Лада навела на Нану взгляд злых насмешливых зеленовато-голубых глаз. Нана слегка кивнула ей, но даже не подумала встать в знак приветствия. Дерзкую выскочку следовало проучить пренебрежением. Ладе явно хотелось сказать что-то против того, чтобы перейти из статуса богини любви в ранг её помощницы, но она не решилась, видимо даже её упрямый ум сообразил, что возможно перегнуть палку и всерьёз разгневать верховного бога.
— Садись, Лада, за стол, — произнёс Перун, указывая на одну из лавок.
Но Лада раздражённо дёрнула плечом:
— Я сама знаю, где мне садиться! Не указывай мне!
Она обошла стол, приблизилась туда, где сидела Нана и, потеснив локтём сидевшую рядом с Наной богиню Живу, пролезла между ними. Именно — пролезла, а не села, как подобает божеству: аккуратно подняться в воздухе над полом на высоту лавки и опуститься, никого не задев. Лада же плюхнулась на лавку и перекинула ноги, пихнув узкими носками красных сапог бедро Наны. Нана возмутилась было, но промолчала. Позже она разберётся с этой нахальной невежей Ладой, поучит её манерам. Но не на пиру.
Тут Нана заметила, что светло-русые косы Лады отливают чем-то бледно-зелёным. Не так, конечно, как у русалки — цвет тины, но зелень струилась каким-то странным налётом. Нане стало смешно и она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
Потом ей подумалось, что Лада не стоила того, чтобы её персоне уделяли слишком много внимания. Нана решила попробовать каждое из блюд за столом, чтобы впоследствии материализовывать себе то, что понравится. Уж если не нашла суженого, так побаловать себя кулинарными изысками!
Пробуя то одно, то другое за столом, Нана украдкой рассматривала лица богинь, сидевших напротив. И как бы ей ни хотелось думать о Ладе, всё равно в голову лезли сравнения с другими женскими божествами из нового пантеона её отца.
Лада явно уступала в красоте другим богиням. Даже хищная красота Мораны показалась Нане интереснее. Богиня смерти и зимы чем-то смахивала на сову, но это не обезобразило её, а даже шло ей, как Гаятри её скромность и робость. У Мораны был маленький аккуратный острый нос, чуть загнутый книзу, но как бы тонко выточенный и поэтому, скорее, придавал шарм лицу богини, чем уродовал его; большие серые глаза смотрели умно и в них, казалось, навсегда застыло что-то вопрошающее; над этими мудрыми глазами поднимались наискосок прямые тёмные брови; белые, как снег, волосы, были распущены по плечам густыми прямыми прядями, напоминающими сугробы.
Лада не брала в рот ничего из угощений на столе, только попивала брагу, время от времени заговаривая с кем-нибудь и разражаясь непонятным смехом к месту и не к месту. И как её басистый голос не соответствовал её девичьей внешности, так и смех не подходил её грубому голосу: он был визгливый, высокий, очень нервный. Ещё она постоянно болтала ногами под столом, то и дело задевая ноги Наны. Нане пришло в голову выплеснуть в лицо этой богине брагу из кубка. А почему бы и нет? Наверняка отец её поймёт и не рассердится.
Но настроение Лады неожиданно перекатилось в другую крайность и она, закрыв ладонями пухлое конопатое лицо, разрыдалась. Плечи её вздрагивали, она вся тряслась и плачущие звуки, которые она издавала, с каждой минутой по нарастающей становились всё громче.
Нана бросила взгляд на отца. Бог Неба вовсе не смотрел в сторону Лады, абсолютно игнорируя поведение той. Он был весел и о чём-то непринуждённо говорил с Перуном, сидевшим по правую руку от него, как первый помощник в пантеоне. Перун также не обращал внимания на то, что происходило с его женой. Велес, второй помощник Сварога, восседал по левую руку и также даже глазом не повёл.
Остальные же члены пантеона, вместо того, чтобы брать пример со своего правителя и подражать его поведению, которое, безусловно, было самым правильным, сотворили неописуемую глупость: они все уставились на Ладу, потом и вовсе пошла несуразица, потому что плачущую начали спрашивать о причине слёз. Все, кроме Наны, понявшей, что той обидно стать всего лишь богиней-роженицей после того, как сама себе назначила статус богини любви.
Дальше начался сущий идиотизм. Богини средней ступени повылазили из-за пиршественных столов, окружили Ладу и принялись гладить её по волосам и по плечам, сюсюкая, как малому ребёнку и упрашивая её не плакать. Это дало совершенно поганый результат: Лада разразилась такой истерикой, с такими воплями и проливанием слёз, что утешительницы бросились от ней врассыпную. Она выскочила из-за стола с прытью кошки, села на пол, принялась раскачиваться в разные стороны и по кругу, затем улеглась и начала кататься.
Нана тогда подумала: ” Как же это в месопотамском пантеоне твердят, что моих истерик невозможно вынести? Вот Лада — это настоящий мастер истерики, куда уж мне до неё!»
И она была права. Лада как будто обезумела: она принялась закидывать вверх ноги и бить ими об пол, платье сползло с них, и они оказались у неё невероятно тощие и абсолютно прямые, как палки. Она не переставала выть, кричать и лить слёзы в три ручья.
Сварог закрыл пальцами оба уха.
Нана бросила взгляд на Перуна. То сидел, напоминая собственного идола, вытесанного из дерева, ничего не говоря и глядя перед собой застывшим взглядом.
— В олимпийском пантеоне тоже есть бог грозы, как ты, Перун, — обратилась к нему Нана. — Ты, наверно, сылшал о нём. Он — царь богов. И у его жены очень крепкие нервы. Наверно, потому, что он не позволяет ей нервничать.
— Неужто идеальный муж? — блеющим высоким смехом хихикнул Велес.
— Идеальный не идеальный, но когда он подвешивал Геру между небом и землёй, прикрепив к её ногам утяжелители и с оттяжкой хлестал её хлыстом, то после этого все проблемы и неудачи казались ей сущими пустяками.
— Что ты скажешь на это, Перун? — снова смешливо проблеял Велес.
— Я люблю её, — пробасил свароговский громовержец.
Нана прислушалась к флюидам чувств, исходивших от Перуна и проанализировала их. Да, на самом деле влюблённость присутствовала, но она была полна боли, беспокойства и тоски, а не радости, умиротворения и жизненной силы. Это была такого сорта любовь, которую называют болезнью.
После пира Нана, оставшись наедине с отцом, возмущённо проговорила:
— Зачем, отец, ты позвал меня в этот пантеон, если здесь уже есть одна богиня любви?
— Да какая она богиня любви! — с досадой поморщился Сварог. — Божество она, безусловно, сильное. Если бы она поискала себя, то открыла бы в себе способности, что могли бы укрепить этот пантеон. Так нет же, делает то, что у неё получается плохо. Выдаёт желаемое за действительное. Я бы сказал, что она умеет вызывать чувства, но не любовь… Сродни привороту ведьминскому. Только приворот ведьмы держится недолго, а тут на время растянуться может. Не любовь, нет, любовная болезнь. Вот такие чувства она у Перуна вызвала своими силами.
— А она не так глупа, как кажется, — заметила Нана. — Выбрала себе лучшее из того, что есть. Самого высокопоставленного из богов, что после тебя.
— Она и меня в свои сети поймать пыталась. Даже распустила слух для своих адептов через пророков, что, якобы, она моя жена. Но потом поняла, что мужем я ей стать бы не смог, даже если бы хотел, придумала, что она моя дочь. Вот смертные и маются, не могут понять, жена она Сварогу или дочь! — засмеялся бог Неба.
Нана, обычно всегда поддерживавшая отца ответным смехом, если он веселился, на этот раз даже не улыбнулась.
— Однако, она проявила неуважение прежде всего к тебе, как к царю богов! — воскликнула она. — И ты довольно спокойно сносишь это, отец.
— Эта богиня не так давно начала жить на белом свете вне Хаоса и многого не понимает. Мне с такой строптивицей ещё не приходилось иметь дела, но пусть уж лучше показывает свой истинный характер, чем затаится и всадит нож в спину, как та…
Нана поморщилась:
— Честно признаться, эта Лада вызвала у меня желание, какого раньше никогда не было! Не поверишь, но мне хотелось, чтобы Перун вскочил со своего седалища, схватил свою сумасшедшую жену за косы и протащил её по всей вселенной, а потом ещё добавил ей плётки! Никогда я прежде такого не желала! Ни одной женщине! если мужчина поднимал руку на свою жену, это вызывало у меня горечь и отвращение. Я считала это главным недостатком Зевса, что он способен бить жену, пусть даже она это заслужила. А тут мне хотелось, чтобы Лада получила как следует.
