"Что, черт возьми, он задумал на этот раз?" – был вопрос у всех на устах.

Но Космо и его сотрудники давали уклончивые ответы на все запросы. В отношении Космо к публике произошли большие перемены. Никого больше не приглашали наблюдать за работами.

Когда все провода были проложены и канава была закончена, ее засыпали так, что получилась широкая стена с плоским верхом, окружающая поле.

В течение нескольких дней ходили слухи о назначении таинственной канавы и проводов внутри нее, но никакого всех удовлетворяющего объяснения найдено не было.

Один предприимчивый репортер разработал сложную схему, которую он приписал Космо Версалю, согласно которой канава с проволокой должна была служить аккумулятором электричества, который в нужный момент спустит ковчег на воду, избежав таким образом опасности смертельной задержки в случае, если наводнение произойдет слишком быстро.

На первый взгляд это казалось настолько абсурдным, что вызвало серьезные опасения, вновь пробудив сомнения в здравомыслии Космо, тем более что он не пытался опровергнуть утверждение о том, что это действительно был его план.

Никто не догадывался, каковы были его истинные намерения; если бы люди догадались, это могло бы плохо сказаться на их душевном спокойствии.

Следующий шаг Космо Версаля был предпринят без какого-либо ведома или догадок со стороны общественности. Теперь он обосновался в своих покоях в ковчеге, и его никогда не видели в городе.

Однажды вечером, когда все было тихо вокруг ковчега, поскольку ночная работа теперь была ненужной, Космо и Джозеф Смит сидели лицом друг к другу за квадратным столом, освещенным лампой с абажуром. Перед Смитом лежала стопка писчей бумаги, и он, очевидно, был готов делать подробные заметки.

Большое чело Космо задумчиво нахмурилось, и он подпер щеку рукой. Было ясно, что эти размышления доставляли ему беспокойство. По меньшей мере десять минут он не разжимал губ, и Смит с тревогой наблюдал за ним. Наконец он сказал, медленно выговаривая:

– Джозеф, это самая сложная проблема, которую мне приходилось решать. Успех всей моей работы зависит от того, не совершу ли я ошибку сейчас.

– Бремя ответственности, которое лежит на моих плечах, такое, какое никогда не нес ни один смертный. Оно слишком велико для человеческих возможностей – и все же, как я могу отбросить его?

– Я должен решить, кто будет спасен! Я, я один, я, Космо Версаль, держу в своих руках судьбу расы, насчитывающей две тысячи миллионов душ! Судьбу планеты, которая без моего вмешательства превратилась бы просто в огромную могилу. Мне решать, будет ли увековечен род homo и в какой форме он будет увековечен. Джозеф, это ужасно! Это функции божества, а не человека.

Джозеф Смит, казалось, больше не дышал, настолько напряженным было его внимание. Его глаза горели под темными бровями, а карандаш дрожал в пальцах. После небольшой паузы Космо Версаль продолжил:

– Если бы я испытывал хоть малейшее сомнение в том, что Провидение предназначило меня для выполнения этой работы и дало мне необычайные способности и необычайные знания, чтобы я мог ее выполнить, я бы в этот момент вышиб себе мозги.

Он снова замолчал, секретарь, после беспокойного движения, сгибания и разгибания бровей и нервного постукивания по столу, наконец, сказал торжественно:

– Космо, ты посвящен; ты должен выполнить работу.

– Я должен, – ответил Космо Версаль, – я знаю это; и все же чувство моей ответственности иногда накрывает меня облаком отчаяния. На днях, когда ковчег был переполнен любопытствующими, мысль о том, что ни один из всех этих десятков тысяч не сможет спастись, и что сотни миллионов других также должны быть потеряны, ошеломила меня. Затем я начал упрекать себя за то, что не стал более эффективным средством предупреждения моих товарищей об опасности. Джозеф, я потерпел ужасную неудачу. Я должен был убедить всех в своей правоте, но я этого не сделал.

– Это не твоя вина, Космо, – сказал Джозеф Смит, протягивая свою длинную руку, чтобы коснуться руки своего лидера. – Это неверующее поколение. Они отвергли даже знамения на небесах. Голос архангела не убедил бы их.

– Это правда, – ответил Космо. – И правда для меня еще более горькая, потому что я говорил от имени науки, а те самые люди, которые представляют науку, были моими самыми решительными противниками, ослепляя глаза людей, после того, как умышленно закрыли свои собственные.

– Вы говорите, что были слабы, – вмешался Смит, – чего на самом деле не было; но вы были бы слабы, если бы теперь уклонялись от своего простого долга.

– Верно! – воскликнул Космо изменившимся голосом. – Тогда давайте продолжим. На днях мне преподали урок. Амос Бланк пришел ко мне, гордый своими награбленными миллионами. Тогда я увидел, что я должен был сделать. Я прямо сказал ему, что он не был среди избранных. Передай мне вон ту книгу.

Секретарь подтолкнул большой том в пределы досягаемости Космо. Он открыл книгу. Это был "Ежегодник науки, политики, социологии, истории и государственного управления".

Космо пробежал глазами его страницы, останавливаясь, чтобы прочесть несколько строк тут и там, словно делая мысленные пометки. Через некоторое время он отложил книгу в сторону, задумчиво посмотрел на своего собеседника и начал:

– Проблема мира в том, что морально и физически он на протяжении тысячелетий становился все более и более испорченным. Цветок цивилизации, которым так хвастаются люди, склоняется над стоячими водами морального болота и черпает свою опасную красоту из ядовитых миазмов.

– Туманность, затопляя землю, дает возможность для нового рождения человечества. Ты должен помнить, Джозеф, что, как говорят, такие же условия существовали и во времена Ноя. Тогда не было науки, и мы не знаем точно, на каких принципах делался выбор тех, кто должен был спастись; но простая история Ноя показывает, что он и его семья представляли собой наивысшее мужество той ранней эпохи.

– Но семена развращенности не были уничтожены, и та же проблема повторяется и сегодня. Я должен определить, кого я буду спасать. Я штурмую этот вопрос, спрашивая, кто представляет лучшие элементы человечества? Давайте сначала рассмотрим людей по классам.

– А почему не по расам? – спросил Смит.

– Я не буду смотреть, черный человек, белый или желтый; является ли его череп брахицефальным или долихоцефальным, – ответил Космо. – Я загляну внутрь. Ни одна раса никогда не показывала себя постоянно лучшей.

– Тогда под классами вы подразумеваете сферу деятельности?

– Ну, да, потому что профессия показывает тенденцию, квинтэссенцию характера. Некоторые люди рождаются правителями и лидерами, другие рождаются последователями. И те и другие необходимы, и я должен иметь оба вида.

– Возможно, вы начнете с королей, президентов?

– Вовсе нет. Я начну с людей науки. Они – истинные лидеры.

– Но они предали вас – они закрыли глаза и завязали глаза другим, – возразил Джозеф Смит, как бы в оправдание.

– Вы меня не понимаете, – сказал Космо с сочувственной улыбкой. – Если мои ученые собратья не видят так ясно, как я, то вина лежит не в науке, а в недостатке понимания. Тем не менее, они на правильном пути, в них заложена суть дела, они обучены правильному методу. Если бы я оставил их в стороне, возрожденный мир откатился бы на тысячу лет назад в развитии. Кроме того, многие из них не так слепы, у некоторых из них есть проблеск истины.

– Не такие люди, как Пладдер, – сказал Смит.

– Тем не менее, я собираюсь спасти Пладдера, – сказал Космо Версаль.

Джозеф Смит чуть не подпрыгнул от изумления.

– Вы… собираетесь… спасти… Пладдера, – запинаясь, произнес он. – Но он хуже всех.

– Не с моей нынешней точки зрения. У Пладдера хороший ум, он умеет обращаться с инструментами, он интеллектуально честен; в прошлом он сделал много для науки. И, кроме того, я не скрываю от вас того факта, что мне хотелось бы, чтобы он осудил сам себя.