Ленга же положили в старое корыто, на дно которого набросали соломы и покрыли её холстиной и поместили на чердак с маленьким окошком, решив кормить его козьим молоком из рожка, ибо кто же из жриц светлого бога согласится стать кормилицей демонского отродья?
Однако, после этого с обоими детьми начали происходить странности, которые никто объяснить не мог. Ленг, оставленный на чердаке в одиночестве, никем не убаюкиваемый, спокойно засыпал в своём старом корыте, просыпаясь только затем, чтобы напиться козьего молока из рожка. А Хар не находил покоя в колыбели на перине, заходясь от плача, хотя с ним нянчилась не одна жрица и не один жрец, он не мог заснуть ни в колыбели, ни на руках, он кричал, кричал, кричал. И отворачивался от груди кормилицы, если ему запихивали сосок в рот, он сжимал его дёснами или выплёвывал. Его с великими хлопотами удавалось кое-как накормить, но это не способствовало здоровью ребёнка и благополучному росту. Он плохо спал, совсем не то количество времени, сколько было необходимо новорожденному младенцу и жрецов обуяла тревога, что сын бога может умереть. И начались молитвы и воззвания к Ставу, чтобы он вмешался и не позволил зачахнуть своему сыну.
Став явился внезапно перед колыбелью Хара, когда тот, посиневший и ослабший, всё-таки находил откуда-то силы кричать во всю мощь своих крошечных лёгких. Став поинтересовался у жрецов, окруживших колыбель, где находится Ленг.
— На чердаке, боже. Мы его не оставили: и постель ему сделали из соломы, постелив в корыто, и козьим молоком поим досыта. Довольно демонское отродье, спит по целым дням, не то, что маленький полубог!
— Принесите-ка его сюда! — распорядился Став.
Жрецы тотчас поспешили исполнить его приказ. Каково же было их удивление, когда Став, взяв на руки демонёнка, положил его в колыбель рядом со своим сыном! Плач Хара начал постепенно смолкать и жрецы не могли поверить своим глазам и ушам.
— Их связь слишком сильна, — сделал вывод Став. — Если благоденствует один, а другой страдает, у них может произойти обмен чувствами, ощущениями. Они братья, как бы то ни было, они братья по матери, мёртвой матери, из которой они вышли! И у них должно быть всё поровну. Пусть спят в одной колыбели, питаются от одной кормилицы и заботу свою вы должны отдавать им поровну. Вы поняли меня? — обратился он к жрецам.
— Мы поняли, господи! — ответили те.
К тому времени Самарг уже являлся верховным жрецом храма Става и на него свалилось колоссальное бремя обязанностей, но, тем не менее, он не забывал лично заботится о сыне своего божества и о другом ребёнке, которого его бог порекомендовал так же взять под опеку.
— Детьми должны заниматься не только очень ответственные люди, — рассудил он, — но и с добрым сердцем, которые могли бы хоть сносно обращаться с этим ребёнком Свири. Нелегко это, конечно, принять ребёнка демона, но что тут поделаешь, если его существование тесно связано с сыном бога!
Братья Хар и Ленг пролежали в одной колыбели весь свой грудной возраст, а позднее спали на одной кровати. Между ними росла удивительная дружба и привязанность, хотя внешне они сильно отличались: Хар становился всё более похожим на своего божественного отца — у него были такие же каштановые волосы и большие синие глаза и прекрасная улыбка, а кожа Ленга была по-прежнему красна, как и волосы, более того, где-то к году некоторые части его тела начали покрываться красноватым пухом.
Самарг на самом деле приставил к мальчикам воспитателей, которые не обижали сына демона, да его и не за что было обижать: он рос тихим и послушным и, порою, его братец больше шалил и перечил своим нянькам. Но чаще дети просто мирно играли и не только между собой.
Братьев не ограждали от внешнего мира и с малых лет они уже играли во дворе жреческого дома с другими детьми из жреческих семей.
А к пяти годам они вместе со своими ровесниками были отправлены в школу при храме, где детей обучали не только азбуке и примитивной математике, но упор также делался на религию, заучивание наизусть молитв, текстов гимнов, изучалась история устройства мира Великой Тыквы и богов.
На первом же уроке жрец поведал своим малолетним ученикам о происхождении мира Великой Тыквы и о том, что мир поделён злом и добром.
— В этом мире очень важно прожить праведно! — вдохновенно говорил учитель, окидывая своих учеников восторженным взглядом. — И это очень просто. Важно чтить тех богов, которыми мы называем светлыми. Впоследствии вы узнаете их имена и постепенно заучите наизусть. Мы должны им молиться, посещать храмы и никогда дурно не отзываться о них, потому что светлые боги никогда не делают ничего дурного. Когда вы все станете взрослыми и сильными, вы должны помнить, что надо быть очень осторожным со своей силой. Нельзя применять её для убийства. Убийство — это грех, оно не считается грехом только тогда, когда оно применяется для защиты своей родины или своей жизни, или жизни своей семьи, или друзей. Нельзя брать чужое имущество без спросу, потому что это называется воровство. Нельзя отнимать чужое силой — это называется грабёж. Чем вы станете старше, тем вы больше начнёте понимать, что такое грех. И сделаете выбор для себя между добром и злом. Но уже сейчас вы должны понимать, что за каждый грех следует наказание, которое неизбежно. Иногда кажется: вот, злой человек, он убивал, брал чужое, обижал невинных, а ему совсем неплохо. На самом деле расплата непременно ожидает его. И она придёт после смерти! Потому что душа грешника, отягощённая плохими делами, непременно увязнет в трясинах Вечных Болот, что невидимы для нашего глаза, но, конечно, непременно существуют!
Учитель развернул полотно с картиной на нём и развесил его на одной из стен комнаты, чтобы ученикам было легче разглядеть то, что было на нём изображено: Вечные Болота, мрачные, унылые, источающие седой туман и грешники, увязшие в нём с головой. Одни из них бессильно барахтались, а другие уже отчаялись, устав, и просто томились в глубинах Болот. В трясине также обитали мерзкие твари, время от времени сосавшие из грешников кровь и этим добавлявшие им страданий.
Дети рассматривали картину со страхом и любопытством и только Ленг, взглянув на неё, отвернулся. Это не могло не быть замеченным учителем.
— Ленг! — обратился он к мальчику. — Разве ты не хочешь повнимательнее рассмотреть, какое наказание ожидает нехороших людей, причинявших страдания другим?
— Я уж увидел! — буркнул мальчик.
— И что ты думаешь об этом?
— Мне их жалко.
— Дрянных негодных людей, из-за которых этот мир хуже, чем мог бы быть? — изумился учитель.
— Им уж слишком плохо.
— Ровно настолько, насколько другим было плохо от них!
— Нет, им ещё хуже.
— Что ж, это тоже правильно! Наказание должно превосходить по строгости преступление, чтоб не повадно было! Если бы не существовало Вечных Болот или никто не знал о них, преступников было бы гораздо больше, чем есть, потому что никто не боялся бы наказания после смерти! Вечные Болота нарочно были созданы богами для уменьшения зла!
Мальчик не ответил ничего, опасаясь вызвать раздражение у учителя, лишь повесив голову и оставаясь при своём мнении.
После этого Ленг то и дело возвращался к этой теме, но уже ни с кем не обсуждал её, кроме своего братца Хара. Правда, Хар не поддерживал его жалости к наказанным в Вечных Болотах грешникам: он считал, что они получили по заслугам.
Братья были связаны многими чувствами, нередко ощущения одного передавались другому, но после пяти лет у них всё же началось расхождение во мнениях и первым было именно о Великих Болотах и страдающих в их трясинах преступниках.
Вскоре после этого один из их наставников, сняв с себя голубую хламиду с вышитыми на ней знаками жреца Става и переодевшись обычным рядовым гражданином Ноччи, повёл Хара в храм одного из богов стихий. Ленга вместе с ним не повели, потому что не считали, что это необходимо: ведь к будущей миссии победы над Чудовищем готовили одного Хара. Время было предновогоднее и в этом храме должны были принести в жертву ребёнка. Это был храм «бога» воздуха Жакка и жертву приносили через удушение и желающие посмотреть на это зрелище могли присутствовать в зале, правда, за определённую плату — жрецы-лахи и тут не упускали своего. Наставник, расплатившись с лахи у входа в ритуальный зал, завёл в него Хара и поднял мальчика на руки, чтобы тот мог хорошенько разглядеть ритуал убийства.
