— Я могу напомнить тебе, если ты отправишься со мной.
— Почему я должна тебе верить?
— А что тебе остаётся? Если ты решилась на такой отчаянный шаг, как самоубийство, почему бы тебе не совершить и другое — довериться мне? Поверь, в новом мире у тебя мало шансов добиться чего-либо. Те, кто захватили запад Гобо — люди насилия и принуждения. Им выгодно верить в то, что они силой способны заставить быть счастливыми других, применив к ним свои шаблоны. Ты шла по улице и вслух говорила о том, что тебя могут заставить стать каменотёсом или земледельцем. И ты совершенно права. Они не посмотрят на твою красоту, они заставят тебя заниматься тем, что не оставит от твоей красоты и следа. Я же предлагаю тебе спасение.
— И какое же?
— Отправиться со мной в город Ноччи. Я — жрец бога Става и я могу дать тебе прибежище в нашем храме. Моё имя Самарг.
” — А в самом деле, — подумала Решма, — мне ведь больше ничего не остаётся. Я боюсь, очень боюсь этих людей, которые убивают… Да, они говорят, что убивают только лахи, но если бы мы, мы, нелахи им не подчинились?.. Если бы отказались разбиться на касты, если бы не приняли их традиции, которые они хотят нам навязать?.. Мы бы умерли?.. Нет, я не больше не верю кулькийцам. Как странно, ведь когда-то они были мне милее моего народа и их образ жизни, про который они мне рассказывали, так восхищал меня! И как же ужасно всё это кажется теперь, после того, как это всё было насажено через смерти…»
Она согласилась отправиться в путь вместе с Самаргом. Да, она совершенно не знала этого человека и даже предполагала, что он может оказаться не тем, за кого себя выдавал, возможно даже он опасен, но что с того, если она совсем недавно была готова умереть и ещё не освободилась от этой готовности?
Самарг привёл её на постоялый двор, где он оставил свои вещи. Собрав их и уложив в крытую повозку, запряжённую парой лошадей, он помог Решме забраться в неё и поудобнее устроиться на сене. Юноша лет двадцати пристроился на облучке и, взявшись за вожжи, погнал лошадей по улицам города. ” — Наверно, я сошла с ума, — подумала Решма. — Куда и зачем я еду с этими незнакомыми людьми?»
— Почему ты предложил мне ехать с тобой? — спросила Решма Самарга.
— Потому что тебе это необходимо, — жрец вытащил из вороха соломы баклагу с водой и корзину, в которой оказался провиант. — Тебе стоит перекусить, девочка.
— Я не голодна.
— Ты просто расстроена. Поверь, аппетит приходит во время еды, — он подал Решме ломоть белого хлеба, несколько толстых пластин ветчины, варёные яйца, апельсины, яблоки. Он оказался прав: стоило Решме надкусить хлеб, как желудок отчаянно потребовал пищи. Захотелось и воды. Когда Решма утолила аппетит и жажду, её сморил глубокий крепкий сон без сновидений. Она проспала подряд двенадцать часов и пробудилась утром на кровати на постоялом дворе. Вероятно, её перенесли их повозки на кровать.
Решма поражалась своему внутреннему состоянию спокойствия, но это было нездоровое спокойствие, которое правильнее было бы назвать равнодушием к своей участи. Самарг снова накормил её и вновь усадил в повозку и они тронулись в путь.
В течении всей дороги Решма не испытала никакого желания задавать своим спутникам какие-либо вопросы — ни Самаргу, ни юноше-вознице. Она просто лежала на соломе и безучастным взглядом смотрела на уходящую дорогу, лес, сады, поля, засеянные пшеницей и сахарным тростником. Самарг подавал ей пищу — она ела. И снова смотрела на дорогу. И засыпала. Они останавливались на постоялых дворах в деревнях и городах и Решма даже не испытывала желания осмотреть местность. В голове её вертелись лишь мысли о том, что жизнь кончена, что у неё нет будущего, что она не имеет права ни на любовь, ни на семью.
Путешествие было долгим, пересечь на повозке, запряжённой парой лошадей было делом не одного дня. Но Решма терпеливо сносила всю томительность дороги, думая о том, что было бы хуже, если бы она осталась на западе и ею бы распорядились новые хозяева жизни.
Наконец, повозка въехала в город, про который Самарг сказал:
— Вот это и есть Ноччи.
========== Глава 8. В двух шагах от миссии ==========
Решма, наконец, ощутила внутреннее оживление и принялась рассматривать улицы города, по которым проезжала, с интересом. Ноччи отличался от других городов, что ей довелось видеть, тем, что его жители были пристрастны к миниатюрным формам. Здесь было очень много маленьких домов, совсем маленьких, создававших впечатление не всамделишных, а сделанных для детей. Однако, из них то и дело то выходили, то входили полноценные взрослые люди, которые, очевидно, проживали в них и с семьями, а не в одиночестве. Вокруг этих домиков были так называемые приусадебные участки, такие же небольшие, напоминавшие лоджии, обнесённые низенькими заборчиками — ажурные из чугуна или из кирпича. В городе были и многоэтажные дома, но и они были меньше, чем в других городах, в них были крошечные окошки и балкончики. Могло показаться, что город был населён карликами, на самом же деле ноччцы были такими же обычными людьми с нормальным ростом, как на всём материке.
В городе было очень много цветов — клумб, цветочных кустов и деревьев, их аромат разносился по улицами, распыляемый ветерками. Улицы были, преимущественно, вымощены камнями и чисто выметены. Прежде Решма никогда не видела таких чистых городов.
Затем её настроение резко испортилось: их повозка проехала мимо храма стихий, который стоял целёхонький и возле него то и дело сновали желтолицые жрецы-лахи.
— Кулькийцы сюда не добрались, зато эти убийцы детей живёхоньки! — мрачно заметила она. — И мне снова придётся дышать с ними одним воздухом.
— Да, и тебе лучше не распространяться о том, что ты участвовала в демонтаже храмов стихий на западе, — заметил Самарг. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы полиция по делам религии арестовала тебя.
— Я смотрю, лахи не унимаются, видимо, не слышали, что завоеватели на западе делают с такими, как они.
— Слышали, отлично слышали. Весь город слышал. И здесь заранее готовятся к войне, дать отпор кулькийцам, ведь те обязательно доберутся сюда.
Решма засмеялась.
— Ноччцы собираются выступить с палками и дубинками против пулемётов и каликов?
— И про совершенное оружие завоевателей здесь известно. В городе немало беженцев с запада и кое-кто из них доставил образцы калик и пулемётов, в Ноччи собираются создать такое же оружие.
— Где? Выковать в кузницах несметное количество, тогда как в Кульке оружие выпускают его немерено на заводах?
— Может, мы обойдёмся и меньшим количеством оружия, гораздо меньшим. У нас есть преимущество: мы родились здесь и знаем свои леса. В наших планах партизанская война, которая может дать врагу не меньший отпор, чем бой лицом к лицу. Мы готовим в лесах землянки, склады с продуктами долгого хранения, оружие. Всего этого будет у нас очень много, должно хватить надолго. Мы возьмём неприятеля измором и оккупанты больше потеряют на нашей земле, чем приобретут.
— Да, вот почему лахи так самоуверенны и спокойны! — сделала вывод Решма. — Они надеются на партизанскую защиту.
— Партизаны будут защищать не лахи, а свой мир, свою свободу и свои законы, которые нам приемлемы, мы хотим сохранить их и не позволим навязать то, что нам отвратительно. И мы готовы к вторжению врага.
— А лахи? Если кулькийские военные ворвутся в город и прежде, чем вы их выживете отсюда измором, они успеют демонтировать храмы богов стихий?
— Если они успеют, это будет даже к лучшему. Боги стихий — это не боги, у них демоническая сущность. И у них должен быть отнят божественный статус. В общем, что ты когда-то натворила с ним, то ты должна и исправить.
Решме показалось, что Самарг бредит. В чём он обвинял её? Что она натворила с «ним»? С кем?.. Она не решилась задать эти вопросы, неуютно съёжившись на сене в повозке.
Наконец, в конце одной из улиц показался тыквообразный купол храма бога Става, а за ним — ряд домов, принадлежавших жрецам.