— Есть вещи превыше любви, например, долг и честь. Долг князя поддерживать порядок в княжестве, действовать согласовано с другими князьями так, чтобы это было на пользу всей земле Фаранаки. А честь запрещает знаться с отступниками, нарушающим законы, что созданы для всеобщей пользы. Эльга ведь сама выбрала свою судьбу и не желает раскаяться, вернуться к родителям.

— Но, может, я бы сейчас уговорила сделать это! Пойми, она хочет бежать на Гобо, может, мы больше никогда не увидимся с ней, потому, что она будет убита на войне! Это последняя возможность отговорить её! — не сдержавшись, прокричала Ялли.

— Она не ребёнок, чтобы была потребность уговаривать её и что-то разъяснять ей.

— Значит, не пустишь её в дом? — ярость Ялли набирала силу.

— Нет, — всё также спокойно и жёстко ответил Карун.

— Тогда я сама поеду к ней! — Ялли решительно зашагала прочь из комнаты. Карун поспешил за ней.

— Любимая, ты не можешь никуда ехать, — говорил он, шагая позади неё. — В любой день могут наступить роды, тебе опасно передвигаться даже в карете. А кроме того, княгине неприлично являться в лагерь воительниц. Ты не можешь опозорить меня и себя. Ты не получишь карету.

— Ах, вот как! — слёзы хлынули из глаз Ялли. — Ты меня не любишь!.. Ты отказываешь мне!.. Тогда я пойду пешком!!!

Она вышла из их спальной и уже стояла на верхней ступени лестницы, ведущей на первый этаж. Она собиралась закатить мужу сильнейшую истерику, пронять его слезами, измучить, заставить всё же согласиться на её встречу с Эльгой. Но внезапно её живот как будто пронзило мечом и она, схватившись за него, согнулась в три погибели, закричала от боли.

Карун сделался бледен, как смерть, так, что его смуглая кожа стала серой, и бросился к ней. Он всё понял: его жена должна была родить. Время пришло.

Он бережно поднял её на руки и понёс в спальную.

После женитьбы на Ялли он выбрал в своих хоромах комнату и оборудовал в ней новую спальную для себя и своей жены, не желая пользоваться той, в которой ночевал его покойный отец. В старой спальной была дверь, замаскированная под кирпичную стену, ведущая в потайной ход, в катакомбы, выводящие к лесу и от этого Каруну было очень неуютно.

В новой же спальной было всё оборудовано для того, чтобы Ялли благополучно разрешилась от бремени: специальная лежанка для роженицы, сундук с пелёнками, была даже приготовлена колыбель для будущего младенца.

Карун кликнул своего слугу, Тафина, щуплого, колченогого, расторопного и безмерно преданного, приказав тому мчаться за акушеркой.

Акушерка, женщина средних лет, рослая, с сильными руками, явилась в княжеские хоромы в скором времени.

Карун оставил её наедине со своей женой, корчащейся от боли из-за родовых схваток, а сам присел на лавку в коридоре возле закрытой двери спальной. Рядом пристроился верный Тафин, пытавшийся успокаивать своего хозяина и уверять, что всё будет благополучно и хорошо, хозяйка легко разродится не иначе, как сыном.

Он словно в воду глядел: роды княгини прошли на редкость легко. Подарок бога деревьев — идеальное здоровье давал себя знать. Когда Ялли была ещё беременна, она без проблем выносила это состояние, её почти не тошнило. И теперь она недолго промучилась, когда плод её чрева попросился наружу.

Однако, она не привыкла и к таким страданиям, будучи от природы изнеженной, ею овладела паника, что она может умереть.

Да ещё и акушерка начала вести себя странно, когда ребёнок Ялли начал из неё выходить. Вместо того, чтобы помочь младенцу выбраться наружу из материнского лона, она оцепенела, став бледной до белизны, не сводя выпученных неподвижных глаз, взгляд которых был направлен между расставленных в разные стороны ног Ялли.

— Да помоги же мне! — крикнула Ялли, задыхаясь и тужась.

Вместо этого акушерка развернулась к ней спиной и стремительно выбежала из комнаты.

Ялли пришла в ужас, решив, что эта женщина решила погубить её. Она ощущала, как её тело окончательно избавилось от плода, вышедшего наружу самостоятельно, без посторонней помощи, но страх помутил ей разум и она потеряла сознание.

Между тем, акушерка, шатаясь, как пьяная, выбралась в коридор. Князь и его слуга ринулись к ней навстречу:

— Что?!

Та не отвечала, пытаясь только шевелить посиневшими губами.

— Что случилось?! — не своим голосом проорал Карун, хватая её за плечи и сильно встряхивая. — Умерла?! — глаза его едва не полезли из орбит и в них отразился ужас пополам с горем.

Акушерка покачала головой и, собравшись, с великим трудом выдавила из себя:

— Княгиня родила чудовище…

— Что, что? — ужас в глаза Каруна сменился яростью. — Да как ты смеешь! Ты обезумела! — руки его отпустили плечи несчастной женщины и схватили её за горло, сдавливая их. — Ах, ты, гадина!

— Хозяин, хозяин! — взмолился Тафин, хватая князя за руки и пытаясь разжать его пальцы. — Не надо!.. Лучше выслушай её!

Карун приложил усилие воли, чтобы не задушить незадачливую акушерку и отпустил её горло.

— Что она такое несёт! — прохрипел он.

— Княгиня родила кусок дерева, — как в бреду промямлила акушерка и, подкатив глаза, осела на пол.

Карун вращал бешеными глазами, не зная, где взять сил, чтобы сдержать себя и не убить её.

— Хозяин, может, тебе зайти в спальную и посмотреть, что произошло? — предложил Тафин.

— Так и придётся сделать. Но, видимо, эта баба сошла с ума. Если бы я знал, что у неё склонность к сумасшествию, я никогда бы не допустил её к своей жене! Идём, Тафин, со мной.

Князь и слуга направились к двери спальной и Карун распахнул её. Он шагнул в спальную и большими шагами приблизился к ложу, на котором лежала без сознания его жена.

Между её ног находилось странное существо, как будто покрытое древесной корой и отростками мелких веточек. Оно усилено дышало и открывало подобие рта, пытаясь освободить его от слизи самостоятельно и от него отходила пуповина.

Карун и Тафин оцепенели, не веря своим глазам, видевшим немыслимый кошмар.

Однако, такая неподвижность владела ими недолго, оба пришли в себя почти одновременно.

И Ялли начала возвращаться в сознание.

Карун мрачно бросил Тафину, указывая на древообразное существо:

— Возьми это.

Слуга колебался немного, но он привык беспрекословно выполнять приказы хозяина и, преодолевая отвращение, он протянул руки к новорожденному чудовищу и поднял его.

Карун заметил, что Ялли открыла глаза и смотрела на него мутными растерянными глазами. Он указал ей на существо в руках Тафина, уже избавившегося от слизи во рту и начинавшее тоненько пищать:

— Взгляни на то, что ты родила.

Ялли перевела взгляд туда, куда велел ей посмотреть муж и вскрикнула от страха, съёжившись на подушках.

Карун не сводил с неё бешено-яростного отчуждённого взгляда.

— Что это, жена? — тяжело дыша, спросил он. — Как ты могла родить ЭТО?

Разум Ялли хоть и пребывал в состоянии кошмара, но она сразу всё поняла. До сих пор она вынашивала в своей утробе ребёнка не своего мужа, князя Каруна, а бога деревьев. Поэтому ребёнок выглядел так необычно. Ей хватило духа осознать это, но паника снова завладела ею. ” — Нельзя сознаваться, что до Каруна у меня был другой, которого я, к тому же любила, — мысли метались сумасшедшим вихрем. — Кто знает, не сойдёт ли с ума Карун от ревности, не совершит ли что-то очень страшное… Мужчины в ревности не знают границ, тут не помогут и аргументы, что мужчина до него был богом, выше его и значительнее! Не надо сознаваться, не надо отвечать…»

— Я не знаю, — выдавила она из себя.

— Как же ты не знаешь? Ты… Ты родила чудовище, как такое могло произойти и почему?! — завопил Карун, хватая себя за короткие чёрные волосы.

— Я не знаю! — крикнула Ялли, ещё сильнее вжимаясь в подушки.

— Хозяин, это ведь дитя демона! — поспешил со своей версией Тафин. — Я знаю, как это может быть. В роду княгини были демоны. Может, отец или мать её отца, или отец или мать её матери. Не важно. В княгине кровь демона!