– Кхм… – насилу отведя глаза, кузнец непринуждённо потёр шею, – И что там автомобили?

Предсказатель расплылся в коварной улыбке:

– Да кто-то у нас ценитель прекрасного.

– Чего?

– Да ладно. Еле оторвался от этой бунтарки в купальнике. А ещё меня журил, мол, седина в бороду – бес в ребро.

– Приятель, – тяжёлая, словно кувалда рука приземлилась на плечо Бруно, заставив того замереть на месте, – Мне ещё не приходилось видеть человека, так сильно торопящегося на тот свет.

– Кто? Я? Я бы ещё повременил, спасибо.

– Тогда не надо меня сватать, – с непринуждённым видом хлопнул его по лопатке Лучиано, – Мы договорились?

– Договорились. Любуйся молча, если хочешь.

Кузнец хмыкнул, снова глядя в сторону, откуда доносились смущённые всхлипы Алиты. Слабачка, да кто же так неумело выделывается-то? Но купальник действительно хорош, и правда красавица. Сам-то чего застыл? Пришёл плавать – надо плавать.

– Эй, Паоло, погнали со мной до противоположного берега? Наперегонки.

Сын ненадолго оторвался от закалывания волос Руфы:

– Не, благодарю, не хочу ненароком утопнуть в твоих волнах.

– Действительно, зачем рисковать, – чуток размявшись, кузнец шустро преодолел нужное расстояние, и, отряхнув воду с волос, улёгся на нагретом солнцем противоположном берегу, закрывая глаза. Без одышки, ещё в форме. Замечательно.

Лучиано успел было задремать, как из объятий сна его вырвал плеск.

– А ты что тут забыла? – приложив к бровям козырёк ладони, Лучиано с удивлением взирал на то, как к нему выходит Алита.

– Они издеваются. Говорят, мне идёт купальник, и, мол, я уже не такая… – она засопела носом, напомнив обиженного ребёнка.

– Какая? Дерзкая?

– Да, – девушка села неподалёку, поджав колени к груди.

– Ты определенно на пути к истинной дерзости, но ещё есть, куда расти, – неумело поддержал её Лучиано, снова ложась и подставляя солнцу нос.

– Кто бы говорил, сеньор «напишу оскорбление на стене».

Будь Лучиано помоложе, наверное, взлетел бы с места. Но ему уже было не шестнадцать:

– Это ты меня сейчас вздумала подначивать?

– А хоть бы и так, – карие глаза боевито сощурились.

– Не играй с огнём, девочка.

– Где это ты видишь огонь? Только угли и есть.

– Ха-ха. Сама развизжалась, когда чужеземка на место поставила. Видать, если я угли, то ты вообще одна из порций мороженого Джульетты.

– Мороженое? – недоумённо переспросила девушка.

– А, ты опоздала, точно. Мариано соорудил такой ящик со сферами Руфиты, точнее, с теми, что они делают вместе с Умбой, и вот мороженое это такая штука из фруктов и жирных сливок.

– Ух ты, – красиво очерченные густые бровки взметнулись вверх, – Надо бы рецепт попросить.

– Без холодильника это пустая затея.

– Ну, может… – она призадумалась, – Можно будет украсить пирог.

При слове «пирог» желудок Лучиано издал песнь голода на низких частотах, нисколько не считаясь с волей владельца.

– Неужто сеньор холостяк не умеет толком готовить? – дослушав печальную арию до конца, не удержалась от комментария Алита.

– Уж арепу-то я себе всегда сделаю, – пробурчал кузнец, отворачиваясь. Надо сказать, еда была одной из причин для того, чтобы навещать Мадригалей.

– Хочешь обмен? Мой фирменный пирог за эту охлаждающую коробку, – Алита упёрла руку в прибрежный песок, и по её плечу сбежала искрящаяся капелька воды.

– Вот уж нет уж, – проигнорировав заскрёбшиеся мысли об одиноких вечерах, Лучиано скрестил руки на груди, хмыкая, – За такую, как ты говоришь, коробку, не грех кормить меня пирогами неделю.

– Ха, такая роскошь будет только для того, за кого я выйду замуж.

– Да не вопрос, давай поженимся, а через неделю разведёмся, Бруно сказал, во внешнем мире это в порядке вещей.

Алита замерла на пару мгновений, а затем над водой вспорхнул её звонкий смех, да так, что играющие в воде Мадригали повернули головы в их сторону.

– Вы только гляньте, какой романтик, – не удержался Бруно, но быстро нырнул, увидев, что Лучиано зашарил по окрестностям в поисках палки:

– Я тебя сейчас как в молодости отлуплю, волшебный кобель!

Смех Алиты постепенно сошёл на кокетливое хихиканье, и она по-царски разлеглась на берегу:

– А ты не промах.

– Мне по душе твоя дерзость, – чуть подумав, Лучиано тоже откинулся на спину, незаметно скашивая взгляд на девушку, – Подучил бы, но это семейная традиция, сама понимаешь.

– Так женись на мне, а как научусь, разведёмся, – отплатив ему той же монетой, Алита довольно потянулась. Идея сходить на речку и попробовать что-то новое перестало казаться бредом, и в душе бунтарки наступил покой, тёплый, как сентябрьское солнце Колумбии.

***

А вот у Долорес с покоем явно было туго. Она любила семейные посиделки, но в этот раз Мадригали разошлись не на шутку: Мирабель предложила сыграть в пляжный волейбол, и семейство с шумом носилось по мелководью, поднимая фонтаны брызг: не самый приятный фон для обладательницы острого слуха.

– Точно всё в порядке? – в перерыве между играми к ней на берег пришёл Мариано. Уже вечерело, так что муж накинул ей на плечи свой жилет.

– Да, спасибо. Обожаю наблюдать за всеми вами, – Долорес ласково прищурилась, прижимаясь щекой к протянутой ладони, – И за Адрианом, разумеется.

– Творит и вытворяет? – столяр перевёл взгляд на подростка, который расположился на пригорке, и, сидя по-турецки, ожесточённо покрывал бумагу ведомыми только ему рисунками.

– О, да. Не прерывай его, пусть развеется, – попросила обладательница острого слуха.

– Побыть с тобой?

– Не, всё хорошо, иди, поиграй ещё, а то не выйдет обыграть команду дяди Бруно, – широко улыбнулась ему дочь Пеппы.

Снова оставшись одна, Долорес взглянула на громаду гор. Скоро наступит ночь, и она будет слушать шорохи тысяч и тысяч обитателей джунглей, стоя у окна с чашкой травяного чая. Возможно, они с Мариано сегодня снова попробуют зачать ребёнка, а после этого особо не спится. Некоторое время она будет внимать дремлющему городку, а затем острый слух унесёт её в дебри, проходимые разве что для богов и чудовищ.

– Тётя Долли, я к тебе. Мне водичка в нос попала.

– Ой, конечно, располагайся, милая, – Долорес похлопала по земле возле себя, приглашая Умбру сесть. Волнистые волосы девочки закудрявились от воды, напомнив дочери Пеппы древесную стружку, – Дать тебе полотенчико?

– Не, ещё тепло. А что ты делаешь?

– Отдыхаю и наблюдаю за семьёй.

– Как страж?

– Да, вполне может быть.

Девочка задумчиво поболтала ногами:

– Как думаешь, Уго проснулся?

– Наверное, ему понадобится ещё пара часиков. Не волнуйся, проснётся.

– Я не хотела этого, оно само получилось, – пожаловалась Умбра, – Мне понравилось готовить с бабушкой Джу, и я не заметила, как… Не заметила.

– Не будь так строга к себе, ты ведь ещё маленькая, – Долорес погладила девочку по щеке, замечая, что при определённом освещении Умбра очень подходит лицом на маленькую Мирабель, – А знаешь, что мы сделаем?

– Что? – удивилась девочка, подавшись к ней.

– Мы попробуем сочетание моего и твоего даров. Спокойно, без суеты и спешки. Что скажешь?

Умбра нахмурилась, опуская глаза на собственные коленки. Видимо, неудачное сочетание предыдущего опыта, как хорошего, так и не очень, развернуло в ней нешуточную борьбу.

– У меня не столь значительный дар, как у остальных. Всего-то слух, – мягко принялась увещевать её Долорес, – И ничего более.

– Не говори так, тётя Долли, у тебя волшебные ушки!

– Ладно, пусть так. Я готова доверить их тебе.

Двуцветные глаза наполнились сиянием, и дочь Пеппы поняла, что сказала нужные слова в нужный момент.

– Хорошо, можно попробовать, – Умбра развернулась к ней, садясь на коленки, и протягивая тёте руки ладошками вверх. Когда Долорес вложила в них свои, произошло две вещи: дочь Пеппы впервые увидела, как чёрный глаз маленькой повелительницы теней замирает в орбите, и буквально в эту же секунду уши обладательницы острого слуха заложило, будто их заткнули ватой.