— И у тебя тоже. Лакшми останется моим другом навсегда. Не нужно ревновать к друзьям. Дружба не одно и то же, что любовь.
— И это ты пытаешься объяснить богине любви? — усмехнулась Нана.
Через несколько минут они уже переместились в самую середину одного из самых крупных и диких материков планеты, где среди необитаемых земель находился огромный дворец из голубого мрамора. Дворец этот оказался весьма огромным — как целый небольшой город. И это было логично, ведь здесь должно быть просторно и удобно богам не только олимпийского пантеона, но и месопотамцам, и пантеону Амона, а может, ещё кому-то из палестинских богов.
У Нана замерло сердце. Она уже предвкушала встречу с олимпийским пантеоном и с кем-то из месопотамских богов, но Мохан взял её за руку и они в мгновение ока оказались в покоях Гефеста и Лакшми.
Бог кузнечного дела и богиня богатства пребывали за обеденным столом, уставленным роскошным угощением. И были немало удивлены внезапно представшими перед ними Наной и Моханом. Но это не отменяло ритуала вежливости и четыре божества обменялись приветствиями и гости были приглашены к столу.
Увидев Лакшми не на живой картинке в книге Шивы, а воочию, Нана облегчённо вздохнула. Но не потому, что была разочарована в красоте бывшей жены своего любимого. Лакшми, безусловно, была прекрасна и ничуть не уступала в красоте даже ей, самой богине любви. Но выражение лица… Оно было властным, очень властным, это было лицо генерала, военного главнокомандующего, созданного не просить — приказывать. К женщине с таким выражением лица ревновать не стоило. Хотя оно очень шло Лакшми. Любую другую женщину оно сделало бы отталкивающей и непривлекательной, а Лакшми только добавляло харизмы. И кто бы мог подумать? В храмах смертных богиня Лакшми изображалась послушной и кроткой, нежно разминающей ступни своему супругу. Эти изображения вызывали тревогу и сомнения у Наны, опасения, не заскучает ли Мохан о бывшей жене, бывшей столь заботливой и кроткой. Но теперь всё беспокойство улетучилось. Она вдруг поняла, что ей нравится Лакшми и она ничуть не ревнует Мохана к ней. ” — Наверно, каждому определено своё, — подумала она. — Вот Гаятри идёт её застенчивость, она так мила и очаровательна в своей скромности, хотя любую другую женщину какие качества сделали бы скучной и непривлекательной для мужчин. Лакшми идёт быть властной, повелевающей, она так обаятельна в роли главенствующей жены, хотя другую бы это обезобразило. Эрешкигаль делает привлекательной и интересной её придурь. А другая богиня уже стала бы чем-то вроде клоуна и никакая красота не помогла бы. У каждой богини есть что-то, что украшает её саму и испортит другую. Вот почему не стоит ни завидовать, ни подражать. Следует быть собой и только собой! ”
От Гефеста Нана узнала новости их пантеона. С тех пор, как их бывшая царица Фемида исчезла и никто не мог определить её местонахождения, между олимпийцами началось настоящее разделение. Теперь на титул правителя пантеона претендовали трое богов: Гера, Посейдон и Кронос, наконец-то выбравшийся из Тартара. Остальные боги разбились на три лагеря — кто-то стоял за Геру, другие видели своим царём Посейдона, а кому-то хотелось вернуть глубокое прошлое, а с ним и власть Кроноса.
— А есть ли кто-нибудь, кто придерживается нейтралитета? — спросил Мохан.
— Да, — ответил Гефест. — Это, в основном, подземные боги. То ли они не определились, то ли не считают ни одного претендента на престол достойным правления. Мы с моей новой женой то же ни на чьей стороне.
— Как? — удивилась Нана. — Разве ты не на стороне своей матери Геры? Ты ведь всегда поддерживал её, не смотря ни на что.
— Теперь всё по-другому. Гера и Лакшми не очень ладят. Тут у меня был другой выбор: встать на сторону матери или жены. Я выбрал жену, — он улыбнулся.
” — Ого! — удивилась Нана. — Как она изменился! Гефест — на стороне жены, а не Геры?! Это что-то новенькое.»
Гефест словно угадал её мысли:
— Впервые за долгие века я осознал, что следует стремиться к счастью, а не к признанию, которое, в сущности, иллюзия, — произнёс он. — Особенно добиваться одобрения моей матери — поистине неблагодарное занятие. Да и других тоже. Кое-кто из богов осуждает меня, что я взял в жёны богиню из чужого пантеона. Что с того? Не я один.
— Кто же ещё?
— Недавно в нашем пантеоне появилась ещё одна богиня из пантеона Тримурти. У неё много имён — её зовут и Парвати, и Ума, и Кали, и Дурга… И ещё как-то. И всего за короткий срок она сошлась с Аидом и теперь они неразлей-вода, он теперь не вылазит из её дворца на северном полюсе.
— Как же это?.. — воскликнула Нана. — А как же Персефона?..
— Персефона не слишком расстроилась из-за развода. Помнится, когда Зевс отдал её в жёны Аиду, ты помогла ей полюбить Аида, чтобы ей не так печально сиделось с ним в подземном царстве треть года. Но ты поддерживала в ней не очень сильные чувства, чтобы она также не очень скучала по мужу, находясь две трети года с матерью на поверхности. Полагаю, что за время сидения в Тартаре томление и дискомфорт окончательно выдавили из неё это слабенькое и когда-то сладенькое чувство лёгкой влюблённости, более не поддерживаемое тобой. Аид и Персефона выбрались из Тартара абсолютно чужие друг другу.
— Выходит, Персефону теперь совсем некому опекать? — пробормотала Нана. — После похищения Деметры она останется без поддержки!
— Что, что? — переспросил Гефест. — Как ты сказала? Деметра похищена? Кем же?
— Да, — ответил за Нану Мохан, — Деметра похищена и Фемида тоже. Все боги нынче не застрахованы от общей опасности, от врага, который весьма силён и ненавидит богов. Всех.
И Мохан принялся рассказывать о Прометее, его армии, делах и замыслах.
Пока он говорил, Нана задумалась о Персефоне. Она всегда считала бывшую жену Аида инфантильной и беспомощной и никогда не могла понять их с матерью взаимной привязанности. Она считала глупыми переживания Деметры из-за дочери, хотя и не озвучивала своё мнение. Что было плохого в том, что Персефона жила где-то под землёй? Всё-таки богиня огромного царства, хоть и мёртвых, всё-таки живая, а каково тем богиням, что родили смертных детей и потеряли их навсегда? Ну, в самом деле, кем была бы Персефона, если не женой Аида, с её-то нерасторопностью и природной пассивностью? Какой-то богиней весны? Кто бы счёл её великой, не стань она правительницей царства смерти? Всего четыре месяца посидеть там в обществе мужа, в которого слегка влюблена — и уже статус непростого божества.
Не могла Нана также понять этого детского поведения Персефоны, даже через века не отучившейся держаться на материнский подол. Быть маменькиной дочкой очень глупо. Другое дело — папенькина дочка, как она, Нана. Это нормально: женскому божеству быть под опекой мужского божества, советоваться с ним, искать его помощи, жаловаться ему на обидчиков и требовать их наказать. Вот это вполне понятно и объяснимо!
Гефест и Лакшми очень внимательно выслушали рассказ Мохана, который растревожил и озаботил их.
Затем Мохан принялся объяснять им о том, что боги его пантеона и кое-кто из олимпийцев собираются утвердить в мире власть Шести Богов и построить цитадель — рай на земле, где все боги будут защищены от враждебных сил и смогут править этим миром без опасения. И предложил Гефесту и Лакшми участвовать в созидании цитадели, но для этого они будут обязаны признать власть и законы Шести Богов.
— Я как решит жена, — ответил Гефест.
Лакшми важно подняла подбородок и, сцепив пальцы в замок, прижала их к животу:
— Думаю, я и мой муж находимся в зоне риска быть похищенными преступником Прометеем не меньше, чем несчастные Фемида и Деметра. Я так поняла, Прометей имеет склонность потакать этим смертным во всех их прихотях. Одна из самых сильных прихотей людей — богатство. Им всегда мало, мало материальных благ, сколько ни дай. Значит, я могу быть похищена им. Как и мой нынешний муж Гефест. Он — покровитель технологий, созидания вещей, облегчающих труд людей. Люди также нуждаются в этом. Кто знает, может этот преступник захочет сделать подарок своим ненаглядным смертным и заставить Гефеста посылать им идеи, вдохновение и энергию умения изобретать нечто из ряда вон выходящее, что-то вроде вечного двигателя. И Гефест может оказаться в плену. Я приняла решение, — она важно повернула прекрасное круглое лицо в сторону мужа, — мы отправляемся туда, где мой пантеон созидает цитадель Шести Богов и остаёмся там.
