, слепая и немая разобрала покупки и пошла их ныкать, сверившись с инструкцией.

– Восхитительно, – киваю я, а потом шёпотом спрашиваю, – Как по-твоему, она всё ещё дуется?

– Вообще, когда я видел её в последний раз, она с энтузиазмом укрепляла силовое поле, вкапывая эти твои новомодные штучки… Что, стыдно?

– Обе виноваты, – уклончиво отвечаю я, – Я должна была уделять ей больше внимания.

– Тогда не откладывай, – предлагает Тварь Углов, – Действуй прямо сейчас.

Я приблизительно знаю, где она. Так и есть. Она на пустыре, пристраивает один из усилителей рядом с деревом.

– Хорошая мысль, это надо закрепить, – хвалю я. Голем тут же вскакивает, загораживая растение.

– Я не трону. Обещала ведь… Знаешь, оно красивое. Немного напоминает магнолию… Как считаешь?

Нет ответа. Что ж…

Я чувствую возмущение в пространстве и иду проверить, в чём дело.

Это оружие. Нет. Это самое необычное оружие из всех, что я видела.

Оно похоже на японскую нагинату, только лезвие сделано из половины верхней челюсти Мигрирующего. Оно щетинится, словно гарпун, и, стоит сделать взмах, пространство вокруг начинает испуганно свистеть. Как и всякому оружию, такой красоте нужно имя. И я быстро нахожу его.

– Нарекаю тебя Поющая Погибель, служи мне верой и правдой, – торжественно провозглашаю я, целуя древко. По дороге нахожу скрытую резьбой кнопку, при нажатии на которую на другом конце нагинаты выскакивают зубки нижней челюсти Мигрирующего. Просто потрясающе!

Может, и так, а из его упаковки торчит белый листочек. Взглянув на это, я немедленно разворачиваюсь и иду к Голем.

– Я сегодня была у Селины и Денизо, – бодрым голосом сообщаю сестре я. Реплика молчит, и лишь усердно рыхлит почву возле своего саженца.

– Ладно. Это от Селины. Я оставлю здесь. Прочти, если хочешь. Я буду в Шпиле, на своём ярусе.

Спустя какое-то время я слышу шлепки босых ног по ступенькам. А потом попадаю в объятья.

– Классное стихотворение, а? – ерошу её волосы я, пытаясь скрыть наплыв чувств, – Это Перси Биши Шелли, если я не ошибаюсь… Да, определённо он, с этим «Сливаются все друг с другом, – / Почему же ты не со мною?» – моя рука ласково гладит русую голову. Голем поднимает ко мне свой лицевой диск.

– Прости, что вела себя как последняя тупица. Мне тоже горько и больно. Я не хотела убивать лучшее во мне… в тебе… в нас. Я больше не буду. Пусть растёт. Однажды оно станет большим и красивым деревом, а?