– Но, – настаивал Смит, – я слышал, как вы говорили, что он был…

– Неважно, что вы слышали от меня, – нетерпеливо перебил Космо. – Я говорю сейчас, что он пойдет с нами. Поставьте его имя во главе списка.

Ошеломленный и бормочущий что-то себе под нос, Смит повиновался.

– Я могу взять ровно тысячу человек, не считая экипажа, – продолжил Версаль, не обращая внимания на то, что его доверенное лицо неоднократно качало головой. – Боже мой, подумать только! Одна тысяча из двух тысяч миллионов! Но пусть будет так. Никто не стал меня слушать, а теперь уже слишком поздно. Я должен зафиксировать количество для каждого класса.

– Есть одна вещь, один любопытный вопрос – который приходит мне в голову, – нерешительно вставил Смит. – А как насчет семей?

– Вот ты и попал в точку, – воскликнул Космо. – Это именно то, что меня беспокоит. Женщин должно быть столько же, сколько мужчин, это само собой разумеется. Кроме того, самый сильный моральный элемент находится в женщинах, хотя они не имеют большого значения для науки. Но пожилые люди и дети – вот в чем трудность. Если я приглашу человека, обладающего неоспоримыми качествами, но имеющего большую семью, что мне делать? Я не могу вытеснить других, таких же нужных, как он, ради того, чтобы нести все его пожитки. Принципы евгеники требуют широкого поля отбора.

Космо Версаль закрыл глаза, положил свою большую голову на руки и поставил локти на стол. Вскоре он поднял глаза с решительным видом.

– Я вижу, что я должен сделать, – сказал он. – Я могу взять только четырех человек, принадлежащих к какой-либо одной семье. Двое из них могут быть детьми, мужчина, его жена и двое детей – не больше.

– Но это будет очень тяжело для них… – начал Джозеф Смит.

– Жесткая позиция! – вмешался Космо. – Ты думаешь, это легкое решение для меня? Боже мой, человек! Я вынужден принять это решение. У меня разрывается сердце, когда я думаю об этом, но я не могу избежать ответственности.

Смит опустил глаза, и Космо вернулся к своим размышлениям. Через некоторое время он снова заговорил:

– Еще одна вещь, которую я должен внести – это ограничение по возрасту. Но это должно быть предметом определенных исключений. Очень пожилые люди, как правило, не годятся – они не смогли бы пережить долгое путешествие, и только в редких случаях, когда их жизненный опыт может оказаться ценным, они послужат какой-либо благой цели в восстановлении расы. Дети незаменимы, но они не должны быть слишком маленькими – грудные дети на руках совсем не годятся. О, это жалкий труд! Но я должен ожесточить свое сердце.

Джозеф Смит посмотрел на своего шефа и почувствовал укол сочувствия, смешанный с восхищением, поскольку он ясно видел ужасную борьбу в душе своего друга и оценил героический характер решения, к которому его подтолкнула неумолимая логика фактов.

Космо Версаль снова надолго замолчал. Наконец, он, казалось, отбросил своих демонов и, вернув свою обычную решительность, воскликнул:

– Хватит. Я установил общий принцип. Теперь к выбору.

Затем, закрыв глаза, словно для того, чтобы помочь своей памяти, он пробежался по списку имен, хорошо известных в мире науки, и Смит выстроил их в длинный ряд под именем "Абиэль Пладдер", с которого он начал.

Наконец Космо Версаль прекратил диктовку.

– Вот, – сказал он, – это конец данной категории. Я могу добавить к нему или вычеркнуть из него позже. По вероятности, с учетом бакалавров, каждое направление будет представлено тремя человеками; всего семьдесят пять имен, что означает двести двадцать пять мест, зарезервированных для науки. Теперь я создам серию других категорий и назначу количество мест для каждой.

Он схватил лист бумаги и принялся за работу, а Смит наблюдал, барабаня пальцами и хмуря свои огромные черные брови. В течение получаса царила полная тишина, нарушаемая только звуком скользящего карандаша Космо Версаля, иногда подчеркиваемый мягким стуком. По истечении этого времени он бросил карандаш и протянул бумагу своему спутнику.

– Конечно, – сказал он, – это не полный список человеческих занятий. Я изложил основные из них по мере того, как они приходили мне в голову. У нас будет время исправить любую оплошность. Прочтите это.

Смит, по привычке, прочитал его вслух:

Несколько раз, пока Джозеф Смит читал, он поднимал брови, как бы в удивлении или мысленном протесте, но ничего не говорил.

– Теперь, – продолжил Космо, когда секретарь закончил, – давайте начнем с правителей. Я не знаю их так близко, как знаю людей науки, но я уверен, что выделил им достаточно места. Предположим, ты возьмешь эту книгу и позовешь их ко мне.

Смит открыл "ежегодник" и начал:

– Джордж Вашингтон Самсон, президент Соединенных Штатов.

– Он подходит. Он не блистателен интеллектуально, но обладает здравым смыслом и хорошими моральными устоями. Я спасу его хотя бы по той простой причине, что он наложил вето на законопроект о захвате Антарктического континента.

– Шен Су, Сын Неба, президент-император Китая.

– Запиши его. Он мне нравится. Он истинный конфуцианец.

Джозеф Смит зачитал еще несколько имен, на что Космо покачал головой. Затем он перешел к:

– Ричард Эдвард, милостью Божьей, король Великого…

– Хватит, – перебил Космо, – мы все его знаем – человека, который сделал для мира больше, выведя из строя половину британского флота, чем любой другой правитель в истории. Я не могу оставить его в стороне.

– Ахилл Дюмон, президент Французской республики.

– Я возьму его.

– Вильгельм IV, германский император.

– Допущен, потому что он, наконец, вывел микроб войны из семейной крови.

Затем последовал ряд правителей, которым не посчастливилось получить одобрение Космо Версаля, и когда Смит прочитал:

– Александр V, император всея Руси, – большая голова сильно сотряслась, и ее владелец воскликнул:

– В ковчеге будет много русских, ибо тирания была подобна очищению для этого народа, но я не поведу ни одного из рода Романовых в мой новый мир.

Отбор продолжался до тех пор, пока не было получено пятнадцать имен, включая имя нового темнокожего президента Либерии, и Космо заявил, что не будет добавлять больше ни одного.

Затем пришли десять государственных деятелей, которые были выбраны с полным пренебрежением к расовым и национальным признакам.

Выбирая десятку бизнес-магнатов, Космо провозгласил свое правило:

– Я не исключаю ни одного человека просто потому, что он миллиардер. Я размышляю о том, как он зарабатывал свои деньги. В мире всегда должны быть богатые люди. Как бы я мог построить ковчег, если бы был беден?

– Филантропы, – прочитал Смит.

– Я бы взял сотню, если бы мог их найти, – сказал Космо. – Есть много кандидатов, но эти пять (назвал их) являются единственными подлинными, и я сомневаюсь в некоторых из них. Но я должен рискнуть, филантропия необходима.

Для пятнадцати представителей искусства Космо ограничил свой выбор в основном архитектурой.

– Строительный навык должен быть сохранен, – объяснил он. – Одна из первых вещей, которые нам понадобятся после того, как потоп отступит – это разнообразные всевозможные сооружения. Но в и лучшем случае это довольно плохая компания. Я попытаюсь изменить их идеи во время путешествия. Что касается других художников, то им тоже понадобятся некоторые идеи, которые я могу им дать и которые они смогут передать своим детям.

Под руководством религиозных учителей Космо отметил, что он пытался быть справедливым ко всем формам подлинной веры, у которых было много последователей. Школьные учителя представляли основные языки, и Космо выбрал имена из книги "Образовательные системы мира", отметив, что здесь он подвергается некоторому риску, но его нелегко избежать.

– Врачи – они получают довольно щедрое пособие, не так ли? – спросил Смит.