В пантеоне Сварога уже была так называемая богиня любви.
Только познакомилась с ней Нана не сразу. Сначала отец представил Нану наиболее значительным шишками этого пантеона, а так называемой богини любви среди них не оказалось. Никто не мог объяснить, почему, ведь верховный бог отдал приказ всем богам верхних ступеней собраться в Ирии — обители богов, что основал Сварог в одной из частей неба, чтобы представить новую богиню.
— Лада, — нахмурился бог Неба, — опять она поступает по-своему!
Новый пантеон тогда стал загадкой для Наны. Как натура Астиила. Именно поэтому Нане вспомнились времена, когда она впервые появилась там.
Её покоробило, когда она услышала, что какая-то там Лада не явилась по первому требованию верховного бога. Даже она, великая Инанна-Афродита не позволяла себе такой недисциплинированности. Она никогда не демонстрировала неподчинения ни отцу Урану-Ану, ни Зевсу. И не потому что боялась лидеров пантеонов. Она не боялась никого. Но лидеров следовало уважать, особенно в присутствии других подчинённых им богов.
Сварог также не мог снести непокорности одной из богинь, которой он помог выбраться из Хаоса в обмен на обязательство её послушания. Он обратился к одному из богов — рослому, плечистому, с пышной длинной тёмно-русой бородой и такими же длинными волосами, частично заплетёнными в косы:
— Перун! Что позволяет себе твоя жена! Ведь я лично сказал ей, что она должна явиться в мои чертоги в это время! Или ты не мог ей об этом напомнить?
Суровое лицо Перуна сделалось ещё строже:
— Я думал, твоей воли ей будет достаточно.
— Ступай, разыщи её! Она обязана явиться немедленно!
Лицо Перуна покрылось красными пятнами, в глазах как будто сверкнули молнии. Не даром же, как оказалось, он был местным богом грозы. Но спорить с верховным божеством он не стал и исчез через несколько минут.
Затем подоспели и боги средних ступеней и новая богиня была представлена и им.
Нана не брала тогда себе очередного имени для этого пантеона. У неё и так было три — Афродита, Инанна и Иштар. И она согласилась, чтобы отец представил её богам своего второго пантеона именем, которым привык называть её с детства, то есть, Наной.
Затем, когда знакомство состоялось, Сварог объявил:
— Рассаживайтесь за столы, светлые боги Прави, Яви и Нави! Начнём пир и повеселимся на славу!
— Но Перун с Ладой всё ещё не явились в чертоги, — заметил кто-то из богов.
Лицо Сварога налилось краской гнева и он прогремел:
— Мы не будем их ждать! Начнём пир без них! Пусть в этом будет урок для своенравной Лады и её мужа Перуна, если не имеет на неё управы!
Нана удивилась: прежде она никогда не видела отца таким гневливым и грозным. Уран-Ану, глава месопотамского пантеона всегда был спокоен и почти никогда не выходил из себя. Что-то пошло не так. Загадка!
Заняв место за почётным столом возле трона Сварога, она, пригубив кубок с медовой брагой, принялась не спеша рассматривать богов-мужчин, пировавших с ней за одним столом. Возможно, кто-то из них может оказаться её суженым, её вечной любовью. Она вглядывалась в одно лицо за другим и постепенно скисла. Ни один из божеств не вызвал в ней даже интереса, не то, что пылкого чувство.
Возможно, это были потенциально сильные боги, если отец-Небо отличил их и усадил за стол для избранных. И каждый из них был красив и привлекателен, как положено божеству. Но ни один из них не оказался во вкусе Наны. Слишком мягкие округлые овалы лица были почти у каждого из них, а такая форма лица послужила бы плюсом для женской внешности, но не добавляла харизмы мужчинам; чересчур невыразительные скулы; сочные, хоть и по-мужски крепкие, носы — Нана понимала, что не каждая красота может прельстить… Да и веяло от этих мужчин какой-то угрюмостью, упрямой непокорностью, не готовностью играть в игры весёлой богини любви из других вселенных, служить её удовольствиям и относиться к ней с пониманием. Хотя её красота не оставила равнодушным ни одно мужское божество в пиршественном зале сварожьих чертогов. На неё бросали взгляды — то восторженные, то похотливые, то влюблённые. Нана привыкла к таким взглядам. Ей не требовалось даже работать с энергиями любви, подвластными ей, чтобы не быть обделённой вниманием. Тут достаточно только красоты.
Она присмотрелась также к столам богов средней ступени — эти также не пришлись по сердцу. На пиру сделалось скучно, приятно было только пить брагу и слушать нежную мелодию гуслей, которая Нане на самом деле очень понравилась.
Кое-кто из богинь начал расспрашивать Нану про неё и она старалась ответить на все вопросы, стремясь продемонстрировать открытость и дружелюбие.
Внезапно посреди пиршественного зала возникли фигуры Лады и Перуна.
====== Часть 46 ======
Нана с любопытством принялась рассматривать ту, что опередила её, заняв место богини любви в пантеоне Сварога.
Это была рослая стройная богиня, шестнадцати-семнадцати лет на вид. У неё были светло-русые волосы, заплетённые в две толстые длинные косы. Красота её… Тут Нана обнаружила, что для сильного божества, тем более, взявшего на себя роль богини любви, лицо Лады простовато. Делал его таковым прежде всего маленький аккуратненький, но вздёрнутый курносый нос и ещё пухлые щёки с бледноватым розовеньким румянцем, к тому же усыпанные конопушками. Небольшое количество веснушек на носу и около него может придать изюминку красоте, но избыток их явно служил недостатком, особенно божественному лицу. Достоинством его были, может, крупные бирюзовые глаза, с пышными, но не очень длинными ресницами. ” — Даже многие смертные могли бы превзойти её в красоте, — подумала Нана. — Она равна нимфам или нереидам, для богини верхней ступени её лицо слишком невзрачно.»
Первое впечатление, какое производила Лада — белого и пушистого существа. Она оглядывала зал с какой-то глуповатой робостью и постоянно нервно улыбалась и хихикала, как будто была беззащитна, как ягнёнок в стаде волков. ” — Почему она улыбается? — с раздражением подумала Нана. — Она, кажется, прогневила высшее божество и должна иметь виноватый вид и оправдываться, а она ведёт себя так, как будто её должны пожалеть. Она слабоумна?»
Присмотревшись получше к личику Лады, Нана заметила, что у той узенький лоб, что не свидетельствовало о наличии большого ума. Под этим лбом находились тонкие брови дугой, вопросительно приподнятые. Нана уже была готова сделать заключение о скудоумии этой богини, но тут ей в глаза бросился рот Лады — тонковатые губы, что говорило о ехидстве характера. Возможно, это «белое и пушистое» существо выглядело не тем, кем казалось.
Лада поклонилась Сварогу, восседавшему на троне, но не слишком низко, не желая выражать покаяние. Она по-прежнему улыбалась, но в бирюзовых глазах её появилась насмешка, упрямство и даже какая-то злобность. Её первоначальная робость начала развеиваться.
Нана ожидала, что бог Неба, так разгневавшийся непокорностью Лады, снова раскричится, но, очевидно, он успел взять себя в руки за время, пока Перун отыскивал свою жену и вполне спокойно вопросил:
— Что скажешь ты, Лада, почему не явилась на званый пир вовремя? Ведь ты знала, что перед началом пира я собирался представить всему пантеону свою дочь.
— Прости, Сварог, — произнесла она, — я гуляла по лесу, собирала землянику, слушала пение птиц… Да вот как-то подзабыла про пир на небе.
Нана чуть не открыла от удивления рот: голос Лады совсем не соответствовал её хоть и не блиставшему яркой красотой, но всё-таки нежному облику юной девушки. Он басил, басил, как у смертной мужеподобной тётки, прокурившей гортань обилием сигаретного дыма. Нане подумалось, что от существа с несовершенной красотой и ужасным голосом и следовало ожидать плохого поведения, вплоть до проявления непочтения к верховному богу.
Сварог чуть улыбнулся краешком губ — снисходительно, но не добро.
— Взгляни, Лада, вот моя дочь, Нана, — он показал ладонью на сидящую за столом Нану. — Она будет новой богиней любви в нашем пантеоне. Но ты не огорчайся, Лада. Тебе тоже найдётся занятие. Ты можешь быть помощницей моей дочери. Рожаница — это тоже почётно.
