Фемида, наконец, как будто опомнилась, что публично продемонстрировала слабость, да, к тому же, наболтала лишнего. Она окинула диким зловещим взглядом Нану и Гекату и поспешила раствориться в воздухе.

Геката, увидевшая железную Фемиду в состоянии психического срыва, впала в «ступор» и долго не могла прийти в себя.

Нану же это всё только насмешило. И, к тому же, она сделала вывод, что богиня правосудия не такая уж и несгибаемая. Если она умеет смотреть, не мигая, своими жуткими металлическими глазами, это ещё не значило, что её ничем нельзя сломать. И сломалась-то из-за обычной перебранки между женщинами, всего лишь из-за слов. Кто бы мог подумать! А ведь раньше она лучше держалась, даже когда выносила суровый приговор своему сыну Прометею…

Нана вернулась во дворец отца и поведала пятерым планируемым владыкам мира о своём визите к Гекате и встрече с Фемидой.

Да, богов, решивших завладеть властью над земным шаром было пока пятеро, а не шестеро. Тот, кто должен бы стать шестым, Энки, был найден Ураном-Ану, но Энки колебался. Он обитал в голубом дворце, вместе с другими богами и также, как и они был растерян и обескуражен. Он провёл сумерки в Тартаре, закованный в цепи и всё ещё не мог прийти в себя. В своё время он был слишком велик и значителен, чтобы просто так принять то, что с ним случилось.

Нана поведала пятерым богам о истерике Фемиды со смехом, изображая гримасы этой богини и насмешила богов так, что они хохотали во всё горло.

А потом, когда веселье прошло, задумались о том, что хоть план Фемиды отыскать Метиду и развязать той язык был вилами по воде писан для самой Фемиды, но для них, могущественных богов, он может стать запасным вариантом.

О пилюлях, нейтрализующих вино истины и зелье, обращающем в камень, Нана умолчала, считая это чем-то незначительным. Она не собирается идти на пир к богам в голубой дворец и, возможно, дары Гекаты ей не пригодятся.

И вдруг она поняла, что пилюли против вина истины могут сослужить ей службу.

Она готовилась к встрече с четырьмя богинями и это вызывало в ней внутреннее напряжение. Она не знала их, но очень хотелось познать их, что они из себя представляли на самом деле.

Кое-что она прочла о них из Книги судеб, которую изучала вместе с Моханом. Когда она увидела на живой картинке богиню Майю, эта богиня не понравилась ей. Узнав, что Майя — богиня иллюзий в пантеоне Тримурти, Нана не восприняла её всерьёз, решив, что это наверняка жалкое божество, вроде олимпийской богини лжи Аты, которой был запрещён вход на Олимп.

Парвати или Кали, грозная победительница полчища демонов, не показалась Нане такой уж грозной и свирепой, даже не было ничего общего с тем безумным существом с выпученными глазами и высунутым языком, как изображали в храмах эту богиню. В Парвати было даже что-то озорное, жизнелюбивое, остроумное.

Информация о Сарасвати вызвала у Наны раздражение. Сведенья из книги говорили о том, что это была упрямая и строптивая богиня, хотя и покровительствовала мудрости и искусствам. Нана не любила упрямых и строптивых и эти качества не укладывались у неё с понятиями о мудрости. Они напоминали ей Прометея, из-за них он тогда заварил эту несуразную кашу, навредив и богам, и людям, а главное — себе. ” — И скажите на милость, где тут мудрость? — рассуждала Нана. — Мудрость — это когда делаешь всё на пользу себе, когда прибавляешь себе добра и чем больше его у тебя, тем можно считаться мудрее. А где мудрость, если от тебя добро убывает, а вред прибывает? Вот и эта Савитри-Сарасвати только навредила себе, Брахма привёл вторую жену, эту Гаятри. Но ещё большей глупостью со стороны Савитри было позволить этой Гаятри остаться второй женой Брахмы, когда в её воле было всё это прекратить.»

Личность Гаятри больше всех других огорчила Нану. Эта богиня была очень хороша собой, вероятно, когда в далёкие времена она была обычной смертной пастушкой, это была обычная невзрачная девушка, каких на Земле обитало миллионы. Став божеством, она обрела достойную её супруга Брахмы внешность. Это была луноликая красавица, с ласковыми коровьими глазами, опушёнными длинными густыми ресницами, аккуратными чёрными бровями, свежая, сияющая. Но главной особенностью её очарования являлись даже не черты её лица, а его выражение. Это было лицо очень застенчивой, скромной, милой и тихой девушки. Обычно такие качества натуры делали свою носительницу незаметной, неинтересной, скучной и производили, порою, ложное впечатление, что она глуповата. Однако, Гаятри они поразительно шли, они придавали ей обаяние и казалось, что даже помогли бы свести с ума любого мужчину, какого бы она пожелала. Они словно наделяли её женской силой, харизмой, перед которой трудно устоять.

Глядя на её лицо, Нана впервые за века бессмертия ощутила укол зависти. Прежде она никогда не знала этого чувства. Ей казалось, что завидуют только ей и многим хотелось быть ею. Нет, она не хотела бы ни в коем случае стать Гаятри. Ей только подумалось, что богиня с таким добродетельным лицом, как у этой одной из бывших жён Брахмы, наверняка обладает отличной репутацией, чего у неё, у Наны никогда не было. Без сомнения, такую благонравную жену хотят абсолютно все мужчины. Этой Гаятри не надо быть богиней любви, чтобы покорять сердца противоположного пола.

И от этих мыслей Нана ощутила уже другой укол: ревности. Ей подумалось, что если Гаятри, разведясь с Брахмой, выбрала бы себе в супруги Вишну, он бы не смог от неё отказаться. Он собирается жениться на Нане только потому, что Гаятри к нему равнодушна. А если бы он вызвал у Гаятри интерес, то он выбрал бы её и не помогло бы Нане привлечь его к себе никакими энергиями любви. Гаятри такая хорошая, что её хорошесть, без сомнения, сильнее могущества самой сильной богини любви.

А что если бы по сценарию судьбы Вишну был бы с самого начала женат на Гаятри? О, он так сильно любил бы её за её скромность и добродетель, что не развёлся бы с ней ни за что.

А если Гаятри передумает и решит, что ей подходит Вишну, что же, тогда он бросит её, Нану и уйдёт к Гаятри?

Нана ощутила, как в груди её нарастает тяжёлый слёзных комок. Она даже сама не заметила, как слишком громко и тяжело задышала от нараставшей волны ревности.

Мохан, читавший книгу судьбы, удивлённо повернул к ней лицо:

— Что с тобой, любимая? Тебя что-то взволновало?

Нана почувствовала, что не сможет сдержать слёзы. Её не хотелось, чтобы Мохан увидел её плачущей и начал задавать вопросы. Она поднялась было с седалища и хотела убежать подальше, чтобы дать волю слезам, но Мохан проворно обхватил её за талию и прижал к груди:

— Куда же ты от меня убегаешь?

И тут слёзы предательски хлынули из её глаз и она безудержно разрыдалась. Она сильно разозлилась на себя. Вот ведь, мало того, что не хватило силы воли не расплакаться, да ещё и накрутила себя так, что ревнует без причины. Как это ещё назвать, если не бешенство с жиру, если твой мужчина со всех сторон хорош с тобой, любит тебя и верен тебе, наслаждаться бы счастьем, так нет же, надо надумать какие-то проблемы, причину для ревности, дать волю идиотским фантазиям, да ещё и выдать себя слезами, что такой бред мог прийти в голову! Ей стало стыдно и она прикрыла лицо руками. А ещё недавно смеялась над истерикой Фемиды! А теперь вот сама опозорилась перед любимым.

— Милая, что тебя расстроило? — допытывался Мохан. — Ты мне скажешь?

— Не скажу, — всхлипнула Нана. — Мне стыдно.

— Ты стыдишься меня? Но разве мы уже не единое целое, что от меня можно что-то скрыть?

— Если я отвечу, то упаду в твоих глазах! — прохныкала Нана. — Я… Я подумала… Вернее, скажи мне, что ты думал о богине Гаятри, проживая с ней века в одном пантеоне?

— Плохо думать о ней у меня не было причины.

Нана оторвала ладони от мокрого лица и губы её задрожали.

— Значит, ты думал о ней хорошо?

— Только хорошо. Как она и заслужила.

Заплаканные глаза богини любви начали расширяться от волнения.

— То есть, ты замечал все её добродетели?