Это и стало его концом. Едва стоило ему забежать под сень деревьев, как из-под земли сам собой поднялся корень, о который он и споткнулся, перекувырнувшись через голову.

Эльга настигла его в несколько скачков и, занеся над ним меч, пронзила насквозь его грудь. Постояв немного над его телом, чтобы отдышаться, она подумала: ” Сила деревьев на нашей стороне. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я стану свидетельницей чуда! Нет, нам определённо нечего бояться, сестрёнка, там, где есть деревья!»

Она вытерла окровавленный меч о одежды Тафин, сжала руками его ноги и поволокла туда, где её воительницы рыли общую могилу для уничтоженных ими жрецов и плотников.

Яму приготовили глубокую — места хватило для всех покойников. Землю, которую их засыпали, долго топтали ногами, утрамбовывая.

Затем принялись рубить домик из досок и прятать доски и дрова в сарай для топлива.

Тем временем Ялли успела вынести из катакомб оставленную там корзинку с сыном и спрятать её в одной из потайных комнат, а после она помогла Эльге отмыть крыльцо от крови.

К рассвету всё было готово и Эльга отдала приказ девушкам-воинам возвращаться в лагерь тем же потайным ходом, а сама осталась с сестрой, не сомневаясь, что та нуждается сейчас в её помощи и поддержке.

И она оказалась права: Ялли неожиданно стало плохо. Сказалась физическое переутомление, то, что ей даже не довелось отдохнуть после родов, но больше даже лишили сил моральные потрясения. Эльга буквально доволокла её до потайной комнаты, где был спрятан её сын и уложила на узкую плетёную лежанку. Ялли почти мгновенно уснула, едва её голова коснулась маленькой подушки.

Эльга же, несмотря на бессонную ночь, была полна бодрости, сил, энтузиазма. Она перетащила в потайную комнату колыбель для малыша и все его пелёнки, затем отправилась на кухню и нагрела воду, чтобы искупать племянника. Малыш ведь так до сих пор не был омыт и у него даже не была перерезана пуповина.

Эльга взяла на руки малыша, отнесла на кухню, развернула пелёнки и обомлела: ей показалось, что новорожденный увеличился в размерах, хотя и не должен бы, ведь с минуты его рождения не прошло и суток!

Он вёл себя, как все маленькие дети: исступлённо кричал, пока его купали, хотя Эльга старалась делать это аккуратно, бережно касаясь веточек и сучков на его теле. Было странно смотреть, как искажалась его детская мордочка от плача, покрытая подобием древесной коры.

— Что же ты такое совершила в прошлом воплощении, сестра, что родила это? — бормотала Эльга. — Я верю тебе, что ты родила от бога, а не от демона, но, в таком случае, каков же твой грех? А, как бы то ни было, ты всё равно останешься моей сестрой, я всё равно буду тебя любить, дурочка!

Она ещё много думала о Ялли, о том, как та сумела измениться всего за одну ночь. И телесная выносливость в ней появилась — шутка ли, сразу после родов проскакать на коне по тёмному лесу, да ещё сколько суеты было в доме. Да и ум у неё работал будь здоров, хотя раньше казалось, что и ума-то никакого нет, пусто в кукольной головке, одни наряды, ухажёры, да собственная красота в ней.

Эльга понимала, что должна многое взять на себя. Скоро в княжеский дом и усадьбу вернутся слуги, ей самой придётся их встретить и много им объяснить, а Ялли пусть побудет в покое, выспится, наберётся сил. Девушка понимала, что не может предстать перед слугами в одежде воительницы. Она порылась в гардеробе сестры, выбрала себе одно из платьев, а бритую голову повязала пёстрым шарфом. Так. Теперь она снова ничем не отличается от обычных девушек Фаранаки.

Слуги Каруна на самом деле вскоре начали заполнять усадьбу князя. И их поразило то, что произошло в их отсутствие: их князь лежал мёртвый на осколках бутылки с пронзённым животом одним из самых крупных осколков, стена в княжеской опочивальне была развалена, куда-то исчезла княгиня, которая, как они слышали, должна была родить. Но к слугам вышла сестра княгини, выглядевшая вполне благопристойно и принялась давать объяснения. Оказывается, князь Карун выпил слишком много вина, уронил бутылку на пол, та разбилась, а пьяный князь, не помнивший себя, упал на осколки, пронзившие его тело и послужившие причиной кончины. В то же время на усадьбу было нападение: грабители, узнав, что в усадьбе нет охранников, стремились поживиться княжеским добром и развалили стену в опочивальне, но не успели ничего унести, потому что вернулись слуги.

Когда Карун распускал своих людей из своей усадьбы, он мотивировал это тем, что это взбалмошная прихоть его рожающей жены, которая решила, что люди в усадьбе могут сглазить её и она умрёт от родов. В это было несложно поверить: Ялли слыла капризной женщиной, а уж беременной что только не придёт в голову! И вот чем это кончилось — князь мёртв, стена разрушена. А княгиня, как разъяснила Эльга, скрывалась в потайной комнате, всё ещё опасаясь, что её ребёнок может получить сглаз.

Ялли проспала почти сутки. Эльга будила её только на короткое время, чтобы она покормила ребёнка и сама перекусила и попила молока или воды. Эльга была неутомима, потому что не только взяла на себя объяснение со слугами, но ещё и присматривала за племянником, меняя ему пелёнки и убаюкивая, когда он плакал.

И даже когда Ялли выспалась, Эльга всё ещё была способна стоять на своих крепких ногах, а не падать от усталости. Но Ялли настояла на том, чтобы сменить её, заставив её прилечь поспать на её лежанке.

Дальнейшие дни пронеслись, как в бешеной скачке.

Были похороны князя, на котором Ялли снова поразила сестру неожиданно открывшимся у неё талантом актрисы. Ялли сумела выпустить из своих глаз море слёз, якобы убиваясь по мужу, душераздирающе причитать с таким надрывом, так, что слёзы поневоле лились и у других участников похорон. Она рвала на себе волосы, падала на колени, раскачивалась из стороны в сторону, а Эльга только таращила на неё глаза, приоткрыв от изумления рот.

На похороны Каруна явился и Аклин со всем своим семейством.

И когда похороны были завершены и тело князя было упокоено в его семейном склепе, Аклин выразил желание увидеть своего внука.

Эльга растерялась, не зная, как выкрутиться, но Ялли вдруг неожиданно произнесла:

— Ну, что ж, я покажу тебе твоего внука.

Эльга принялась дёргать её за рукав тёмно-серого траурного платья, жарко шепча на ухо:

— Не вздумай, сестра! Придумай что-нибудь, выкрутись, не показывай им это чудище! Ты представляешь себе, что будет?..

— Что будет, то будет! — спокойно и также тихо ответила Ялли. — Пусть видят и знают, что они повязаны со нами одной верёвочкой и обязаны помогать. Этот ребёнок — наша сила и опора, мои родственники должны поставить его на ноги, чтобы он вошёл в силу! Почему только мы одни должны тащить на себе бремя этой тайны?

Она повела отца, мать, тётушку Фигу, братьев и сестёр с зятьями и племянниками во дворец, а там — прямиком в потайную комнату. Эльгу трясло от волнения и она поражалась стойкости Ялли, на красивом бледном личике которой не дрогнул ни один мускул.

Ялли также была хладнокровна, когда повела своих родственников к колыбели сына и, откинув занавеску, развернула пелёнки.

Её мать тут же потеряла сознание, сёстры едва устояли на ногах. Мужчины оцепенели и краска сошла с их лиц.

— Чего вы испугались? — жёстко проговорила Ялли. — И вы думаете, что у нас в роду были демоны, поэтому я родила такого сына?

Эльга приводила в чувства мать на пару с тётушкой Фигой, ощущая, как сама теряет моральные силы. Что-то сейчас будет, что скажет грозный отец, которого она всегда так боялась! Но он казался растерянным и едва выдавил из себя:

— А что же нам думать теперь?..

— Это — дитя бога! — торжественно и с пафосом произнесла Ялли. — Да, меня любил бог деревьев перед тем, как я стала женой Каруна! И это от бога ребёнок, это маленький бог! — она наклонилась над колыбелью и вновь нежно прикрыла сына пелёнкой. — К сожалению, Карун подумал, что это — демон, что наш род испорчен каким-то демоном и, похоже собирался всех нас сжечь, — она ничуть не щадила слух матери, едва пришедшей в сознание, да и других. — Хорошо ещё, что этот пьяница сдох, напившись вина, а то бы нам всем худо пришлось! — она ухмыльнулась, обведя свою семью прямым смелым взглядом.