========== Конфигурация двадцать пятая ==========
– Ваш мут-дью, барышня.
Превосходно, просто превосходно.
Да, сорвалась. Честно, держалась, но даже сражение с Мигрирующим не смогло меня откачать. В общем, я уже всё равно приволоклась сюда, и…
Я поднимаю глаза на официанта:
– О… Ты из Селефаиса?
Он дружелюбно моргает своими чуть раскосыми зелёными глазами:
– Верно… Интересуют алые птички моей родины?
– Допустим, – я упериваюсь взглядом в стакан с массивным дном, в объятьях которого застыла масса, похожая на коматозное желе, – Но не сейчас.
– Я понял. Приятного отдыха.
– Эй, Одиннадцать!
– Отмечаешь или заливаешь?
– Маринуюсь, – с усмешкой отвечаю я, вызывая здоровый гогот дримеров.
Кабак в Волчьей Шкуре. Кажется, что бедлам, но на деле это самое тихое и уютное место во всём вирте. Шмыгающие снаружи собади не останавливают тех, кому срочно нужно похвастаться новыми трофеями или повидать старых друзей. Сегодня я здесь единственная человеческая особь женского пола. Ещё есть стриптизёрши-фурры, обитательницы мира сновидений со зверообразными телами, но они не в счёт. К тому же фурры тут на работе, пожирают неуёмную мужскую энергию, а не…
В общем, не напиваются, как я.
– Не видели мою знакомую? Такая бледная, с маленькой грудью.
Клянусь, я его убью.
– А, вот ты где, – Тварь Углов запрыгивает на стул, стоящий напротив моего.
– Оставь мою грудь в покое.
– Да ладно, что тут скрывать-то, ты же всё равно не носишь одежду.
– Подумал, посмаковал – оставь мысль при себе, – более чем услужливо подкидываю я подходящий случаю алгоритм. Но куда там! Этот лишайный не оценит.
– Плоскогрудка, угостишь меня?
Я вздыхаю.
– Официант, миску мут-дью для этого усмертия.
– Ну-с, – он лакает принесённый алкоголь раздвоенным язычком, – Что отмечаем?.. А, погоди, дошло. Разбитое сердце затапливаешь?
Вместо ответа я пью из своего стакана. Кто бы знал, что отмалчиваться так просто. К тому же это мут-дью, от него язык у меня всё равно развяжется. У этой слизи с текстурой пластилина эффект – полная противоположность медовухе. Скорость реакции не уменьшается, ноги тебя держат, вот только до изнеможения будешь плести полную околесицу – всё, что накипело. Зато потом полегчает. Вот я и закидываюсь в ожидании того самого волшебного мига.
Сначала я хотела забрести в Пустоши и поорать там в своё удовольствие, но раз Провидение послало собеседника…
– Чё хотел-то? – собирая мозги в кучу, спрашиваю я.
– Я же демон. Садист от рождения. Хочу посмотреть, как ты мучаешься.
– А. Ну это пожалуйста, – великодушно разрешаю я, дёрнув плечами.
– Расскажи мне о нём, – просит Тварь Углов.
– М… Очень милый, добрый, если коротко – моя полная противоположность.
– Уже представляла вашу свадьбу и имена детей?
Я пару секунд смотрю на него как на ненормального, потом разражаюсь истерическим смехом:
– Свадьбу?! Детей?! Меня с ним?! Ребята, слышали? Ну каков юморист! – я опрокидываю в себя штоф и грохаю посудинку на стол, в тайне надеясь подобным звуковым подозвать понимающего официанта. К моему облегчению, стакан тут же наполняется. Парень из Селефаиса умница, пожалуй, я даже готова раскошелиться на чаевые.
– Над, а Над, – в поле моего зрения оказывается пятнистая шубка циветты, – Мы с девочками решили потанцевать. Ты с нами? – она не удерживается и дотрагивается до моих плеч. Мех фурры уже слегка искрит, энергия поступает.
– Прости, Дюна, не сегодня.
– Жаль, в тот раз мы так зажгли, что едва не разгромили кабак, – она смеётся, мимолётным движением поглаживая округлившийся живот. Беременна. Вот поэтому и такая активная – выкармливает дитя.
– Решила, как назовёшь? – спрашиваю я. Циветта улыбается во всю свою зубастенькую мордочку:
– Если будет похож на папу, назову Зефир.
Занятный эксперимент. На моей памяти фурра первый раз забеременела от инкуба. Интересно, что там сейчас шевелится в её чреве.
Официант приносит мне чашечку с голубой льдинкой – для раскуривания глясары. Тварь Углов не сводит с меня глаз.
– Ну, чего упялился? – интересуюсь я, делая заветный финт пальцами, дарующий мне успокоительную палочку.
– Тебе больно, – уверенно говорит он.
– Да ну? – я делаю такую могучую затяжку, что начинает колоть в носу, – Слушай, это гениальное открытие.
– Каково это: не плакать?
– Чувствую себя как моа, – глоток мут-дью, – Ну знаешь, может, большая такая нелетающая нелепица. Здоровенная, с куцыми крыльями… Не знаешь? Яйца ещё несла огромные. Ну, понял? Вот. Я – моа. С яйцами. Смотрю на тех, кто летает, сижу в своём неряшливом гнезде и даже не знаю, что меня истребят к чёртовой матери, – этот стакан подозрительно быстро заканчивается, что за привычка подавать такую мизерную склянку человеку, решившему надраться? – Официант!!
– Не делай этого.
– Неси сюда бутылку, я праздную своё исключение из движухи! Праздную любование чужим счастьем через стеклянный купол, где я – на другой стороне и у меня нет VIP-приглашения!
Среди дримеров чувствуется оживление. Неудивительно: прямо посреди кабака хочет налакаться из горла совершенно голая баба. Скажи мне кто – я бы и сама посмотрела.
– Ик! Ох же ты, – я успеваю сделать всего один глоток. Зрение ясное, тело реагирует на команды, но мут-дью заставит меня высказать всё, что придёт в голову. Или ответить на любой вопрос.
– Наверное, ты много от него требуешь, – раздаётся густой бас. Кажется, этого парня зовут Лаки, и он очень хорош в охоте на Мигрирующих.
– Я?! Правило номер три! – с возмущением выпаливаю я, разрываясь между бутылкой и глясарой.
– Что за правило? – спрашивает молоденькая фурра-каракал.
– Как? Никто не знает правил, по которым я живу? – моему изумлению нет предела, – А, ну хотя да, они же не вытатуированы на моей заднице.
Смешок. Я всё ещё борюсь за своё достоинство, и они это ценят.
– Говори уже, – подталкивает Тварь Углов.
– Ладно-ладно. Первое: никаких богов. Второе: никаких авторитетов. Третье: никому не принадлежать и самой никогда не заявлять права. Четвёртое: не думать ни о ком и ни о чём лучше или хуже, чем есть на самом деле. Это мои мантры против разочарований, и обычно они работают. Но вот сейчас был облом, и… Дайте я закинусь, хватит уже пялиться!.. Другое дело.
– Так и как надо поступить по правилу номер три?
Не узнаю голоса. Дримеров стало гораздо больше после моего ухода, а бейдж с именем скрыт толпой.
– Всё просто. Я не могу дать ему ничего хоть сколь-нибудь ценного. Знаний моих он не хочет, тело его не восторгает, внешность – озадачивает. Так что я дарю ему самое ценное из всего, что может дать человек человеку – свободу.
– Свободу? – Тварь Углов моргает, покрывая глаза желтоватым третьим веком. Как ящерица. Занятно.
– Именно. Никакого общего жилья, никаких «я за тебя заплачу», никаких «дай помогу», никаких «клянусь, я тебе не изменяю». Он волен делать всё, что считает нужным и жить так, как ему хочется. Передо мной не надо отчитываться, не надо лететь на свидание со мной, будто это последний шанс увидеть настоящее НЛО. Не надо цветов – мне ещё отрезанных половых органов растений не хватало, бр, не надо подарков – что подарить себе я и сама знаю. Понадобились друг другу – сошлись. Не понадобились – что ж, пусть так. Никто никого не ревнует, никто не жалуется на секс на «отвали», никто никому не приедается. Каждый сам готовит и сам стирает то ли свои лифчики, то ли свои семейки. Любовь живёт примерно три года – так зачем сажать её в клетку и тыкать раскалённым прутом за каждую провинность, верно?
– Выходит, он тоже не может назвать тебя своей? – подаёт голос Дюна.
– Правило номер три, – важно киваю я, снова кидаясь на поиски дна бутылки, словно Ясон через воды между Сциллой и Харибдой, – А знаете, что самое интересное? Что ему плевать на моё предложение! Он верный! С принципами! Я не против быть второй или даже третьей – но у него отключена полигамия. А самый сок в том, что я сама верная. Ему! – дно близко, – Никого не хочу и никого не могу кроме него. Во как! А теперь что столпились, идите вон, у вас работа есть, а я допила и отчаливаю поорать в чащу. Официант! – я с притопа превращаюсь в белоснежного орикса, – Забирай свою плату.
