Ялли никому ничего не объясняла, почему ей не желанен никто из мужчин. Она просто загружала себя заботами о княжестве и сыне — и тема любви была у неё закрыта совершенно.

И ещё её заботили рисунки сына. Она знала, что они не могли быть обычными.

И вот однажды, войдя в храм Светоносного вместе с Эльгой, она увидела своего сына сидящим на каменном полу и склонившимся над очередной картиной.

На картине был изображён странный мир — он был весь белый и домики из брёвен были покрыты белым налётом. На Фаранаке с её мягким климатом никогда не шёл снег, его видели только в книгах на картинках и Ялли не сразу поняла, что на картине Дана изображён именно снег — глубокие сугробы, толстые его слои, осевшие на крышах домов. Домики окружали хвойные деревья. На картине также присутствовали люди — одеты в серые и тёмные одежды. А в центре самой картины, на крыльце одного из бревенчатых домов стояла высокая женщина в одной длинной холщовой рубашке, державшая на вытянутых руках нечто безобразное: тощее маленькое существо с куриными ножками и ручками, перепачканное кровью. Лицо женщины было искажено от дикой ярости и гнева, глаза безумно выпучены, рот раскрыт, она явно что-то кричала.

— Что же это может быть? — удивлённо проговорила Ялли. — Какое страшное лицо у этой женщины! О чём она вопит?

— Она требует, чтобы окружающие развели костёр, на котором она могла бы сжечь ребёнка, которого только что родила, — бесстрастно ответил Дан.

Эльга вздрогнула и по лицу её побежали судороги; Ялли же не могла совершенно сдержать своего ужаса, всё тело её затряслось и она сжала свои щёки ладонями:

— Сжечь своего ребёнка?! — воскликнула она. — Да у неё нет сердца! Ни разу в жизни не видела такую мать, что хотела бы убить того, кого родила! Как она может такого желать!

— Но ты же видишь, что это за ребёнок, мама. Посмотри: это же настоящее чудовище.

— Ну и что? Ведь ты тоже родился у меня необычным, мало чем отличался по виду от сучковатого полена, но я же любила тебя! Я всегда очень любила тебя! Так почему у этой женщины нет чувств к своему ребёнку, пусть даже такому?

— Хочешь, спроси у неё самой. Она до сих пор жива.

— До сих пор жива? А давно это произошло, когда она родила чудовище и пыталась его сжечь?

— Давно. Столько не живут обычные люди. Но ведь она теперь дерево.

— Как — дерево?

Дан поднялся с пола и вытер руки, перепачканные цветными мелками, о полотенце.

— Это произошло ещё во времена, когда демоны не были пленены стихиями и повелевали ими, — пояснил он. — Эта женщина продала душу демону деревьев Нэгогу и он прибрал её на остров Плачущих Деревьев, когда срок истёк и настала ей пора платить по счетам.

Ялли и Эльга удивлённо переглянулись. От своего отца они слышали об этом острове, который мореплаватели обходили стороной. Там находились плакучие ивы и почва вокруг них была покрыта белой солью — деревья плакали не водой, а самыми настоящими человеческими слезами. В них томились души, что были проданы Нэгогу. Говорили, что их страдания давали дополнительную энергию самому Нэгогу.

— Что ж, поделом ей! — жёстко произнесла Ялли. — Матери, что желала сжечь своего ребёнка самое место в таком аду!

Эльга кивнула в знак согласия с ней.

Но Дан сокрушённо покачал головой.

— Лучше было бы, если бы ты пожелала ей освобождения, — промолвил он. — Простила её. Ты же сама прежде, в предыдущих жизнях совершала ещё худшие поступки.

Ялли с досадой всплеснула руками:

— Почему я слышу только намёки, что я там натворила в прошлых воплощениях? Почему бы мне просто не узнать, в чём я виновна и как это искупить?

— Эта женщина знает всё лучше меня.

— Откуда?

— Она ведь непростое дерево. Она страдающее, живое дерево. Мучения помогли обрести ей дар ясновидения, она им только и пользовалась для того, чтобы постоянно видеть тебя. Все твои воплощения.

— Она постоянно наблюдала за мной, применяя ясновидение? Зачем ей это было нужно?

— А ты, мама, не догадалась сама?

— Нет, конечно. Какая у меня могла быть связь с ней?

— Самая близкая. Она дала тебе начало в мире Великой Тыквы.

Ялли снова растерянно переглянулась с Эльгой, ощущая, как нуждается в моральной поддержке той. Затем перевела вопрошающий взгляд на сына.

— Она была твоей матерью, — продолжил пояснения Дан. — Это ты родилась у неё чудовищем от демона огня. И это тебя она стремилась сжечь на костре за это.

Ялли ничего не ответила, замерев в оцепенении, выпрямившись, как статуя. Она понимала — сын не лжёт ей. Что-то из глубины души говорило о том, что всё это правда. И она вдруг поняла, что хочет ещё больше этой правды. Всю её.

— Я хочу знать, — только и произнесла она.

— Тогда отправляйся на остров Плачущих Деревьев, — ответил Дан.

========== Глава 13. Остров Плачущих Деревьев ==========

Земля плотно сжимала нижние конечности, которые теперь стали корнями. Но корни эти, в отличие от корней обычного дерева, были наделены нервами и ощущали боль, дискомфорт, давление.

И эта омерзительная неподвижность — сколько времени? Тысячи тысячелетий? А может, всего несколько дней, которые растянулись на вечность? Она потеряла счёт времени. Она просто страдала. И солёные слёзы стекали с ивовых ветвей на белую от соли землю…

Страдания её превзошли ту колоссальную ненависть, что она испытывала когда-то к демону Свири, изнасиловавшему её и результату этого изнасилования — дочери-демонице. С тех пор, как облик дерева пленил её, заключив в ужас бессилия и неподвижности, ненависть прожила в ней совсем недолго — только первое время. А затем её вытеснили муки. Муки ада.

Прошло, может, всего несколько дней в состоянии: корни — погрязшие в давящей и душащей их земле, раскинутые под солнцем верхние конечности в форме сотен изогнутых ветвей, которыми играл ветер, страх, наваливающийся опрокинутой горой — и обиды прошлого стали казаться какой-то бытовой ерундой. Всего лишь изнасилование — какие пустяки! Всего-то несколько минут надругательства — что это, в сравнении с жутким пленом в чуждом и неестественном облике? Да, это был демон, нечистое и грязное существо, да, к тому же, она так испугалась, что он изжарит её живую — но не изжарил же! Правда, оставил ей на память о себе «сувенир» — ей пришлось выносить в себе целых девять месяцев то существо с куриными лапками вместо рук и ног, да, к тому же, впоследствии, у него выросли рога, зубы и хвост — и что с того? Стоило ли вообще желать мстить этому жалкому существу, несчастному уже из-за того, что оно просто появилось на свет, да ещё и ради ненужной мести продать душу другому демону — Нэгогу?

Да и отомстить-то не удалось. Она отчётливо помнила это время: начало своей погибели. Она попыталась сжечь дочь-демоницу в огне домашнего очага, а та не сгорела. И вот мать несгоревшей демоницы помчалась в лес, чтобы повеситься от горя и там состоялась роковая встреча с демоном Нэгогом, не назвавшим своё подлинное имя, но представившимся Мудрецом. Он тогда спросил: на что она готова ради того, чтобы отомстить несчастному демонёнку, рождённому ею, считая, что так она накажет самого демона Свири? Она в ответ говорил разные глупости, что, мол, согласна, чтобы после осуществления мести Свири с неё живой содрали кожу или была готова за отмщение отродью демона Свири быть после изнасилованной несчитанное количество раз. Она и не подозревала, что Нэгог подвергнет её ещё более тяжким испытаниям.

Нэгог предложил ей сделку: она продаёт ему душу в обмен на совет, как возможно погубить Джанку, того демонёнка, что она родила от демона Свири. И она, не раздумывая, согласилась. Ей тогда не хотелось думать — для мыслей в голове не осталось места, там всё занимала месть. Она заключила сделку, получила совет и даже не поняла, что оказалась в власти демона, впоследствии поступившего с ней гораздо хуже, чем Свири.

Но совет Нэгога не пригодился. Она просто не смогла заставить упрямую Джанку постоянно называть её мамой, чтобы иметь возможность проклясть ту. Не помогали даже побои. Зато однажды, когда Полок заметил, как она избивает демонёнка, приказал своим помощникам тайно вывести её за город и утопить в реке.