Дни проходили в постоянных занятиях — обучениям борьбе, стрельбе, спортивных упражнениях, занятиях на тренажёрах, благодаря которым даже женщина могла нарастить мощную мускулатуру, а также фехтованию — кулькийцы пользовались оружием, напоминающим шпагу и стремились обучить искусству владения ею и гобойцев. Решма успешно с этим справлялась — в свои тридцать лет она была полна сил.

А затем наступила пора настоящих испытаний.

— Чтобы стать настоящей военной недостаточно не лениться и делать своё тело ловчее и сильнее, — объясняла им офицер Соба. — Ваш дух обязан быть сильным и вы должны быть готовы выполнить любой приказ своего командира, как бы вам ни было тяжело его выполнить — морально или физически.

На территорию обучения солдат прибыли военные из отрядов Чистящих, въехали крытые фургоны, запряжённые парами лошадей. И солдаты выводили из этих фургонов детей. Это были дети лахи, пойманные в городах, деревнях и лесах, этих детей было приказано поймать живыми. И их заперли в одном из сараев на территории обучения.

А женщин-солдат заставили копать канаву неподалёку от этого сарая.

На следующий день случилось страшное. Где-то с десяток этих детей — от двух до десяти лет было выведено из сараев и их выстроили в ряд перед этой канавой. Напротив них был установлен пулемёт. И Соба объявила, что её солдаты должны заняться расстрелом детей лахи и этим доказать силу своего духа и пригодность к военной службе.

Всем показалось это ужасно, в том числе и Решме. Соба называла имена и по очереди ставила солдат к пулемёту, но никто не осмелился стрелять, у многих началась рвота, кто-то потерял сознание. И Соба самолично встала к пулемёту и хладнокровно положила в канаву десяток детей лахи.

— Вам всё-таки придётся сделать это, — произнесла она после. — Вам даётся десять дней, чтобы вы уговорили себя. Кто не сможет себя переломить — тот землепашец, слаб и не подходит для военной службы, а значит, будет отчислен.

Через десять дней Решма и бОльшая половина женщин-солдат из всех новобранцев была отчислена. Они не смогли переломить себя, каждый раз заливаясь рвотой у пулемёта или падая в обморок. Их признали слабыми духом и негодными для военной службы.

После отчисления с военной службы Решма едва не повредилась рассудком от горя и досады. Ей надлежало вновь отправиться в комитет по распределению на работы, но ей было не до того. Она бродила по городу, не видя перед собой ничего и разговаривала сама с собой:

— Проклятье! Я ненавижу сама себя. Я слабая и никчёмная! Не смогла уложить этих мерзких вонючих сопляков! Да разве раньше я не мечтала, чтобы лахи все передохли? А теперь выпал шанс приложить к этому руку, да ещё и за счёт этого возвысится — так нет же, духу не хватило! И что теперь они сделают со мной?.. Они запихнут меня в касту земледельцев или каменотёсов и я сгину, сгнию в молодые годы из-за тяжёлой работы, которая под стать мужику?.. Впрочем, так мне и надо. Пусть это будет мне наказанием. И теперь я не имею право на мужа и детей, потому что мои дети из-за меня тоже окажутся в касте земледельцев или каменотёсов! Чего добились родители — то будут пожинать ни в чём не повинные дети. И этого уже не изменить, из своей касты уже не выбраться никогда, если твой предок упустил свой шанс!

Как-то ещё до появления детей лахи на территории военного обучения Решма разговорилась с Собой о себе и созналась, что у неё было четверо детей и она не смогла их уберечь, бросив в Яве на перроне и выразила предположение, что, должно быть, её дети погибли. Соба ей тогда пояснила:

— Нет, это вряд ли. Нашим правительством было решено уничтожить только лахи, как служителей демонов, но насчёт остальных гобойцев мы ничего не имеем против. Вы — славный трудолюбивы народ, правда, заблудший, вам только необходимо указать правильный путь к добру и истине. Солдаты Кульки не стали бы убивать детей нелахи, оставшихся без матери. Скорее всего, твоих детей подобрали наши люди и определили в военный интернат и у твоих детишек появится большая возможность оказаться со временем в хорошей касте, если, конечно, они будут усердны и послушны начальству.

Решме было предложено разыскать её детей через связи Собы, но она отказалась. Она не хотела показываться на глаза своим детям, она виновата перед ними и наверняка не услышит от них ничего, кроме упрёков. И теперь она считала себя особенно правой в том, что не стала искать своих детей. Пусть лучше ничего не знают о своей матери-неудачнице. Может, они вырастут более успешными, чем она.

Так, шагая по городу в неизвестном направлении, она сама не заметила, как вышла к берегу реки, к мосту.

Присев на кочку, она засмотрелась на колышущиеся волны на поверхности реки. ” — Ведь больше уже не будет ничего, — размышляла она. — Жизнь кончена. Я не хочу становиться ни крестьянкой, ни грузчицей, ни каменотёсом. Я была княгиней, я отведала сливок лучшей жизни — могу ли я теперь опуститься до чёрных работ? И разве меня теперь кто-нибудь полюбит, даже за мою красоту, если я стану заниматься грязной и тяжёлой работой? И разве я могу ещё иметь детей? И ещё: я очень, очень устала…»

Она поднялась с кочки и вдруг ей на глаза бросился камень — в меру большой, чтобы можно было поднять его руками. Идея молнией озарила её исстрадавшийся мозг. Она медленно стянула с талии пояс, несколько раз обматывавший её и принялась привязывать к камню, а затем, сделав это, другим концом пояса обвила свою шею. Затем, подняв камень, зашагала на мост. Она нисколько не сомневалась в правильности своего решения.

Дойдя до середины моста, она приблизилась к перилам и наклонилась вперёд…

Очнулась она на берегу, блевотина лилась у неё вместе с водой изо рта и носа и какой-то пожилой седой мужчина делал ей массаж, чтобы откачать воду из её лёгких. Заметив, что она пришла в себя, он произнёс:

— Вовремя же я успел. Я шёл за тобой по всем улицам города!

— Зачем? — перед глазами Решмы плыли круги, в голове стоял гул.

— Потому что хотел поговорить с тобой.

— Я тебя не знаю.

— Я знаю тебя. И этого достаточно. Что это ты вздумала топиться?

— Тебе-то какая разница? — огрызнулась Решма. — Может, ты считаешь, что я тебе должна быть благодарна за спасение своей жизни?

— Я так не считаю.

— И правильно! Потому что мне было очень нелегко решиться на это, а ты всё испортил. И я не имею понятия, как дальше жить! Они заставят меня стать крестьянкой, ты понимаешь, они заставят и от этого никуда не деться, они захватили всё, они правят всем! — в отчаянии прокричала Решма, стукнув кулаками по земле.

— Ещё не всем. Они не дошли до тех земель, где обитаем мы.

— Мы — это кто? — Решма села, вытирая лицом ладони.

— Мы —поклонники бога Става. Мы проживаем в городе Ноччи, что на восточном побережье.

— Поклонники бога Става? Что-то я раньше не слышала про такое божество. Не из богов ли он стихий? — с опаской поинтересовалась она.

— Нет, ни в коем случае. Наш бог — из молодых богов, открывшихся нам относительно недавно и он из светлых. Поверь мне.

— Что толку в твоих светлых богах! — хмыкнула Решма. — Разве они способны защитить своих поклонников от зла? Столько лет демоны под личиной божеств питались мученическими жертвами, а так называемые боги безразлично смотрели на это.

— Обожествление демонов и приношение им жертв произошло по воле людей, боги не могут запрещать людям обустраивать свой мир по собственной воле. Но ты не права, думая, что светлые боги безразличны. Бог Став спасёт этот мир от демонов.

— Скорей бы уж, — проворчала Решма, поднимаясь с земли и расправляя мокрую одежду.

— Куда ты намерена отправиться? — поинтересовался мужчина.

— Тебе-то что за дело?

— Узнать о твоих планах и, возможно, предложить тебе что-то лучшее.

— Ты можешь мне предложить способ попасть в высшие касты? — Решма горько усмехнулась.

— Нет. Я дам тебе возможность отомстить.

— Мне некому мстить. Передо мной никто не виноват, кажется, я одна виновата перед всеми.